Грубиян на одну ночь - Мария Летова

Избавившись от шашлыка, жду, пока Люба усядется рядом со своим благоверным, и занимаю свободный стул рядом с ней.

Калинкин со своим пловом заходит следом, но я смотрю на Риту, которая выглядит слегка деревянной.

Уперев в стол глаза, крутит между ладонями стакан с апельсиновым соком.

Поведение ни хрена для нее несвойственное.

Сдвигаю брови и смотрю на Чернышова, который сидит напротив. Он ни хрена небезмятежный.

Че тут происходит?

— Влад, сядь уже, а? — просит Калинкина супруга.

Усевшись на стул рядом со мной, он расслабленно улыбается.

— Маргарита. Помоги молодому человеку с рекламой, — кивает на меня. — Будь другом.

Блин.

Чувствую тупое смущение и желание сменить тему.

Смотрю на нее исподлобья.

— С рекламой? — спрашивает хрипловато, поднимая глаза.

Ее губы подведены помадой, по цвету напоминающей ее “натуральный” цвет, и они охеренно манящие.

— Ага, — продолжает Влад, — Нужно ему бизнес раскачать. Ты умеешь, я знаю.

— Что за бизнес? — интересуюсь, бросив на меня косой взгляд.

— Позже расскажу, — говорю, не спуская с нее глаз.

— Дай человеку визитку, — просит Влад.

— Да ради Бога, — пожимает она плечом.

— А мне не дает, — влезает в разговор Петровский.

Повернув голову, смотрит на Марго, и я вдруг вижу жадный интерес на его покрасневшей роже. Гребаный жадный и агрессивный интерес, от которого мое тело в секунду напрягается.

— Значит, плохо просил, — посмеивается Влад, очевидно, находясь не в теме того, что здесь, кажется, назревает какой-то пиздец, эпицентром которого, как обычно, является Маргарита Айтматова.

— Не по вкусу я даме, — толкает ее плечо своим. — Да, Рита?

Марго шарахается, а у меня слегка падает забрало.

Кажется, она опасается того же. Взметнув вверх глаза, смотрит в мои. И я вижу в ее глазах панику и предупреждение.

Блять.

Сжимаю в кулак руку.

— Дама должна отвечать? — пытаясь сгладить ситуацию, Марго смотрит на него с деревянной улыбкой.

— Ответь, я не обижусь, — говорит с желчью и забрасывает руку на спинку ее стула.

Снова ловлю на себе предупреждающий взгляд, но у нее участился пульс и чуть покраснели щеки, потому что нервничает. И не из-за меня. Она боится прокурора Петровского, ее реакции на него такие яркие, что у меня в крови тестостероновый взрыв.

Осмотрев присутствующих, вижу напряжение разной степени. Именинница отводит глаза, парочка на противоположном торце стола и какой-то незнакомый мне мужик делают то же самое, Чернышов мрачно постукивает по столу пальцами, Романов откашливается в кулак.

Если она думает, что, следуя ее тупым правилам и ультиматумам, я буду вести себя так же, то ошибается. До нее доебывается пьяный мужик прямо на моих глазах. Сколько желающих поступить с ней так же я не знаю, но думаю, что таких хватает.

— Георгий, — осторожно говорит Калинкин, — ты девушку не смущай.

— Да мы болтаем просто, — ладонь Петровского поднимается и костяшками пальцев он проводит по голой коже ее плеча.

Марго вздрагивает, а в моем кулаке трещат кости.

— Этому дала, — продолжает он, бездумно тыча подбородком на присутствующих. — Тому дала, а прокурору не дам? Да?

Марго вскакивает со стула.

Выбросив руку, Петровский хватает ее бицепс и усаживает назад, как гребаную куклу. Грубо и жестко, отчего у нее, кажется, щелкнула челюсть.

— Сядь, — объявляет повелительно.

Именно в этот момент у меня окончательно срывает чеку.

Все, что успеваю увидеть, вскочив со стула — метнувшийся на меня взгляд мэра.

Стул с грохотом падает на пол.

Не зная, с чем конкретно имеет дело в моем лице, Чернышов остается сидеть на месте, но голос моего зятя за спиной рычит с секундной задержкой:

— Глеб!

Слышу, как скрипят по деревянному полу ножки его стула, но двигаюсь быстро, и не оглядываясь.

На лице Риты растерянность от грубости, которую позволил себе малознакомый ей человек, но растерянность мгновенно сменяется паникой, когда ее глаза взмывают вверх к моему лицу.

Обогнув Влада, смотрю на Петровского. И на ходу предупреждаю:

— Убери руки.

— А ты кто такой? Еще один ёбарь? — бросает и выпускает ее руку.

Дернув за другой локоть, поднимаю Айтматову со стула и толкаю в угол.

Цепляясь за мою футболку, сопротивляется и лепечет:

— Глеб… не надо…

Голос дрожит, и выглядит она так, будто сейчас расплачется.

— Отойди, — пытаюсь отцепить от себя ее руки.

На плечо ложится рука Романова, которого предупреждаю:

— Отъебись.

— Стрельцов… пожалуйста… — выпаливает Рита.

— Отойди, сказал! — гаркаю, отпихивая от себя.

На противоположном конце стола подхватывается со стула Чернышов.

Оттолкнув Романова, делаю шаг вперед и хватаю Петровского за ворот его рубашки.

— Руки, блять, — цедит, не двигаясь с места. — Ты попутался, мальчик?

— Еще раз ее тронешь, — говорю, склонившись так, чтобы смотреть ему в глаза. — Я тебе глотку вырву.

— Пальцем меня тронь, сядешь далеко и надолго, — предупреждает.

Сейчас вижу, что пьяный он только наполовину. Отчет своим действиям отдает прекрасно. Глаза цепкие и злые, хоть и красные.

Отпустив его, выпрямляюсь и шарахаю ногой по стулу, на котором он сидит. Вместе с ним прокурор летит на пол. От неожиданности успевает только слегка сгруппироваться, но рожей все равно целует деревянный настил.

Со стола падает посуда. Оставшиеся сидеть за ним, вскакивают. Визг. Непричастных здесь больше нет.

— Ах ты, сука! — орет Петровский, барахтаясь. — Я тебя, блять, закопаю!

Возникший передо мной Романов предупреждает с нажимом:

— Стой тут.