Допрос с пристрастием - Федор Березин

— Слева! — крикнул позади новый командир Ципло, и подчиненный ему Азриэль тут же сделал финт гусеницами. Экранчик внешней обстановки был у него отключен как отвлекающий от вождения фактор, поэтому, только крутнувшись, он увидел огромаднейший грузовой автомобиль до странности абстрактного вида. Раскрашен он был, что называется, как петух, а еще в стороны и сверху кабины из него торчали приблизительно метровой длины шипы.

— Мама родная! Ну и цирк! — воскликнул механик-водитель Азриэль, когда понял, что это чудо-юдо собирается таранить их любезную колесницу.

Оно даже уже разгонялось навстречу. Черт знает, из какой российской марки грузовика вывелось это чудовище, но все равно, оно вряд ли весило более, чем один из самых тяжелых танков мира. Так что Азриэль совершенно не стал уклоняться, только крикнул наводчику:

— Дуло назад! Мигом!

Возможно, этот вопль отбил у наводчика охоту пропихнуть сквозь монстра пару-другую своих космических игрушек. Неизвестно, чем бы это кончилось. Вдруг бы оживший грузовик не остановился, а впилил в танк с ходу? Ведь тогда бы «рельсотрон» обязательно переломило. Еще не хватало остаться без орудия в этой населенной механическими тварями русской снежной пустыне.

Так что таран получился по всем правилам — лоб в лоб. Без всяких мешающих артиллерийских систем. Но вот у монстра выступающие части тем не менее наличествовали. Неясно, из чего были эти самые рога. Может, из какого-то сверхпрочного сплава? Потому как передний нарост умудрился войти в броневую защиту танкового передка. Там он, кстати, и остался. Конечно, в эту же секунду обе машины врезались друг в дружку. Азриэлю показалось, что он вроде бы успел крикнуть товарищам: «Держись!» А может, и не успел. Но долбануло их так, что если бы не прочные крепящие ремни, то в танке бы появилось трупом-другим больше.

Но все же «Меркава» была сварганена из гораздо более прочного теста. Кроме того, импульс ее хода вовсе не погасился. Так что она прошла сквозь монстр-грузовик… Нет, все же не как горячий нож сквозь масло. Скрежета и рева было столько, что хватило бы на небольшой атомный подрыв. Тем не менее после катаклизма Азриэль не потерял сознание, а продолжал ориентироваться в окружающем мире. Хотя кресельные ремни чуть не переставили ему ребра в обратном порядке, он достаточно резво развернул машину на сто восемьдесят градусов и, понизив передачу, совершил наезд на лишившегося всех достоинств противника. То есть теперь у того отвалились не только витиеватые рога, но и колеса. Азриэль сделал из него абсолютно некультурную груду лома.

Очень похоже, что данное происшествие произвело на окружающее стадо отрезвляющее действие. Кто знает, вдруг этот грузовик-переросток значился тут кем-то типа быка-осеменителя? А что? Только он, допустим, имел ленное право разбрасываться по округе своими скоргами-сперматозоидами? Наверное, теперь на это право вполне мог претендовать израильский танк-ветеран. Однако у него явно было не слишком хорошо с потенцией. Он был среди всего этого механического стада неспособным произвести осеменение гермафродитом. Зато он был весьма не прочь крушить супротивников далее.

Наводчик Ципло, а также действующий независимо от него заряжающий Ирахи как раз этим и занимались. Вокруг все сверкало от разрывов и трассирующих очередей. Возможно, если бы не тучи, то это сражение вполне удалось бы пронаблюдать с международной космической станции, а то и с Луны, но через телескоп помощней.

58. Экзоскелетные няньки

Теперь они путешествовали по Зоне вчетвером. Где-то впереди шлепал ставший привычной атрибутикой жизни сталтех Страшилка. Шлепал он, похоже, куда ветер подует. В смысле, не натуральный ветер, а тот, что у него в голове. Натуральный, конечно, тоже доставал. Все ж таки ныне был декабрь месяц. Сибирь и раньше не радовала местное население теплыми зимами, но, в связи с образованием Зоны, похоже, решила, что была к этим местам чрезмерно добра. Правда, теперь в этом краю местное население исчезло как таковое. Если, конечно, не считать населением шастающих по округе сталкеров, а также окопавшихся в здешних развалинах фашистов Ковчега. Так что зима выдалась суровой до жути. И тот самый ветер свистел между сохранившимися зубьями вымершего города с такой силой, что человек вынужден был идти, пригнувшись к самой земле. Разумеется, если он не запасся экзоскелетом с надежными сервомоторами.

Глюк с Ведичем таким добром разжились. Так что шагали ровнее некуда. Однако и они кляли зимний ветрюган на чем свет стоит. Особенно, когда он забивал щитки забрала колючей, мгновенно твердеющей субстанцией. Субстанция эта вообще-то содержала внутри себя снег. Но кристально чистой белизной все-таки не сияла. В каждом комке притаился добрый миллиард или близко к этому наномашинок. Поэтому снег имел серовато-серебристый оттенок, а в особо загрязненных автонами местах он блестел уже не как снег, а как что-то металлическое. Всю эту гадость приходилось вычищать из полостей экзоскелета. Разумеется, вполне можно было бы растопить всё в секунду, врубив внешний обогрев. Однако излучающая инфракрасным человеческая фигура светилась бы на тепловизорах, что маяк в синем море. Куда лучше было выскребать мелких замороженных гадов, чем вести бои со скопищем монстров, оказавшись в окружении.

Четвертым членом группы теперь стала Механуша. Ведич по-прежнему поражался этому курьезу технической эволюции. Может, у обычной хозяйственной техники тоже имеется какая-то душа? В смысле, ее научный аналог? Пусть будет «сознание». Ведь из разговора с Квародом он вынес, что есть версия, рассматривающая сознание человека как большую штуковину, умеющую делать триллионы переключений «вкл-выкл» в секунду. Тогда уже обычный сетевой выключатель становится носителем одной триллионо-триллионной долечки сознания. Даже в простейшей электрокосилке таких переключателей намного больше. И вот допустим, что сгинувшие в Катастрофе пятьдесят первого хозяева относились к своей косилке прилежно и внимательно. Ну там, вовремя смазывали солидолом, точили ножи, натирали бархоткой до блеска. Вот маленькая душа газонокосилки и запомнила навсегда людское тепло и ласку.

И теперь, встретив доброго человека — Глюка — полюбила его уже своим гораздо более возвышенным сознанием. Разумеется, вопрос, является ли Глюк добрым человеком, остается открытым. Но то, что он оказался до жути благостным к какой-то никому не нужной железяке, не вызывало сомнений.

Теперь Механуша следовала за сталкерами, куда бы они ни шли. Иногда она умудрялась застрять в особо мерзком заносе, и тогда начинала визжать своими заточенными ножами. Глюк оглядывался, спрашивал: «Ну, что ты, горе луковое?», а затем вызволял посрамленную технику из ледового плена. Но часто сама Механуша забегала вперед и начинала очищать дорогу сталкерам от снега или металлических кустиков. Ведичу оставалось только удивляться столь дивному симбиозу.

В процессе своих полевых научных изысканий (именно так ведь называлась их деятельность) сталкеры и сами иногда начинали рассуждать о чем-то наукообразном. Делились впечатлениями. В самом деле, за эти дни они узнали о механоидах и Зоне много такого, о чем ранее никогда даже не подозревали. Ведь где до того было наблюдать? Обычно они неслись куда-нибудь с определенной целью. Исключительно простой. Схватить чего попадется и попытаться донести ценность до барыги. А тут им представилась уникальная возможность практически жить в Новосибирской зоне. Жить и наблюдать за окружающим миром. А ведь мир тут был до жути уникальный.

— Знаешь, Ведич, — задумчиво вещал Глюк. — Я вот хожу, смотрю. И мне кажется, в Зоне что-то меняется.

— Ты о механоидах? — косился в его сторону Ведич, хотя шли они не рядком, взявшись за ручки, а на солидной дистанции.

— О них самых, — кивал Глюк. — Как-то до жути много появилось новых видов. Ты не заметил?

— Да вроде так и есть, — соглашался Ведич. — Но, может, это оттого кажется, что мы теперь занимаемся этим делом? Стали внимательней? Раньше ведь что? Что-то высунулось — пушку направил и «бух!». Чего при таком раскладе особо рассмотришь?

— Все равно, согласись. В Пятизонье что-то нечисто. А может, только в этой Новосибирской, не знаю, — пожимал плечами Глюк Вообще-то, пожимание плечами не слишком получалось из-за веса экзоскелета. Но вот попытка была.

— Мог бы поспорить, но не буду, — кивал Ведич. — Да и спорить нет смысла. Вернемся, большая наука нас рассудит.

— Да уж, Кварод тебе мозги вывернет наизнанку, — предупреждал Глюк. — Ты бы не так внимательно в его разглагольствования вникал. Башку переполнишь информацией, что потом будешь делать? В институте учиться? Кто тебя, имплантированного, возьмет? Оно, конечно, весело — девочки-студентки вокруг щебечут. Но ты ж без Пятизонья окочуришься. Я даже не про невозможность житья за Барьером говорю. Я про тоску-печаль.