Магия цвета крови - Стэн Николс

— Разве существует что-нибудь стоящее, помимо того, что мы раса воинов?

— Очень многое, Таналвах. И все это с каждым годом уходит в небытие. Можешь ты говорить по-квалочиански или хотя бы понимать? — Таналвах покачала головой. — Язык — это первое, чего нас лишили, потому что им известна сила слов. Были времена, когда в этой стране многие места носили квалочианские названия. Их больше нет. А там, где полностью упразднить язык невозможно, его искажают. Вторжение называют освобождением, рабство — свободой. И теперь, когда наши обычаи и верования утрачены, этих изменений никто просто не замечает.

— Я не утратила веру, — возмутилась она. — Я поклоняюсь Ипарратер, защитнице...

— ... угнетенных. Знаю. Она — ринтарахская богиня.

— А ты что, веришь в старых квалочианских богов?

— Я не поклоняюсь никаким богам.

— Зря.

— Кому, по-твоему, следует поклоняться? Мапою, богу купален? Вену, богу тряпичников? Или, может, Исабели, богине сапожников?

— Ты смеешься надо мной!

— Нет. Просто удивляюсь, почему, если тебе так уж хочется кому-то поклоняться, ты почитаешь чужеземную богиню, а не квалочианских богов.

— Какой в этом смысл? Боги Квалоча покинули нас.

— А твоя новая богиня — нет?

— В твоем ожесточившемся сердце, Рит, нет места ни для любви, ни для веры.

— Боги ничего не сделали для меня. Если они вообще существуют. Я иду своей дорогой.

— Презирая силы, которые дали тебе жизнь, ты накликаешь на себя беду, Рит.

— Жизнь? А что такое жизнь? Просто разница между тем, на что мы надеемся и что получаем в действительности.

Она устремила на него холодный взгляд.

— Если ты действительно так думаешь, мне тебя жаль.

Больше говорить было не о чем. Таналвах отвернулась и в конце концов уснула — или просто притворилась, что спит.

Кэлдасон караулил до рассвета, когда пришла Серра, чтобы сменить его.

Только тогда он сам погрузился в сон.

Он стоял на краю поля, заросшего золотистой пшеницей высотой по грудь.

Солнце испепеляло землю, от жары подрагивал воздух. Ветра почти не ощущалось. Тишину нарушали лишь жужжание пчел и редкие птичьи голоса.

Вдали, почти на другом конце поля, краем глаза он заметил движение. Что-то или кто-то двигался через посевы в его направлении. Он не мог разглядеть, кто именно, видел лишь, как колышется пшеница. А потом он увидел кое-что еще.

Все на том же дальнем конце поля появились пятеро всадников. Словно корабли, бороздящие золотистое море, они углубились в пшеницу. Он слышал крики и видел, как всадники безжалостно хлещут коней.

Их невидимая жертва продолжала двигаться вперед, оказываясь к нему все ближе и ближе. Преследователи, не беспокоясь о том, что вытаптывают поле, сокращали разрыв.

Внезапно в поле зрения появилась фигура. Он узнал старика, которого уже не раз видел прежде, тот нес на руках ребенка лет трех-четырех. Мальчик тоже казался знакомым, вот только непонятно почему.

Прижимая к себе ребенка, старик с удивительным для его возраста проворством пронесся мимо.

И снова он — лишь бессильный наблюдатель, недоступный зрению участников разыгравшейся драмы.

Он повернулся и последовал за стариком. Теперь пшеничное поле оказалось за спиной, а впереди расстилалась заросшая травой равнина с округлыми холмами. Старик бежал по направлению к другой, заметно большей группе всадников, скачущих ему навстречу, — по всей видимости, союзников. Как только они встретились, он, все с той же поразительной для его лет ловкостью, вскарабкался на свободного жеребца, посадил мальчика перед собой и во весь опор поскакал прочь. Остальные всадники, однако, остались, выстраивая линию обороны.

В этот момент пятеро преследователей покинули пределы пшеничного поля. Двое проскакали справа, двое — слева. Пятый, нисколько этим не смущаясь, пронесся сквозь него.

Кэлдасон смотрел, как две группы всадников сошлись, оглашая воздух яростными криками и звоном стали.

Возникла вспышка, ослепительная как молния, и все вокруг поглотила тьма.

Теперь он стоял на краю невысокого утеса, глядя на быстро текущую внизу реку. Тут и там из нее поднимались округлые валуны, и вода пенилась, огибая их.

Появилась лодка, которую, подбрасывая на волнах, несло вниз по течению. Утлое суденышко — деревянный каркас, обтянутый дублеными шкурами. Никакого паруса; весла и примитивный руль.

В лодке сидели шесть человек, четверо — на веслах, хотя в данный момент благодаря скорости реки грести не требовалось. Весла использовали, чтобы отталкиваться от наполовину затопленных валунов, столкновение с которыми могло повредить корпус.

На корме, положив руку на румпель, сидел старик. Рядом с ним съежился мальчик, несомненно, тот же самый, которого он видел на пшеничном поле, только сейчас ему было лет восемь-девять. Старик же, казалось, не постарел ни на день.

В поле зрения возникла группа людей на противоположном берегу. Их было человек двадцать, и они бежали по камням, стараясь не отставать от подпрыгивающей на волнах, едва поддающейся управлению лодки. Среди них были лучники, время от времени обстреливающие лодку. Однако ее так сильно бросало из стороны в сторону, что почти все их стрелы пролетали мимо цели. Мальчик, несмотря на свой юный возраст, стрелял в ответ, причем, как правило, очень метко, вынуждая разъяренных преследователей то и дело увертываться.

Спустя мгновение лодка обогнула поворот и скрылась из виду.

Снова ослепительно полыхнуло, и все поглотила тьма.

Он стоял на неровной болотистой местности. Дело происходило ночью, однако впереди, освещая все вокруг, пылали несколько домов. Едкий дым щипал глаза, в горле першило.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы разобраться в этом хаосе. По-видимому, совсем недавно произошел набег на небольшое, судя по всему, поселение, и защитники только-только сумели наладить хоть какую-то оборону. Упавшие с коней всадники лежали на земле. Повсюду люди сражались на мечах и врукопашную.

Рит огляделся. Первым ему на глаза попался старик, раздававший отрывистые приказы. Надо же, старость по-прежнему обходит его стороной.

А где же мальчик? На вид ему было лет пятнадцать или чуть больше, и теперь он не нуждался в защите. Сражаясь не хуже прочих — и даже лучше многих, — он еще и направлял действия других. Движения его были уверенными и сильными; он рубил врагов, никого не щадя, и подбадривал товарищей.