Бросок в пространство - Роберт Кроми

— Не могу придраться ни к чему! Что поделаешь с такой преснятиной, как марсовское общество! У них даже скачек нет, между тем они находят жизнь возможной и не только возможной, но и приятной. Собаки здесь есть отличные, а псовой охоты нет, и с собаками они обходятся с такой пощадой, какой на Земле не всегда и люди дождутся, хотя здесь болонки и моськи не властвуют над людьми, как бывает иногда у нас. Погоду марсовцы сами себе устраивают, значит, говорить о ней в обществе уже не приходится, а темы для разговоров все-таки находятся; женщинам дарованы одинаковые права с мужчинами, и они нисколько не хуже от этого. Высшие сословия держат себя безукоризненно и, по-видимому, вполне довольны своим положением; низшие сословия сыты, обуты, одеты прилично, и им как будто это нравится. Бедных сословий здесь нет; здесь не верят в благодетельное влияние бедности, в возвышающий элемент нужды, в очищающее действие непосильного труда и жизненных лишений — словом, во все те принципы, в непреложности которых у нас на Земле так глубоко убеждены богатые.

— Прекрасно, Блэк, я горжусь вами! — воскликнул Мак Грегор громким голосом, не боясь разбудить спавших хозяев, чего, впрочем, не могло случиться, так как стены комнат были толстые, а двери запирались плотно. — Продолжайте, продолжайте!

— Да, продолжайте, Блэк, — заметил Гордон. — Вы сегодня точь-в-точь такой, каким я помню вас на Аляске.

— Благодарю вас, — сказал Блэк, очевидно польщенный, хотя стараясь принять на себя равнодушный вид. — Но я не могу продолжать, потому что не понимаю здешней системы — ее происхождения и целости, как сказал бы м-р Бернет.

— В чем же вы затрудняетесь, м-р Блэк? — с участием спросил ученый.

— Меня, повторяю, затрудняет вся система, — ответил Блэк самоуверенным тоном, какой редко решался принимать, говоря с Бернетом. — Судите сами, — продолжал он горячо: — разве мы, обитатели Земли, можем понять, что здесь творится? Те, которые имеют много, не стараются присвоить себе еще больше, у тех, которые имеют мало, не отнимается последнее, как у нас. А между тем они не стремятся сделать, чтобы почва или что бы то ни было собственностью на ней подчинялось государственному контролю. Напротив, здесь каждый индивидуум имеет вес.

— Отлично, Блэк! — воскликнул Мак Грегор, хлопнув политика по плечу. — Наконец-то мы доняли Бернета!

Но ученый, по-видимому, далеко не считал себя «донятым».

— Скажите, м-р Блэк, — спросил он, — признаете вы действие марсовской системы удовлетворительным?

— В результатах? Конечно, — отвечал Блэк. — Но я не знаю — правильно ли будет сказать «действие системы», когда все здесь делается как попало, наобум.

— Вот в этом-то вы и ошибаетесь. Напротив, здесь ничего не делается наобум.

— Вы так думаете?

— Уверен.

— Докажите! — воскликнул Блэк, окончательно вошедший в азарт.

— Извольте, — отвечал Бернет спокойно. — Безусловное совершенство марсовской системы состоит именно в том, что она создана не теоретиками и не законодателями.

— А кем же?

— Прогрессом.

— Ну, Бернет, не говорите загадками, — вмешался Мак Грегор. — Не то вы опять собьете Блэка с толку. Что вы хотите этим сказать?

— А вот что. Вы можете обезглавить тирана, перевешать шайку разбойников, перестрелять десять тысяч диких с целью разрушить преграду к племенному развитию. Но эти меры — может быть и целесообразные — могут быть полезны только как ведущие к истреблению элементов, враждебных прогрессу; самого прогресса они не создадут никогда. Не бывало еще примера, чтобы город, даже уже находящийся на пути к свободе и к цивилизации, сделал хоть шаг вперед в этом направлении в силу того, что на его стенах было выставлено несколько лишних отрубленных голов. Подобные отвратительные трофеи составляют только инцидент на пути к развитию, а никак не ускоряют его.

— К чему же вы все это клоните? — спросил Блэк, еще не понимая сущности аргументов противника, но уже инстинктивно чувствуя, что почва ускользает у него под ногами.

— Я отношу это к выводам земных теоретиков и к их высокоумным самообольщениям, которые к великому вашему горю на Марсе неизвестны.

— Я не вижу, каким образом слова ваши могли бы относиться к ним, — заметил Блэк резко.

Прочие слушали разговор с большим интересом: редкий из них решался спорить таким образом с Бернетом.

— Постараюсь высказать мысль мою яснее, — продолжал ученый. — Ваши теоретики…

— Почему вы называете их моими?

— Ну, словом, наши популярные теоретики, — поправился Бернет, — мечтают создать образцовое общество из людей, большинство которых далеко не может назваться образцовыми, и именно их-то несовершенство и служит базисом для этих теорий. Они предлагают разрушить систему, созданную специально с целью обуздывать вредные влияния, и создать на место ее другую, в силу которой эти влияния будут иметь полную свободу. Но они забывают, что административная власть, на которую они возлагают также ответственность, зависит даже по смыслу собственной их теории от желаний массы индивидуумов. Этих же индивидуумов они мечтают обуздать, преобразовать, упорядочить и просветить с помощью властей, избранных самими же индивидуумами. Другими словами, они мечтают построить великолепный замок и с сообразительностью, вполне соответствующею безрассудству их теорий, начинают с того, что кладут верхний камень самой высокой башни здания. Подобный план никогда не может иметь успеха…

— Да, нечего сказать, весьма практическая архитектура! — вмешался Гревз.

— Я не думал делать такого сравнения, — сказал Бернет, улыбаясь, — но как иллюстрация оно довольно удачно.

— В таком случае вы, может быть, соблаговолите объяснить, — возразил Блэк сердито: — почему марсовская система, основанная, я утверждаю, вся на случайностях, действует так хорошо.

— Я уже сказал, что она не причина, а именно следствие прогресса, того несомненного прогресса, которого не могут не замечать ни умные люди, ни глупцы, хотя никто не в состоянии объяснить — каким именно образом он совершился. С помощью его люди познают, что мудро, что справедливо, что может дать счастие и издают благотворные законы с целью упрочить за собою блага, приобретенные ими с помощью этого познания. Но они не повелевают указом людям быть мудрыми и счастливыми. Марсовцы начали с того, что занялись просвещением их индивидуумов, они усовершенствовали самих себя, а просвещенная власть организовалась уже сама собою. Они начали строить свое здание не с верхушки, а с фундамента. Их система социальной экономии не создалась в одну ночь, не возникла из хаоса, оттого, что какой-нибудь экспериментист-теоретик сказал: «я так хочу», а вырабатывалась медленно, по мере усвоения ими прочных истин.