Между нами и горизонтом (ЛП) - Харт Калли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне плевать, что ты думаешь, Салли. Я всегда говорю правду.
— Вот как. — Это был не вопрос. Его голос понизился в конце, сказав мне, что он не поверил мне ни на одну долю секунды. — Тогда скажи мне. Почему ты решила остаться на острове? Потому, что Линнеман сказал, что не получишь денег по контракту, если уедешь? Хм? Я знаю все о ресторане твоих родителей в Калифорнии. Как бы ты спасла положение, если бы не вернулась домой с этим милым толстым чеком на сто тысяч долларов, лежащим у в заднем кармане, да?
— Ты совершенно прав. Возвращение домой без этого чека было бы катастрофой. Но я бы нашла другую работу. Взяла на себя всю работу, которую смогла бы найти, если бы пришлось. Не боюсь тяжелой работы. Я бы что-нибудь придумала, потому что это у меня хорошо получается. Разгребать дерьмовые ситуации.
— Как с дерьмовой ситуацией с твоим бывшим мужем?
Шок вспыхивает во мне, оставляя кислый и неприятный привкус во рту.
— Откуда ты знаешь про Уилла?
— Ну, ты все же знаешь обо мне, Лэнг. Уверен дневник Мэгс дает тебе много информации. Поэтому я решил, что должен немного выровнять игровое поле. У меня был друг, который провел пару часов, просматривая твой онлайн-след. Он прислал мне основные сведения: подробности вашего развода. Бизнес твоих родителей. Твою школу закрыли. Ты потеряла работу. И нашла ее здесь.
— Ты просто невероятен.
Салли вздыхает.
— Тебя действительно волнует, если я знаю, что твой бывший муж изменил тебе? Неужели?
— Да!
— Почему? — Он такой спокойный. Такой рассудительный. И такой бесящий. По его мнению, у меня не было ноги, на которую можно было бы опереться. Он никогда не поверит, что я не читала этот проклятый дневник. Никогда. Во мне бурлит возмущение и его трудно подавить. Улыбка Салли становиться еще шире. — Как насчет того, чтобы перестать притворятся, и признаться мне, почему ты на самом деле здесь прямо сейчас?
— Я же говорила…
— А я говорил тебе, что ненавижу лжецов. Ты отрицаешь, что тебя влечет ко мне? Даже если ты знаешь, что не должна это чувствовать? Даже если знаешь, что это странно, потому что я дерьмово отношусь к детям Ронана? — Кажется, на него совершенно не подействовали слова, слетевшие с его собственных губ. Его, похоже, не волнует, что они подействовали на меня. Он просто сидит, смотрит на меня, ожидая моей реакции.
Он не победит. Не в этот раз. Даже если это означает поставить себя в неловкое положение, признавшись в чем-то, что я избегала признавать даже самой себе. И то, что он говорил раньше о людях, игнорирующих свои проблемы или просто игнорирующих свои чувства, не имеет к этому никакого отношения. Я это знаю.
— Ладно. Да, ты прав. Меня влечет к тебе. Это не то, чем я особенно горжусь. Не из-за Ронана, или из-за Эми и Коннора, а потому что ты злобный, ужасный человек, который видит только плохое во всем и во всех, и влечение к такому человеку, как ты, вероятно, сделает меня тоже ядовитым, несчастным человеком. По крайней мере Ронан был…
Салли поднимается с дивана гораздо быстрее, чем я ожидала, и встает надо мной, тяжело дыша.
— Не делай этого, — отрезает он. — Прежде чем ты даже подумаешь закончить это предложение, пожалуйста, не сравнивай меня с моим братом.
— Почему нет?
— Когда ты один из близнецов, когда ты так похож на кого-то другого, с кем рос, учился, развивался, становился мужчиной, тогда все, что люди хотят сделать, это найти различия между вами. Он был добрее. Ты злее. Он был созидатель. Ты разрушитель. Он был семьянином. Ты милитарист. Это полная хрень. Я не хочу этого слышать. Особенно от тебя — кого-то, кто знал Ронана всего пять гребаных минут, и кто до сих пор вообще не знает меня.
— Я бы узнала, если бы ты мне позволил!
— Я не хочу...
Комната взрывается пронзительным, пугающим звуком, прервавшим наш спор. Салли чуть не выпрыгивает из своей кожи, вращаясь вокруг, с дикими и широко раскрытыми глазами, его грудь быстро поднимается и опускается.
— Что это за чертовщина? — кричу я.
Салли все еще выглядит взвинченным, но внезапно его охватывает спокойствие.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Детектор дыма, — говорит он тихо, так что я едва слышу его из-за шума. —Ты подожгла мою кухню, Лэнг.
— О, черт, тушеное мясо! — Я бросаюсь на кухню. Газовая горелка под чугунной кастрюлей, в которой готовилась еда, обуглилась, и из-под нее поднимается черный дым, тонкой струйкой, но этого достаточно, чтобы включить сигнализацию. — Черт. — Быстро выключаю горелку и передвигаю кастрюлю, проверяя внутри, чтобы оценить ущерб, нанесенный тушеному мясу. К счастью, все выглядит нормально. Оно даже не пригорело на дне. Однако, основание кастрюли испорчено. Сигнал тревоги прекращается, но у меня продолжает звенеть в ушах.
— Как-то не подумал спросить, прилично ли ты готовишь, прежде чем пустить тебя сюда, — говорит Салли позади меня. — Дай мне посмотреть.
Я отхожу в сторону, а он начинает осматривать и проверять плиту.
— Эта секция не работает, — констатирует он, скорчив гримасу. — Давно пора заменить. Иногда она загорается, когда горелка становится слишком горячей.
— Значит, это не моя вина?
— Нет, не твоя, Лэнг. Расслабься. Иди, садись. Я принесу еду.
Начинаю спорить, ему нельзя поднимать тяжелые кастрюли или раскладывать еду. Весь смысл моего прихода сюда был в том, чтобы ему не пришлось... Но потом я вижу выражение его лица и пячусь из кухни, не сказав больше ни слова. Вскоре он приносит две миски, потом возвращается за печеньем, которое я испекла в духовке. Мы едим молча, Салли съедает только половину еды в миске, которую сам себе наложил, прежде чем со стоном отставляет ее в сторону.
— Ну, давай. Скажи, что моя еда отвратительна на вкус.
— Это было вкусно, Лэнг. Но ты, наверное, заметила, что я сейчас немного не в себе. Мой аппетит не такой, как раньше.
— Тебе стоит лечь в постель. Отдохни немного, — говорю я ему.
— Здесь слишком много гребаных лестничных пролетов. Я буду спать прямо здесь, пока немного не поправлюсь.
Откинувшись на спину и обхватив руками туловище, он растянулся на трехсекционном диване, закинув ноги на подушки, и закрывает глаза, тяжело дыша. Еда, кажется, отняла у него все силы. Действительно вытряхнула из него все что было. Его лицо стало еще бледнее, чем раньше, и липкий пот снова выступил на лбу.
— Ты выглядишь бледным, Салли. Как думаешь, сможешь стать дружелюбным на пару минут, пока я проверяю у тебя температуру?
— Конечно. До тех пор, пока ты не попытаешься засунуть градусник мне в задницу.
— Обещаю, это самое последнее, что я планирую сделать.
Я понятия не имею, где его аптечка, и не захватила ее с собой из большого дома, поэтому делаю по-старинке, прикладываю тыльную сторону ладони к его лбу.
— Уверен, что это точный метод, — ворчит Салли.
— Достаточно точный, чтобы сказать мне, что ты сгораешь. Господи, Салли, тебе не следовало покидать медицинский центр. О чем ты только думал?
— Я думал, что у меня больше шансов выжить дома, где Гейл не сможет случайно накачать меня адреналином вместо морфия.
— Понятно. Хороший аргумент. — Бросившись обратно на кухню, хватаю чистое кухонное полотенце из одного из ящиков и мочу холодной водой, прежде чем взять его с собой в гостиную. Грудь Салли поднимается и опускается так быстро, словно он только что пробежал марафон. Прижимаю прохладную, влажную ткань к его лбу, удерживая ее на месте, когда он пытается отпихнуть ее в сторону. Его руки словно сделаны из резины, поэтому их довольно просто парировать. Кажется, у него во всем теле не оставалось никаких сил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Ты можешь позвонить Ронану, пожалуйста? Скажи ему, что мне нужно, чтобы он пришел за мной? Прости, Мэгс, мне не следовало так много пить. — Он говорит невнятно, словно пьяный. Гораздо больше, чем если выпил два стакана виски. Скорее, выпил всю бутылку.
— Салли? Эй, Салли, ты не мог бы присесть для меня?
— Вообще-то нет. — Однако пытается, сделал отважную попытку. Он напрягает руки, напрягает мышцы пресса, качается вперед, а затем взвывает от боли, глаза широко распахнуты, и тот немногий цвет, оставшийся на его лице, исчезает, оставив его призрачно белым. — Вот дерьмо, — шепчет он. — Это было глупо.