Как убивали СССР. Кто стал миллиардером. - Андрей Савельев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А теперь посмотрим, кто же сформировал состав учредителей Фонда развития этого университета, который в ценах 1991 года имел уставной капитал в 500 000 рублей. Это физические лица — чиновники разных уровней: Г. Попов (на тот момент мэр Москвы) — 100 000 рублей, А. Белявский (советник мэра) — 67,5 тыс. рублей, В. Ресин (вице-пре- мьер Правительства Москвы) — 65 тыс. рублей, Ю. Прошин (начальник ХОЗУ администрации Президента России) — 65 тыс. рублей, В. Лещинский (тоже чиновник ХОЗУ, а в прошлом — чиновник ЦК КПСС) — 65 тыс. рублей. Не беда, что таким участием чиновников в подобной структуре нарушены сразу Закон «О конкуренции и ограничении монополистической деятельности» и Указ того же Президента «О борьбе с коррупцией в системе государственной службы». Указы для собственных соратников пишутся, а не против них! И вопрос об источнике сумм, вложенных учредителями в уставной капитал и равных примерно десятилетней зарплате каждого из них, как-то задавать не хочется. И об источнике финансирования закупок квартир для профессорско-преподавательского состава Международного университета (право на покупку десяти квартир в год Г. Попов дал сам себе соответствующим распоряжением в ноябре 1991 г.) спрашивать бессмысленно («НГ», 18.09.92). От всей этой истории и без того за версту несет воровством.
О том, насколько далек Международный университет от проблем образования, говорит история о том, как группа жуликов пыталась вывезти из дома отдыха «Кунцево» (бывшего дома отдыха ЦК КПСС «Кунцево»), принадлежащего объединению «Кунцево» фонда развития Международного университета, несколько тонн медных брикетов («Новые рубежи», газета Одинцовского района Московской области, 07.11.92).
В апреле 1994 года Попов с помпой отмечал первый выпуск своего университета («президентский выпуск»). Выпускники — бывшие военные — не стеснялись говорить о том, что деньги для финансирования университета нашел сам Ельцин (будто он нашел эти миллионы под лавкой). Милости Президента хватило даже на шелковые мантии для выпускников.
Не оставил своим вниманием Г. Попова и его преемник на посту мэра. Лужков по примеру Ельцина своим распоряжением зачерпнул из бюджета города 10 млн рублей на содержание Международного университета, да еще персональный двухсменный автомобиль своему бывшему шефу выделил («Правда», 09.07.93).
Помимо «Попов-фонда» и Международного университета, бывший мэр был вплетен и в другие истории подобного рода. Став президентом Международного союза экономистов («Куранты», 20.11.91), он по распоряжению своего вице- мэра от 28.05.92 получил для союза здание по Тверской ул., д. 22-а («Дума», № 26, 1993). Приобретя пост президента Международной академии книги и книжного искусства («Ъ», № 19,1992), Попов поставил подпись под учредительными документами АО «Атамак». В письме прокурору города Г. Попов между тем сообщил, что сведениями о существовании такого АО не располагает.
Вдогонку уходящему мэру Моссовет попытался потребовать его отчета, но тут уж руки были коротки. Отставку-то принял Ельцин, и Попов уже не был должностным лицом, от которого можно было что-то требовать. Отставка была принята, и концы спрятаны в воду. Но если бы отчет все-таки состоялся (соответствующие условия, видимо, совпали бы с проведением судебного процесса о нанесении ущерба городу в особо крупных размерах), на поверхность выплыли бы все чудовищные нарушения законов, экономическая безграмотность и криминальные махинации. Для Ельцина подобное было недопустимой роскошью. Ведь Попов всегда выполнял роль его наиболее говорливой и «писучей» половины, а на президентских выборах на плакатах Ельцина красовались надписи: «Голосуюза Попова-Лужкова!». Поэтому Ельцин переступил и через закон, и через собственные указы. На пост то ли мэра, то ли главы администрации он назначил Лужкова. Слов о мэре и его полномочиях в законодательстве страны не было, вот и творил президент все, что «не запрещено законом». А потом творил свою реальность — без закона и здравого смысла! — назначенный президентом полу-мэр, полу-глава Юрий Лужков.
Уступив свое место, Попов переполз в политическую тень. Но политика достала его и там. Прежде всего, возмутились его недавние соратники по «Демроссии». Координационный совет московской организации направил в его адрес открытое письмо, в котором говорится: «Вы даете политический анализ событий после августа 1991 г., допуская ряд инсинуаций, граничащих с прямой клеветой на демократические силы. На посту мэра Москвы Вы, обладая властью, оказались не в состоянии ее использовать, что нанесло значительный урон авторитету демократических сил не только в Москве, ной в России… Организовав Движение демократических реформ, Вы в своих публичных выступлениях стали порочить «ДемРоссию», оставаясь формально ее участником…. В сложившихся обстоятельствах мы просим Вас сделать публичное заявление о выходе из движения, либо публично опровергнуть порочащие его высказывания» («НГ», 08.09.92).
На новой ниве — в РДДР — Попов вступил во владение отступным наследством, доставшимся ему от мэрских будней. Он стал во главе номенклатурной организации и снова сделал реверанс в сторону Ельцина, не собиравшегося уступать власть никому — ни на выборах, ни без выборов. Уже в ноябре 1992 года Ельцину втолковывалась идея «президентского правления» и насильственной отмены действующей Конституции («КП», 27.11.92). Именно в недрах РДДР был подготовлен сценарий переворота, реализованный в октябре 1993 года.
Попов во всем, кроме лжи, показал себя, как человек крайне бездарный. И все-таки все время обманывать весь народ еще не удавалось никому. На выборах 1993 года с поповской РДДР не пожелал иметь дело никто. Как ни навязывался Попов к Явлинскому (видимо, как собрат по цеху «экономистов»), как ни пытался оторвать от забытого теперь, а тогда заметного и влиятельного «Гражданского союза» жирный кусок, ничего не вышло. И голосовать за РДДР никто не стал. Ни в Москве, ни в Питере, ни в провинции.
Парламентские выборы были проиграны, прежние союзники по демдвижению объявили, что РДДР — эклектичное движение управленцев: союз номенклатурных капиталистов и идеологов, лево-горбачевцев и демократов, которые выдвинули лозунг союза с передовым аппаратом КПСС. На съезде РДДР в январе 1994 года от Попова отмежевались даже ближайшие соратники, не простив ему скептичное отношение к Егору Гайдару, обиженному Ельциным разорением его гнусной команды и замещением ее столь же гнусными, но другими людьми.
Подобные истории — когда предают свои — в среде либеральной бюрократии дело обычное. Но они в большинстве случаев не кончаются разрывом отношений. Об этом говорит и «история любви» Попова и Ельцина. В публикации первого в «Московских новостях» (1987) поддерживается решение об освобождении второго от руководства Московской партийной организации, в отношение бунтовщика приводится цитата' из Ленина («нам истерические порывы не нужны»). В жизни нормальных людей с нормальной психикой после таких пассажей, после такой «ненужной низости» (не составляло труда просто промолчать) руки друг другу не подают. Не то в среде номенклатурной, бюрократической, олигархической. Тут позволено делать друг другу гадости, а потом публично лобызаться. Но если кто-то оступился, то никто руки помощи не подаст.
Тут бы и угомониться, подумать о душе, о грехах своих. Но внутренняя сущность номенклатуры не терпит умиротворения. Покой им только снится. С начала 1994 года Попов натужно пошел на второй круг своей политической судьбы, начав снова с проверенной позиции — с позиции лжи. Он понимал, что за крутыми событиями 1993 года позабылись его управленческие художества в Москве, и снова можно было наполнять прессу своими упражнениями в измышлениях всякого рода вздора. Схема оставалась все той же: покритиковать слегка курс властей, высказать нечто с виду глубокомысленное, а дальше начать наворачивать план мероприятий, обоснованный этим фиктивным глубокомыслием.
Вот Попов говорит: «Народ не хочет стрельбы» («АиФ», № 8). Вроде бы банальность. Но банальность становится целой публицистикой, если добавить еще банальностей: «Власть после августа была блоком двух бюрократий: молодой и старой», «Нам остается только одно — искать вариант коалиции политических сил», наконец, в правительство должны войти те, кто «способен создавать долгосрочную программу», и те, кто «способен тянуть воз». Как тут не вспомнить умозаключение товарища Брежнева: «В магазинах недостаточно гречневой крупы. Товарищи! Надо сеять больше гречихи!» Все кивали головами: надо! И рассчитывали, что делать будет кто-то другой. И Попов вовсе не собирался что-то делать. Просто он рассчитывал на полных дураков и дилетантов в политике. Дуракам все внове, а дилетанты не знают о том, что Попов снова подсовывает им вранье.
И снова пишет Попов с пафосом обличения: «На самом деле, скажите, в чьей предвыборной программе была шоковая терапия? Ее ни у кого не было. В чьей программе было упразднение СССР? Ни в чьей. В чьей программе было то, что губернаторы, мэры и т. д. назначаются сверху? Опять ни у кого этого не было. Так что после августа 1991 года «под шумок» была выдвинута совершенно другая концепция реформ, отличная от той, которая получила одобрение при голосовании в июне 1991 г. за Президента».