Умирать — в крайнем случае - Богомил Райнов

— Вы так упорно стараетесь внушить мне мысль о том, что я разделался с Джо, что еще немного — и я сам поверю в это.

— И это самое лучшее, что вы можете сделать, Питер! Так в вас поселится чувство вины. А чувство вины не позволит вам распускаться, а следовательно, убережет от ненужных ошибок. Надеюсь, вы понимаете, Питер, что все они — и Майк, и Райт, и Бренда — стали жертвой своей распущенности. Они имели большие претензии, не имея на то оснований.

— Значит, со мной вам будет проще, — констатирую я. — При всех моих основаниях претензии у меня скромные.

— Да, кстати, — вдруг вспоминает Дрейк, — я ведь пригласил вас на обед, чтобы кое-что сообщить. Я, видимо, в самом деле начинаю стареть, если только к концу обеда вспомнил, для чего, собственно, пригласил вас. — Он понизил голос. — Вы уже доказали свою основательность, о которой только что упомянули. Первый груз беспрепятственно прошел по каналу и благополучно прибыл в Вену.

При этом он смотрит на меня испытующим взглядом, ожидая моей реакции. И я реагирую — именно так, как он ожидает: надеваю на лицо маску сдержанного и в то же время приятного удивления. Впрочем, удивление мое фальшиво на все сто процентов, так как я уже все знаю из собственных источников.

— Хочу надеяться, что теперь ваша непомерная подозрительность примет разумные размеры, — мямлю я вполголоса.

— Да, первый груз прошел благополучно, — повторяет Дрейк, не обращая внимания на мои слова. — Настолько благополучно, что хоть вой с тоски…

— Вы хотите сказать, что груз был небольшой?

— А вы догадливы, мошенник этакий! — смеется шеф своим хриплым смехом.

— Не переживайте. Я, например, готов довольствоваться процентами и с небольшого груза, — успокаиваю его я.

— Ваши проценты от вас не убегут, получите все сполна, — в свою очередь успокаивает меня Дрейк. — Вся беда в том, что, к сожалению, вы получите по ним ровно два шиллинга.

— Ценю ваш юмор, но все же…

— Я не шучу, — в голосе шефа звучат нотки печали, — но все дело в том, что груз, о котором я говорю, — это всего-навсего крахмал, Питер, десять килограммов крахмала.

Я смотрю на него во все глаза, не забыв открыть рот якобы от изумления, хотя мне известна и эта подробность.

— Но ведь это же черт знает какая глупость! — восклицаю я.

— Совсем наоборот — необходимая предусмотрительность, — поправляет меня Дрейк. — Вы достаточно умны, чтобы понять: мы не можем отправить груз, который стоит миллионы, по непроверенному каналу.

— Но я ведь сам на месте проверил все. Такая тщательная подготовка — что может быть лучше в нашем деле? А вы, сэр, затеяли какую-то новую проверку!

— Вы, Питер, проверили для себя. А эту проверку мы устроили для себя. Хотя сейчас мне хочется волком выть… Вы себе представляете, что такое десять килограммов героина?

Я молчу с удрученным видом, чтобы в следующий момент с известным злорадством сказать:

— Единственное утешение, что из-за этой дурацкой проверки вы потеряли гораздо больше, чем я, рассчитывавший на скромные проценты.

— Да, проценты с десяти килограммов героина вряд ли показались бы вам скромными, — произносит шеф тоже не без злорадства.

— По моим скромным предположениям, этим удовольствием мы в одинаковой степени обязаны все тому же великому эксперту, мистеру Ларкину?

Дрейк не отвечает. Его рассеянный взгляд блуждает по ресторану, затем он переводит его за окно на почти безлюдную в этот час торговую улицу с кричащими витринами магазинов напротив.

— Может, господам принести по чашке зеленого чая? — услужливо склоняется перед нами китаец-официант, поймав блуждающий взгляд моего шефа и истолковав его по-своему.

— Нет, милейший, мы лучше где-нибудь поблизости выпьем кофе, — сухо отвечает ему Дрейк.

— О господа! У нас тоже есть кофе, чудесный кофе, — спешит уверить нас китаец.

— Чего же вы тогда подсовываете свой чай? — брюзжит шеф. — Конечно же, несите кофе. Чай, милейший, пьют в Англии в пять часов, а отнюдь не в конце добропорядочного обеда.

Дрейк вынимает из кармашка традиционную сигару, снимает целлофановую обертку и приступает к ритуалу обрезания, но не спешит закурить.

— Как я понимаю, Питер, ваши намеки на Ларкина в разговоре с Брендой следует, конечно же, считать выдумкой, — спокойно, без лишней категоричности произносит Дрейк.

— К сожалению, это не совсем так. — Я отрицательно качаю головой. — Конечно, если вы потребуете вещественных доказательств, я не смогу вам их представить. Но известные косвенные доказательства я получил от самой мисс Нельсон.

— Имейте в виду, Питер, что я собственными ушами слышал весь ваш разговор, — предупреждает меня рыжий.

— Не сомневаюсь. Но услышанный вами разговор — это уже вторая часть беседы, начало которой состоялось утром под аркадами гостиницы «Берлингтон».

— В предварительном разговоре можно самое большее назначить время рандеву, Питер.

— Косвенные доказательства потому и называются косвенными, что не базируются на чистосердечном признании преступника, мистер Дрейк. Но даже и в услышанном вами разговоре таких доказательств было немало. Достаточно вспомнить, например, сетования мисс Нельсон на то, что она ничего не знает об операции, не говоря уже о ее желании взять все дело в свои руки.

— Это одни лишь догадки, дружище. Слова Бренды выдают с головой ее больные амбиции, но они не доказывают, что в ее планах играет какую-то роль и Ларкин.

Дрейк замолкает, потому что в этот момент к столу приближается китаец с заказанным кофе. Когда наконец официант отходит в сторону, Дрейк делает маленький глоток и морщит нос.

— Цыплята, надо отдать им должное, были хороши, но кофе по-китайски ничуть не отличается от английского, разве что еще хуже, — констатирует Дрейк с той ноткой национального нигилизма, которую вряд ли одобрил бы мистер Оливер и которой он мог бы противопоставить кофе, приготовленный им, чистокровным англичанином.

Чтобы сгладить впечатление от кофе, шеф зажигает сигару и делает две-три глубоких затяжки. Выпустив несколько колец дыма, он произносит:

— Смотрите, приятель, как бы я не начал подозревать вас в желании поссорить меня с Ларкиным.

— О, ваша подозрительность мне хорошо известна, — говорю я довольно равнодушно, — однако она должна иметь хоть какие-то разумные основания. Ведь у меня нет никаких мотивов устранять Ларкина. Я не заинтересован в этом хотя бы по той простой причине, что не могу ни заменить его, ни присвоить его проценты.

— Вот именно, — кивает головой Дрейк в знак согласия. — И об этом вам не стоит забывать. Зарубите себе на носу, что Ларкин мне нужен для доставки груза сюда точно так же, как вы нужны мне для его вывоза оттуда. Нужен, понимаете, Питер? Иначе я не стал бы делиться с ним прибылью.

— Мне очень жаль, мистер Дрейк, но я не могу предоставить более солидные доказательства. Но в этом виноват я сам и никто другой.

— Что вы хотите этим сказать? — шеф удивленно поднимает брови.

— Я слишком примитивно разыграл свои карты с мисс Нельсон. Мне нужно было сначала вызвать ее на откровенность, а я вместо этого поспешил выложить ей свои обвинения.

— А чего же вы так поторопились? Обычно вы достаточно ловки в таких делах, приятель.

— Да потому, что ее стриптиз вывел меня из равновесия. Я ведь тоже не из железа, мистер Дрейк.

— А вот это мне приятно услышать от вас, Питер, — шеф довольно усмехается. — Ну наконец-то. Оказывается, эта женщина была способна соблазнить не только старину Дрейка. Выходит, вы были не так уж безразличны к ее гибкому телу. А я, признаться, подумал, что я один такой дурень на свете.

Итак, мне надо зарубить на носу, что Ларкин нужен Дрейку. И хотя было бы совсем неплохо, если бы шеф постепенно свыкся с мыслью о том, что американец может оказаться предателем, не следует пока особенно нажимать на Дрейка, чтобы не перегнуть палку и не навлечь на себя беды.

Мне тоже нужен Ларкин, причем не меньше, чем шефу. Тем обиднее, что мне редко удается видеть его хотя бы издали, — ведь Ларкин не принадлежит к фауне Дрейк-стрит. Он появляется на нашей улице только в те дни, когда ему нужно встретиться с шефом по делам или обсудить кое-какие вопросы. Причем Питера, будь он хоть трижды секретарем Дрейка, никогда не приглашают на эти совещания.

А вот я Ларкину не нужен. Несмотря на то, что уже сентябрь и со дня моего возвращения из Болгарии прошло много времени, американец ни разу не попытался войти со мной в контакт. Следовательно, по логике вещей, Ларкин совершенно не заботится о возможности продолжительного использования нашей сети в своих целях.

Значит, если он действительно является агентом ЦРУ, эта сеть будет использована для политической провокации. А пока в процессе подготовки ее они делают ставку на Дрейка.

Такой вариант следует признать самым худшим, поскольку я со своими людьми могу стать орудием провокации, последствия которой трудно предугадать. А поскольку канал уже проверен, начала операции недолго ждать. И нельзя терять времени.