Беги, если сможешь - Чеви Стивенс

Как приятно было поговорить с кем-то, кто понимал, что на самом деле Аарон — самозванец! Я глубоко вздохнула. До этой минуты я даже не понимала, как мне одиноко наедине со своими страхами.

— Мы оказались там из-за наших родителей. Николь потому и вернулась. Они отказывались уезжать оттуда, а мы по ним скучали. — Прежде чем я успела спросить, она продолжила: — Пока я живу отдельно, они отказываются со мной разговаривать. — Она взглянула на сына. — Они даже Диллона никогда не видели.

— Представляю, как это должно быть тяжело.

Она вздохнула и повернулась ко мне.

— Мой муж знает, что я там жила. Но ему не нравится говорить об этом. Теперь моя семья — это он и Диллон.

Интересно, не его ли это слова? И каким человеком надо быть, чтобы не позволять жене говорить о столь важном периоде в ее жизни?

— Когда ваша семья попала в коммуну?

— Николь тогда было десять, а мне двенадцать. Наш младший брат умер от лейкемии, и родители пошли в группу для переживших потерю. Там они познакомились с Джой. Она тоже потеряла сына и рассказала им, что в коммуне ей очень помогли.

Джой… Я хорошо ее помнила. Интересно, у нее правда умер ребенок, или это была история для привлечения новых членов?

— К Аарону часто приходят из таких групп?

— Наверное, да. У многих там кто-то умер. Еще там живут беспризорники и наркоманы. Аарон не набирает их специально, просто каждый год выбирает несколько человек, которым больше других нужна помощь — так он говорит.

Я окаменела от страха. А вдруг он найдет Лизу? Сказав себе, что Лиза и близко не подойдет к подобному месту, я постаралась успокоиться.

Тамми продолжала:

— Он говорил, что большинство наших проблем — из-за страха смерти. Именно из-за этого у людей бывают панические атаки, депрессия, наркомания и все такое. Он повторял, что если бы мы знали, в каком дивном месте окажемся после смерти, то нам стало бы легче жить.

Главное, не сталкиваться с Аароном.

— Коммуна теперь, оказывается, существует и в других странах, — сказала я. Мне не хотелось пересказывать все, что я узнала в Интернете, лучше было послушать ее. — Когда это произошло?

— Аарон сказал, что мы должны привлечь больше людей. С землей происходят ужасные вещи, нам надо ей помочь. Он выбрал несколько человек и разослал их по миру, чтобы они основали новые коммуны. Ему все известно — кто сильнее всех верит, кто плохо говорит о коммуне.

— Вы не знаете, как ему это удается?

У меня были подозрения на этот счет, но надо было узнать, что она думает.

— Там в каждой комнате камеры, даже в ванной.

Теперь стало ясно, почему Хизер так отреагировала, увидев камеру у себя в палате.

— Он говорил, что нам надо избавляться от комплексов. Некоторые знали, где можно поговорить, чтобы тебя не слышали, но до него все равно доходило. Он говорил, что читает их энергию, но мне кажется, что у него просто есть шпионы.

Мне тоже так казалось. Я вспомнила, как безошибочно Аарон угадывал, кто из нас заколебался или усомнился в происходящем. На следующей церемонии очищения Аарон выводил его в центр, заставлял во всем признаться, после чего этого человека несколько дней бойкотировали. Через некоторое время то же самое повторялось с кем-то другим.

— А если кто-то заговаривал об уходе, он очень расстраивался.

— Как именно расстраивался?

Мне вновь вспомнилось, как Джозеф избивал того несчастного мужчину, как сверкало мачете, как вырывалась Мэри.

— Он уводил этого человека к себе в кабинет, медитировал с ним и несколько часов подряд уговаривал остаться, пока тот не соглашался. Он и остальных заставлял на него давить, а люди могут быть очень злыми. Они давили на чувство вины — например, говорили, что он умрет и не встретит никого на той стороне. Если кому-то все же удавалось уехать, они ему без конца названивали.

— А что случалось с теми, кто нарушал правила?

— Обычно нам просто запрещали разговаривать с окружающими. Или провинившегося отправляли на исправление.

— Что это?

— Иногда это были просто беседы с Аароном. Если он оставался недоволен, человека отправляли на полное исправление. У них там есть такие электрические штуки, которые посылают ток в мозг. Они говорят, что это что-то типа кисты: энергия накапливается в клетках, вредит здоровью и мыслям, поэтому надо проколоть ее и выпустить.

Похоже, Аарон начал экспериментировать с обратной биологической связью[6] и мозговыми волнами.

— Это было еще ничего… — Тамми взглянула на сына. — Потом он начал запирать людей.

Вначале я решила, что ослышалась.

— Простите, что вы сказали?

— В подвале были звуконепроницаемые камеры. Человека не выпускали оттуда, пока он не примет свой страх и не отпустит свое прошлое.

Услышав это, я застыла от ужаса и еще какого-то странного чувства, природу которого не понимала. Я глубоко вздохнула, усилием воли возвращаясь к происходящему.

— И все соглашались?

Я знаю, какими закрытыми бывают секты, как сектанты терпят бесконечные издевательства, но меня все равно поразило, сколько людей слушалось Аарона.

— Люди говорили, что им это очень помогает, и потом они правда казались невероятно счастливыми. Некоторые даже платили за то, чтобы там побывать. В подвале была специальная комната — Комната исправления.

— А другие камеры? Где они?

— В подвале, но я там ни разу не была. Без разрешения туда могут ходить только старшие и работники. Всем остальным нужно разрешение Аарона. Это настоящая привилегия.

— Вы же сказали, что это наказание!

— Сначала так и было, но потом некоторые начали говорить, что они переживали выход из тела и у них были видения: они видели свои души и все такое.

Судя по всему, у них были слуховые или зрительные галлюцинации.

— И сколько он их там держал?

— Иногда по нескольку дней. И им не давали ни еды, ни воды.

Естественно, что у них были видения. Но воздух-то у них откуда-то брался.

— Теперь все умоляют, чтобы их туда отправили, — продолжала Тамми. — Теперь это награда. Но он все равно говорит, что только он умеет общаться с другим миром. Остальные видят всего лишь окно, но он может открыть дверь.

Я покачала головой, дивясь тому, как Аарону удается управлять умами окружающих.

— А сатсанг он по-прежнему устраивает?

— Да. Он каждую неделю придумывает новые молитвы, и мы должны их учить. Когда он уезжает, то записывает нам видео. Своих компьютеров у нас не было, так что работники центра проигрывали нам видео на большом экране в комнате медитаций.

— Я слышала, что у коммуны есть свой магазин.

Она кивнула.

— Недалеко от центра. Там продается органическая еда, книги, диски и украшения. Там же можно записаться на семинар. Иногда там раздают еду. Там мы нашли кучу бездомных. — Тамми оживилась, ей явно было приятно с кем-то об этом поговорить. — Теперь он почти не медитирует с людьми наедине — только с теми, о которых ему было видение. Но в каждой комнате есть динамики, и он с нами разговаривает. Иногда он приходит к детям на занятия и ведет молитвы. Он говорит, что у них чистые души, и они лучше чувствуют вибрации земли.

Мне вспомнилось, как дети висели на Аароне. Потом я вспомнила, как стояла на коленях перед ним, а он давил мне на затылок.

Тамми смотрела на меня, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и заговорить. Мне предстояло нелегкое признание:

— Я хотела кое-что вам рассказать… — Я откашлялась и отпила кофе. — Аарон… он насиловал меня, когда я была маленькая.

Тамми широко распахнула глаза.

— Он убедил меня, что если я не соглашусь, то моя мать заболеет. Когда я вспомнила об этом, то испугалась, что могли быть и другие девушки…

Сначала мне казалось, что Тамми сейчас заплачет, но она, яростно моргая, смотрела на сына и постепенно взяла себя в руки.

— Он говорил, что я не такая, как все, что он поможет моей семье, — сказала она. — Но никому нельзя было об этом знать. Это был наш секрет.

Я кивнула, чувствуя печаль и гнев — за нашу потерянную невинность, за преданное доверие. Ее слова звучали так знакомо!

— Еще он сказал, что если я ему не помогу, то он больше не будет лечить моих родителей и сестру, и они тоже могут заболеть раком.

Так он по-прежнему использует болезни, чтобы манипулировать людьми! После смерти брата на девочек легко было повлиять подобным образом.

— Вы когда-нибудь рассказывали об этом родителям? — мягко спросила я.

— Пытались, но они нам не поверили. Сказали, что это честь, что он медитирует с нами.

В ее глазах снова появились слезы.

— Тамми, мне так жаль…

К сожалению, многие родители в подобных случаях не верят своим детям — особенно, если речь идет о члене их семьи или уважаемом в обществе человеке.