Колыбельная для двоих - Барбара Вуд

Побыть наедине с сестрой Мария смогла только поздно вечером.

Мария мысленно представила комнату младшей сестры.

Царящий в ней хаос, бросающаяся в глаза несообразность соседства портрета Иисуса с музыкантами из популярной группы. Ярко-оранжевая наклейка на доске для записей с надписью «Скажи нет Никсону».

Увитая свежими одуванчиками гипсовая статуэтка Девы Марии. На кровати, обложкой вверх, лежал последний новомодный бестселлер. Из динамиков проигрывателя звучала популярная на этой неделе песня Эми «Телстар». Эми сидела «по-турецки» в центре комнаты и вязала осьминога из розовой пряжи.

Мария постучалась и, решив, что Эми услышала стук, просунула в комнату сестры голову.

— Привет. Можно войти?

— Эй! — воскликнула Эми, быстро спрятав ножницы и пряжу за спину, — стучаться нужно!

— Я стучала, — Мария бросила взгляд на проигрыватель, — очень громко, можно сделать немного потише?

Двенадцатилетняя девочка крутанулась на попе, пряча за спиной осьминога.

Мария вошла в комнату, закрыла за собой дверь и направилась к проигрывателю, чтобы приглушить звук.

— Знаешь, кто ты? — с умным видом произнесла Эми, — ты специалист по порче сюрпризов!

Мария обернулась.

— В смысле?

Эми вытащила из-за спины осьминога, у которого были сплетены только два щупальца, а из прорех в пряже виднелся пенопластовый шарик.

— Я делаю это для тебя.

Мария села перед Эми, пряча руки под бедрами.

— Хорошенький. И цвет мой любимый.

— Это прощальный подарок, я хотела сделать его до твоего отъезда.

Марию пронзила острая боль, но ей удалось удержать на лице улыбку.

— У тебя есть еще время. А чего ты не смотришь свою любимую передачу?

Эми сконцентрировала все свое внимание на осьминоге — отсчитывала пряди для третьего щупальца.

— А вместо нее показывают бейсбол. «Доджерс» играет.

Мария печально кивнула, наблюдая, как каштановые волосы Эми упали ей на лицо.

— Эми, ты будешь по мне скучать?

— Еще бы! Жаль, что я не могу поехать с тобой. Вермонт, это же супер! К тому же на целых три месяца. Я и не знала, что у тебя есть там подруга. Даже не представляю, как ты проживешь без Майка целое лето.

Мария закрыла глаза и тяжело сглотнула. «Эми, — с грустью подумала она, — как бы мне хотелось рассказать тебе обо всем. Я ненавижу лгать тебе. Ты должна знать правду, должна. В конце концов, я не сделала ничего такого, чего бы я должна была стыдиться».

Время от времени до ее сознания долетал голос Эми.

— Завтра я с друзьями собираюсь в Диснейленд. Там поставили новый аттракцион, называется…

«К тому же, — думала Мария, — ты, в отличие от всех остальных, поверила бы мне, скажи я тебе, что не сделала ничего плохого».

Сердце Марии учащенно забилось.

— Эми… я хочу тебе что-то сказать…

— Да? — Двенадцатилетняя девочка подняла голову и посмотрела на сестру взглядом умудренной опытом женщины. — Я тоже хочу тебе что-то сказать.

Увидев, что с лица Эми исчезло детское выражение, Мария нахмурилась.

— Что такое?

— Ну, я уже давно хотела сказать об этом тебе и родителям, но у меня не было возможности сделать это. Сначала они были расстроены из-за твоего аппендицита, потом я уехала в Сан-Диего, а за ужином они меня вообще не слушали, потому что были чем-то обеспокоены. Ну, ты сама знаешь, как они иногда могут. В общем, раз ты завтра уезжаешь, Мария, я скажу тебе об этом сейчас.

Мария вздохнула и в ожидании уставилась на сестру. Эми аккуратно положила ножницы и пряжу на пол, вытерла об штаны руки и со свойственной ей самоуверенностью во взгляде посмотрела на сестру.

— Я хочу стать монахиней, — тихо произнесла Эми.

Слова повисли в воздухе. Мария смотрела на сестру во все глаза. Через секунду ей захотелось рассмеяться и потрепать девочку по голове, но, увидев в огромных карих глазах серьезность и твердость намерений, Мария почувствовала, как ее охватил необъяснимый страх.

— Эми, ты серьезно?

— Конечно, серьезно. Ой, я знаю, что ты скажешь. Многие девочки говорят, что хотят стать монахинями, но спустя какое-то время полностью забывают о своем желании. Я много думала об этом и разговаривала на эту тему с сестрой Агатой. Она говорит, что в следующем году сможет взять меня в свой орден, в монастырь, где я буду учиться в школе, пока не стану послушницей.

Мария, дрожа всем телом, закрыла глаза.

— Эми…

— Знаешь, Мария, кто натолкнул меня на эту мысль? Ты! Несколько лет назад ты сказала, что хочешь стать монахиней, чтобы помогать людям. Мне было тогда всего десять лет, и я подумала, что нужно тронуться умом, чтобы захотеть быть монахиней. Ну там, из-за того, что им нельзя ходить в ярком и красить губы помадой. Но потом, Мария, когда я начала ходить на занятия по катехизису, я стала беседовать с сестрой Агатой. Она рассказала мне о всех тех благих деяниях, которые совершают монахини, на манер миссионеров или сестер милосердия, о том, что они не только учат в школе и шьют церковные одежды. Потом я вспомнила о том, что ты говорила о Корпусе мира и о том, как бы тебе хотелось помогать обездоленным людям. Я решила, что я тоже хочу делать это. Я хочу быть такой же, как ты Мария, но только я хочу делать это для Иисуса. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Взгляд, в котором чудесным образом смешивались детская чистота и неожиданная взрослость, заставил Марию отвернуться. Ей хотелось разрыдаться, убежать от восхвалений младшей сестры, от взгляда ее круглых глаз, в котором читалось обожание.

Не зная, что сказать, Мария обвела взглядом комнату. Она посмотрела на разбросанные балетки, на заброшенные куклы Барби, на нетронутые книжки про Нэнси Дрю[12], на недавно повешенный на стену новый плакат с Джеймсом Дарреном, на висевший на дверной ручке бюстгальтер с поролоновыми чашечками. «Эми, не торопись стать взрослой», — с грустью подумала Мария.

— Что скажешь?

Мария нашла в себе силы улыбнуться и сдержать дрожь в голосе.

— Ух ты, серьезное решение!

— Я знаю, но сестра Агата говорит, что пребывание в монастыре поможет мне принять решение. Она говорит, что из меня получится отличная монахиня, и она уже поговорила обо мне с матерью-настоятельницей. Я знаю, что маме с папой понравится эта идея.

Эми нахмурилась.

— Мария! Что-то случилось?

— Нет! — Мария улыбнулась самой лучезарной из своих улыбок.

— Эй, я очень рада за тебя!

Она сжала руку сестры.

— Мария, а почему бы тебе ни пойти в монастырь вместе со мной?

— Ой… — в ее смехе послышались истеричные нотки, — как же я могу быть одновременно монахиней и женой Майка, а?