Всевышний - Морис Бланшо

это чисто по невнимательности. Я не желаю вам ничего плохого. Ну а сегодня ночью…

– Сегодня ночью вы ворвались точно так же, как шквал, потом вышли. Если вы любопытствуете по поводу моей болезни, могу заверить, она других не трогает.

– При чем тут ваша болезнь… По правде говоря, я как нельзя далек от мыслей подобного рода. Что вы, собственно, имеете в виду?

– Вы человек образованный, – сказал он более спокойным тоном. – Полагаю, вас не особенно впечатлят приступы лихорадки. В то же время так и есть, больные поступают сюда десятками. При текущем положении дел это может вызывать озабоченность.

– Вы хотите сказать, что начинается эпидемия?

– Эпидемия! Мне кажется, – сказал он приподнявшись, – что вы произнесли это слово как-то не так. Вы в нее не верите? Не принимаете это бедствие всерьез?

– Не знаю.

– Почему вы улыбаетесь? Вам что-то известно? Из-за этой проклятой лихорадки я совсем оторван от жизни. Не могу встать. Да, я сказал, что хожу и прогуливаюсь. И это правда, так и было, но какое-то время назад. А теперь я могу еще сесть у себя на кровати – смотрите, вот так.

К моему вящему ужасу, ему удалось отбросить одеяла и повернуться вбок, спустив с кровати ноги. Он двигался как человек, наполовину разбитый параличом. Но в то же время осуществил этот поворот со своего рода ловкостью, что, принимая во внимание его вес и высокий рост, свидетельствовало о все еще весьма значительных запасах сил и сноровки.

– Я исхудал, – сказал он, хватаясь за свои ноги, которые показались мне, напротив, непропорционально толстыми и бесформенно оплывшими. – Вы находите, что я никуда не гожусь? Скажите честно, какое у вас впечатление, – добавил он, глядя на меня снизу вверх.

– Вам лучше снова лечь. Мгновение назад вы обливались по́том. А я почти замерз. Давайте, ложитесь же.

– Вам холодно? Тут на солнце довольно жарко. Но, возможно, с вами не все в порядке. По сути, вы сами… почему вы находитесь в этом доме?

– Вероятно, я вскоре отсюда уеду. – Я с отвращением наблюдал, как он опирается ступней о землю, потом приподнимает ее и ставит чуть дальше, оставляя на паркете целую череду влажных отпечатков: упражнение, которое, казалось, доставляло ему живое удовольствие, словно он находил в нем эквивалент настоящей ходьбы. – Вас вакцинировали? – внезапно спросил я.

– Вакцинировали? Нет, а что?

– Но всех должны вакцинировать! Ну и дыра! И это называется диспансер! Впро-чем, я так и думал. Чего еще ожидать от этого жалкого дурдома.

– И чего же? Почему вы пришли в ярость?

– Вы друг Буккса?

– Да, это мой товарищ. Но мне кажется, что вы действительно в ярости.

– В этом доме зашли слишком далеко. Вы, возможно, не знаете, что служба коммунальной гигиены установила общий план по переводу населения в укрытия. Все работают, полиция останавливает вас на каждом углу, не терпят ни опозданий, ни небрежности. А в этой берлоге, которую экстренно преобразовали в специализированное за-ведение, поскольку она находится в центре заразы, насмехаются над предписанными мерами, не соблюдают сроки. Скапливают людей – и все.

– Я и в самом деле слышал разговоры о вакцине. Здесь, как и всюду, остается о ней мечтать. Но дом переполнен, а организация еще не на высоте. Посмотрите на эту комнату. Но как же вы раскричались! Вы, кажется, чего-то опасаетесь. – Он остановился и попытался натянуть одеяло себе на колени, но сумел лишь перевернуть все на кровати вверх дном. – Да, мне становится холодно, – сказал он хрип-лым голосом. – В общем и целом вы тоже воспринимаете все эти слухи о болезни слишком всерьез. Вам кажется, что все и в самом деле идет из рук вон плохо?

– Я об этом ничего не знаю. Я не специалист. Все, что я знаю, – что были предписаны общие меры и что в интересах общества их применять.

– Да, все и в самом деле принимает плохой оборот. Вы полагаете, что меня должны были бы вакцинировать?

– Наверняка.

– Помогите мне лечь обратно. – Я подошел, но он не пошевельнулся, вперившись в свои огромные ступни, настоящий Колосс Родосский. – Быть может, из-за приступов лихорадки эта процедура невозможна или слишком опасна? – неуверенно спросил он. – Думаю, меня лечат, как только могут, учитывая, насколько здесь во мне заинтересованы. Иначе такое пренебрежение не объяснить, как вам кажется? Может быть, эти коллективные меры не особенно эффективны, предпринимаются напоказ, чтобы впечатлить людей. Но для заболевших нужно, конечно же, делать что-то другое.

– Вы ловко выгораживаете своих друзей, – сказал я, хотя его медленная, даже путаная речь казалась мне не вполне уместной. – С вашей стороны это естественно, при вашей-то широте взглядов. И все же именно в вашем случае единственной разумной мерой была бы немедленная эвакуация: оставляя вас, при вашей слабости, с остальными больными, вас подвергают риску подцепить к одной болезни другую.

– Что вы имеете в виду? Вы, кажется, на что-то намекаете. – Он переждал мгновение. – Вы внушаете мне, что, раз меня здесь оставили, я уже… Вы слышали, как кто-то говорил об этом? Вы думаете, я заразился?

– Да нет, я не говорил ничего подобного. Просто высказал свое мнение.

– Да, знаю, вы охотно даете советы. И еще любите задавать вопросы и за мной шпионите. Ну хорошо, будьте довольны, моя болезнь подозрительна. Взгляните-ка.

Он распахнул рубашку, его грудь густо поросла волосами, огромные клочья которых оставляли впечатление не изобилия, а худобы и убожества. За исключением этого я не обнаружил ничего ненормального.

– Ложитесь обратно. Буккс говорил мне о ваших приступах лихорадки, ничего более. Все это ребячество.

Он исподволь бросал ревнивые, чуть ли не смакующие взгляды себе под рубашку.

– Вы же видели, – сказал он изменившимся, доверительным голосом. И показал пальцем на что-то, не знаю что, на боках, возможно, на какие-то красные полосы.

– Что это? – чуть поспешно спросил я.

Он в два счета, с омерзительной прытью улегся обратно, затем, натянув простыню до самого подбородка, как будто боялся вопреки своему желанию оказаться обнаженным, с вызовом взглянул на меня.

– Это вас пугает, – сказал он, – тут дело нечисто?

У меня было желание дать ему пощечину. Что за фиглярство! И теперь он нарочито помалкивал. Мое нетерпение становилось чудовищным, я боялся, что не смогу больше ждать.

– Все это родилось у вас в мозгу, как и то, что я приходил сегодня ночью. Вы сами в это не верите.

– Сегодня ночью вы завопили, вы ввалились сюда как безумец, хлопнув дверью. По счастью, у меня под рукой была зажигалка. Если вы намеревались меня напугать, вам это удалось. Всю остальную часть ночи меня