30 минут до центра Чикаго - Семён Каминский

— Так вы студент? Как же вы очутились в офисе этой компании за монитором компьютера, если не работаете там и не знаете, чем они занимаются? — несколько раз, на разные лады спрашивали у Андрея в полиции на собеседовании, сначала полицейский в форме, потом другой — в штатском. (По-русски это можно было бы назвать «допросом», но Андрею не пришло в голову такое слово, да и вообще многие слова — и английские, и русские — забились в какие-то потаённые норы, и выковыривать их оттуда стало очень трудно).

— Я там сегодня первый день… всего несколько часов. Меня пригласили разработать для них программу для обслуживания базы данных…

— Вы где-то ещё работаете? — продолжал штатский, записывая (он был особо дотошным).

— Да, — ответил Андрей, — я считаю деньги.

Полицейский удивлённо поднял глаза. Ему, видимо, показалось, что он ослышался, а может, Андрей как-то неверно произнёс последнюю фразу.

— Что? Что вы… считаете? — переспросил полицейский.

Отпустили Андрея только часа через четыре, пообещав, что подвезут к зданию Илюшиного офиса, где осталась припаркованной его машина. В конце концов, объяснениям, видимо, поверили, а, может, успели проверить всё, что он наговорил.

В отделение полиции арестованных привезли всех вместе в автобусе спецназа, а теперь его одного посадили на заднее сидение патрульного «Шевроле Каприз», чёрно-белого, длинного, как в кино про «Братьев Блюз». Сиденье неожиданно оказалось неудобным — узким, жёстким, с чересчур прямой спинкой, — и никаких ручек на дверях, чтобы держаться. Во время поездки Андрей съезжал вперёд, болезненно упираясь коленями в решётку, но оба полицейских так приветливо переговаривались с ним через эту решётку, что нужные слова вылезли из дальних нор, и он успел наболтать патрульным про Россию, про «Бэд Эпплз», напеть кое-что из своих песен и даже пригласить их на ближайший концерт. А они понимающе кивали и поддакивали — короче, были такими славными парнями, надёжно охраняющими покой честных американцев и честных иммигрантов (не то что тот противный тип, который вёл допрос), что ему хотелось ещё и ещё рассказывать им про Россию, про группу и петь… но они уже приехали к дверям Илюшиного офиса, опечатанным жёлтыми бумажными полосами.

— Андрей, — сурово и печально сказала мама, подавая на завтрак омлет с беконом, — нам нужно с тобой поговорить… Посмотри, сколько замечательных русских книг я привезла в Америку! Мы тащили их в баулах, вместо того, чтобы забрать с собой побольше вещей. А сколько посылок с книгами мы послали сюда на адреса наших родственников ещё до того, как приехали… они почти все дошли, кроме собрания сочинений Пушкина, которое, наверно, украли на почте…

— Мам, — перебил Андрей, пережёвывая хрустящий бекон, — кому нужен твой Пушкин на чикагской почте?

— Вот-вот, — продолжала мама ещё суровее и печальнее, — они не нужны тут никому! У меня сердце кровью обливается, когда я смотрю на наши книжные шкафы… Кто будет читать эти шедевры после нас? А ведь здесь Чехов, Пастернак, Цветаева, Бунин! В конце концов, Набоков… Тебе это не нужно, а твоим детям — тем более… Они будут говорить по-английски и читать только Гарри Поттера… в оригинале…

— Мам, — опять перебил Андрей, доедая омлет и придвигая чашку с какао, — они не будут читать книги даже на английском языке, они вообще ничего не будут читать, кроме названий компьютерных игр.

— Я это и говорю… Ты должен познакомиться с русской девушкой, чтобы твои дети в семье говорили по-русски, и я могла бы хоть что-то им почитать… например, Кассиля или Гайдара…. Послушай, у меня есть знакомые, Новицкие, у них такая приятная дочка…

— Всё, мам, спасибо! — сказал Андрей, вставая из-за стола. — Я убегаю. Шмария, наверно, уже ждёт. Кстати, вечером в воскресенье у нас будет гостья: я как раз собирался познакомить вас с Фабрис. Ты должна научить её печь блины и лепить пельмени…

— Петя, Петя! — вскричала мама, забыв, что папа уже тоже уехал на работу. — Ты слышишь?

— Илюшу выпустили под залог в тот же день, — со знанием дела сообщил Ефим, как только папа Андрея начал описывать ему приключения сына, — и всех его сотрудников тоже. Их арестовали не за «левые» удостоверения. Хотя полиция, наверняка, раскопала эти «шахер-махеры», Илюше вряд ли предъявят обвинение в изготовлении поддельных документов. Похоже, он действительно нашел лазейку в законе, и адвокаты смогут представить его деятельность как оказание посреднических услуг водителям, плохо говорящим по-английски. За это не посадят. А вот налоги… Говорят, он всё получал наличными и хранил в банке… в стеклянных банках у себя на заднем дворе… хо-хо! Сокрытие доходов! Ну, прямо как та известная история, что случилась с бандитом Аль Капоне здесь, в Чикаго, в 30-х годах. Убивал и воровал, а смогли посадить только за неуплату налогов… Хотя наш Илюша, конечно, не Аль Капоне, боже упаси! Такой прекрасный и отзывчивый человек! Ай-яй-яй! А сколько денег он давал на благотворительность! И православной церкви жертвовал, и синагоге… Жаль, что твой Андрей не успел у него заработать. — Ефим вздохнул. — Да, налоги надо платить, никуда не денешься… О’кей, Петя, значит, сегодня ты едешь по таким адресам…

Выступать в барах «Бэд Эпплз» начали полгода назад. За это время они успели сыграть почти в каждом, мало-мальски посещаемом, баре в округе, что придало группе немало опыта и куража.

Однако важнее всего им было выступить в «Дабл Дор» на Милуоки-авеню. Многие известные рокеры играли в этом небольшом, обшарпанном, но весьма знаменитом заведении. А недавно, во время тура по Америке, здесь дали короткий концерт — бог знает по какой «звёздной» причуде! — сами «Роллинг Стоунз»: без объявлений, афиш и совершенно неожиданно для фанатов.

Договориться с менеджментом «Дабл Дор» было трудно. Но после неоднократных и очень настырных попыток Андрею всё же удалось это сделать. Причём ему особенно повезло: «Бэд Эпплз» дали выступить субботним вечером, в самое «забойное» время (позднее выяснилось, что это произошло не по доброй воле хозяев бара, а потому, что популярная местная группа «Разбивающиеся Тыквы» отменила в тот день из-за болезни вокалиста своё запланированное выступление).

На концерт в «Дабл Дор» прибыли: сосредоточенные папа и мама; Фабрис с оравой визгливых подружек; Матвей и его приветливая жена Тая; Шмария с женой Мойрой (у них уже было пятеро детей, но, судя по огромному Мойриному животу, процесс продолжения рода житомирского резника ещё не был завершён); папин начальник Ефим с секретаршей Аллочкой; а также, на удивление Андрея, те два молодых полицейских, что подвозили его к Илюшиному офису. Патрульные — а узнать их без формы было непросто — здорово веселились, постоянно выкрикивали что-то в поддержку группы Андрея, и каждый из них обнимал сразу двух, а то и трёх девиц.

Зрители постепенно заполнили весь бар. Они стояли кучками, бродили по залу, подходили к стойке. Папа и мама устроились за одним из немногочисленных столиков сбоку от сцены, возле стены. Им бар не понравился: его вид никак не вязался с их представлениями о храме искусства. Стены зала были выкрашены тусклой чёрной краской и заклеены старыми афишами, по высокому чёрному потолку проходили толстые, тоже чёрные, вентиляционные трубы. Пахло застоявшимся куревом, пивом и немного туалетом.

За столик к папе и маме подсели Матвей и Тая, познакомились. Матвей, чуть только усевшись, огляделся, вскочил, подался к стойке и принёс каждому по бутылке «Миллера».

— За новых эстрадных звёзд! — провозгласил он, поднимая бутылку.

Перед началом Андрей подошёл к родителям и предупредил, что сейчас будет очень громко.

И было громко… В кармане у опытного Шмарии обнаружилась коробочка со специальными берушами, которые он вставил в уши себе и Мойре. Некоторые зрители разевали рты и прикрывали уши ладонями, но большинству этот грохот был по вкусу.

«Бэд Эпплз» выступали втроём: Андрей, который пел, играл на гитаре, губной гармошке и клавишных, барабанщик Дэйв и бас-гитарист Фред. Принимали их неплохо — не только «свои», но, на удивление, и остальные зрители, пришедшие то ли случайно, то ли на следующую в программе вечера группу. Никто даже не заметил, что, молотя по струнам, Андрей разбил у ногтя средний палец на правой руке, испачкал кровью струны, обечайку гитары и любимую футболку. Он и сам не сразу это заметил.

А в конце часовой программы они решились исполнить новую вещь Андрея, разученную ими буквально пару дней назад. Песня ещё не имела названия, но когда Андрей начал объявлять её:

— Сейчас мы споём вам новую песню… — название как-то само собой выпрыгнуло из него в микрофон: — Она называется… «Индейское лето»!

Вещь была так хороша, что публика в восторге тут же потребовала её «на бис».