Манюня, юбилей Ба и прочие треволнения - Наринэ Абгарян

Каринке тогда крупно влетело. Мама с папой лично ходили к родителям Рубика – извиняться. Правда, тетя Лаура с дядей Хореном сказали, что можно было и не извиняться, потому что буквально за неделю до этого Рубик покалечил дворник нашей «копейки» Генриетты. Просто так покалечил, из чистого интереса «оторвется или нет». И теперь папа ездил по городку с торчащим поперек капота дворником, потому что обратно он не складывался, а оторвать его с концами у папы рука не поднималась, он все надеялся, что в мастерской починят, и на новый дворник тратиться не придется. Так что у наших с Рубиком родителей на почве стекловаты вышла боевая ничья, и на том они радостно разошлись.

Когда мальчики скрылись из виду, мы попытались привести себя в порядок. Но тщетно – волосы всклокочены, пуговицы оторваны, одежда в каких-то жутких пятнах.

– Все равно нам влетит. Пойдем хоть на шине покатаемся, – махнула рукой Манька.

– Пойдем, – обрадовались мы и поволокли шину на пригорок. Правда, покататься так и не удалось, потому что только мы выползли со стройки, как навстречу нам выплыла Ба. Она шла по улице, вся такая благодушная, в красивом темном платье в мелкий горох, в светлых лодочках и с баночкой малинового варенья. Душа Ба пела – впереди приятный разговор за чашечкой крепкозаваренного чая с лимонным бисквитом изготовления моей мамы и ароматным вареньем. Душа Ба цвела и пахла – одно удовольствие придумывать подарок хорошему человеку, а в том, что Кира хороший человек, не сомневалась даже Ба!

И тут наперекор ее благостному расположению духа из недостроенной аптеки выруливает процессия. Состоящая из лопнувшей шины и жалких, насквозь пыльных, имеющих самое непосредственное отношение к ней детей. Конечно, при таком визуальном насилии от любого радостного пения и цветения и следов не останется!

Ба встала как вкопанная. Мы замерли напротив, предусмотрительно выставив перед собой шину. Чтобы, если что, она послужила смягчающим обстоятельством между нами и Ба.

– Вот, – подала голос Манька, – шину на стройке нашли, тащим выкидывать.

Ба пробулькала что-то нечленораздельное в ответ.

– Чивой?

– Девять, десять. Считаю про себя, чтобы сдержаться. Пошли, деточки.

– Куда? – попытались выиграть время мы.

– Домой. Чаю попьем. С вареньем.

– Бить будете, да? – высунулась вперед Маринка.

– Пусть тебя твои родители воспитывают. А с этими разговаривать буду я. Пошли!

Ба выполнила разворот через левое плечо и, чеканя шаг, направилась к нашему подъезду.

Мы отдали шину Маринке.

– Спрячь на стройке, – велела Каринка. – Сейчас нас немножко накажут, а завтра мы покатаемся с пригорка.

– Хорошо.

– Я долго буду вас ждать? – крикнула Ба.

Мы мелко потрусили к дому – впереди гремела жилетом Каринка, следом трепыхалась Манька, замыкала эстафету я. Ба сверлила нас своим колючим немигающим взглядом поверх очков. Пропустила вперед, пошла, бухтя, следом.

Это. Я что хотела в наше оправдание сказать. Хотя оправдания нам, конечно же, нет. Мы сами видим, как тяжело приходится маме, – обстирывать и обглаживать четверых детей не просто сложно, а очень сложно. Плюс папа и его больничные халаты. Это же белые медицинские халаты, из капризного хлопка, который имеет обыкновение намертво срастаться с пятнами и расстается с ними с большой неохотой. У мамы практически каждый день стирка и глажка, и это не считая прочей работы по дому. А тут мы. Сущие вандалы. Что ни день, то новый подвиг. Накажи, проведи педагогическую работу. Никаких нервов не хватит. И главное, все бестолку! Дядя Миша вообще говорит, что наши головы работают навылет, потому что в одно ухо влетает, а в другое беспрепятственно вылетает.

Может, всё так. Но я хотела в наше оправдание сказать. Зато мы очень дружные дети и всегда придем на выручку друг другу. Вот как сегодня, например. Если бы драка была честной, один на один, мы вмешиваться не стали бы. Просто болели бы за Каринку. Но драка была нечестной, и наблюдать со стороны, как сестра дерется с тремя мальчиками, мы не могли. И, хоть знали, что по итогам боя шкуры спустят со всех, все равно вмешались. Потому что есть такое понятие, как взаимовыручка. И если в обычной жизни мы можем задирать друг друга, обзываться и даже драться, то перед лицом опасности всегда сплачиваемся. Не знаю, оправдывает нас это или нет, но за сегодняшнюю рукопашную мне не очень стыдно. Тем более что победа осталась за нами.

Ну а то, что нам влетело от взрослых, ничего страшного. Можно подумать! Ну наорали, ну поджопников отвесили, ну в ванную мыться погнали. Потом еще стирать заставили в воспитательных целях, и мы себе натерли знатные волдыри, пытаясь смыть пятна с одежды.

– Надя, все равно придется перестирывать, – вздыхала Ба, рассматривая Каринкины шорты, – здесь мазут, а здесь вообще ржавчина, ее ничем не извести.

– Значит, будет с ржавыми пятнами ходить, где я ей новые шорты возьму? Я тебя спрашиваю, где? – обернулась мама к Каринке.

– В универмаге? – предположила Каринка.

– Ага! – мигом отозвалась Ба. – В универмаге продаются огроменные байковые тумбаны, будешь в них щеголять?

– Не буду! – насупилась Каринка.

– Надо же! А я-то думала, что с радостью согласишься.

Потом мы подбирали одежду Маньке, а она привередничала – это ей мало, то наоборот велико, а это вообще без воланчиков! Итого она влезла в мое синее платье и недовольно бурчала – платье было ей совсем впритык и смешно топорщилось складками на животе и боках.

После праведных трудов нас усадили пить чай с бисквитом, и мы, громко отхлебывая из блюдечек, слушали дебаты Ба с мамой на тему того, что можно купить тете Кире в подарок.

Ба предлагала взять что-то полезное по дому и даже рвалась позвонить тете Фае, которая Жмайлик, чтобы та поговорила со своими знакомыми в «Посуде». А мама предлагала подобрать что-то из одежды, что-нибудь такое, что красиво оттеняло бы цвет Тетикириных глаз.

– А какого цвета у нее глаза? – полюбопытствовали мы.

Мама крепко задумалась.

– Вроде серые. Или вообще карие. Нет, черные. Кажется.

– А чего гадать? У Юрика уточним, – предложила Ба.

– Ахаха-а-а-а-а-а, – засмеялась мама, – Юрик в такие мелочи, как цвет глаз, никогда не вникает!

Тут как по заказу с работы вернулся папа, и мы высыпали в прихожую – выспрашивать у него цвет Тетикириных глаз. Папа какое-то время пытался честно вспомнить, а потом махнул рукой и начал юлить:

– Обычный у нее цвет глаз!

Но обтекаемыми ответами нас было не провести.

– Обычный – это какой? – потребовали уточнений мы.

– Как у всех! – отрезал папа. – Дайте мне переобуться, что вы над душой стоите?

– Вы спросите лучше, какого цвета у меня глаза, и отстаньте от него! – крикнула мама.

– А какого цвета у мамы глаза? – оживились мы.

Папа замер с тапками в руках.

– Какого? – спросил у нас заговорщицким шепотом.

– Зеленого, – пошутила Каринка.

– Конечно, зеленого, – возвестил в сторону кухни папа, – тринадцать лет живем вместе, я что, не знаю, какого цвета у моей жены глаза?

Мы покатились со смеху.

– Вот шлимазл, – высунулась в коридор Ба.

– Я же говорила, отстаньте от него, – выглянула следом мама.

– Пап, я пошутила, – прыснула Каринка, – у мамы карие глаза!

– Значит, и у Киры тоже карие – попытался увести разговор в сторону папа.

– Это с какой стати? – полюбопытствовала Ба.

– Мне так интуиция подсказывает!

– Я прошу прощения, зиселе, но в деревянном чурбане интуиции больше, чем в тебе!

Папа оскорбленно надулся щеками:

– Я мужик, и у меня мозг! Понятно? Это у вас за неимением логического мышления одна интуиция! Женщины! Волос длинный, ум короткий!

– Ой, как страшно, ой, напуга-а-а-ал! – Ба тыльной стороной ладони утерла выступившие над верхней губой капельки пота и подняла трубку телефона. – Ты мне скажи, Кира дома или на дежурстве?

– На дежурстве.

– Диктуй номер. Я сейчас все у нее узнаю. Вы только не шумите.

Мы столпились вокруг Ба, задержали дыхание.

– Алё? Кира, дорогая? Здравствуй, это Роза Иосифовна… Которая Шац, ага… Я что спросить хотела. Ты синие блузки носишь? Чтобы нарядные и цвет твоих зеленых глаз подчеркивали? Ах, глаза у тебя карие… А я-то думала, что зеленые… Какие блузки? Нет, это я просто так спросила, чтобы разговор поддержать, хе-хе… Я что спросить хотела. Юрик уже уехал? Вот и хорошо. До свиданья.

Ба торжественно положила трубку, уставилась поверх очков на нас:

– По крайней мере, теперь мы знаем – глаза у Киры карие, и синей блузки у нее нет!

– Ну ты, Роза, даешь, – расхохотался папа. – Теперь Кира всю ночь будет думать, что это было.

– Чем, интересно, думать будет? У женщин ведь мозга нет! Одни волосы, – пошла в наступление Ба.

– Вот волосами и будет думать! – не дрогнул папа.

– Зиселе, не заставляй меня уточнять при детях, каким местом думаете вы, ясно?