Кыш, пернатые! - Александр Гриневский

class="p1">– Принято решение крылатых зачистить. Сопротивление, попытка перехода границы… Причина – не наша забота. Пускай начальство голову ломает. На нас – техническая сторона дела.

– Да ты что? Они совсем охренели? – Михаил по бабьи всплеснул руками. – Подожди! А этих… сопровождающих? Там же девчонка совсем молодая.

– Проводников не трогать. Их в управление. – Помолчав, добавил: – И наша задача, Миша, провернуть всё это до двенадцати завтрашнего дня. К приезду москвичей всё должно быть кончено. Мужика видел, которого я привёз? Снайпер. Вот теперь и думай, повезло тебе или нет? Я так с удовольствием бы на тебя это дело переложил.

Дальше ехали молча. Михаил сидел, закрыв глаза, не хотел ничего видеть: ни серьёзное лицо Макса, ни его руки, сжимающие руль, ни дорогу, выныривающую из темноты, ни саму темноту, безжалостно затопившую всё вокруг. Бессвязно думал о поганой работе, которой приходится заниматься, о крылатых, которых никогда и в глаза не видел, а сейчас их нужно… о долге и приказе, о подчинении, о том, что всё-таки хорошо, что не он руководит операцией.

Поднялись на перевал. Фары высветили небольшую площадку с жавшимися друг к другу, пустыми сейчас, самодельными прилавками – местные жители выставляют свои поделки, продают проезжающим. Склон горы сначала полого, а потом стремительно заваливался вниз. Весь усеян камнями. А присмотреться – сложенные из камней пирамидки, совсем маленькие и побольше. Древний алтайский обычай: миновал перевал – поблагодари богов… Одинокое голое деревце прилепилось к скале – ветви густо усеяны повязанными лоскутками материи, свисают тонкими прядями, большинство выцвело до белизны под солнцем.

Остановились, выключили фары. Темно, только весело светит зелёным приборная панель.

«Выйти, что ли… ноги размять? Может, тоже пирамидку сложить? Дело-то вон какое предстоит…»

Додумать не дал Максим:

– Спрашиваешь: почему я, а не ты? Могу попробовать объяснить. Надеюсь, не обидишься, – произнёс медленно, подбирая слова.

Михаил с интересом посмотрел на него. Куда делась его извечная шутливость? Сидит сгорбившись. И вся его молодцеватость пропала.

– Мы с тобой оба – служаки. Одну лямку тянем. Каким бы ни был приказ – и ты исполнишь, и я. Разница в том, что ты при этом задумаешься, станешь прокручивать ситуацию в себе. Вот это начальство и чувствует. Раздражает его это. Нет в тебе бездумной готовности. А сейчас ситуация совсем склизкая. Начальство само не знает, как поступить правильно. Со мной начальству легче. Я, когда пошел на эту собачью службу, сразу для себя решил: не задумываться. Я – токарный станок в большом цеху. Я приспособлен делать своё дело – тачать детали. Отрезало рабочему руку – значит, не соблюдал правила безопасности. Есть претензии к станку? Нет! Даже если станок плохо работает и руки каждому второму режет… – все претензии к разработчикам и конструкторам, они меня таким сделали. Приказали – включился станок – сделал свою работу. Главное, чтобы никаких мыслей в голове не возникало. Начальство это чувствует, ему легче со мной работать. Понял меня? Без обид?

– Нормально… – буркнул Михаил.

Внизу, по серпантину, разрывая темноту светом фар, полз на гору старенький автобус с вооружёнными людьми, тоже готовыми выполнить свою работу.

Глава двадцатая

Вызвездило, а всё равно темно. Аксым слушал, как струя туго била в сорокалитровую алюминиевую флягу. Таких фляг – шесть. Сгрудились возле шланга, словно овцы на водопое, ждут своей очереди. Сейчас он наполнит их все, завернет кран, проверит, чтобы не подтекал, и пойдёт за женой. Вместе будут по одной носить в дом.

Плеснула через верх вода. Чуть отступил в сторону. Сапоги мокро чавкнули в раскисшей глине.

Руки всё не доходят убрать, да и водопровод в дом давно провести надо. Жену жалко – спину рвёт, фляги эти таскает. За скважину Роману спасибо. Своя. Во дворе пробурили прошлым летом. Как он там? Что-то нехорошее случилось, чувствую. С ним связано. О-хо-хо… Участковый, вон, на крыльце стоит, Копылович. В форму нарядился. С чего бы? Курит. Самого-то не видно, огонёк время от времени. Вышел воды набрать, он сразу следом. Пасёт, боится, как бы не сбежал. Куда ж тут сбежишь от четверых детей?

Копылович припёрся, ещё светло было. Нет, мужик он вроде неплохой, зря не придирается. Но не местный. Потому и веры ему пока нет. Ему лишь бы в посёлке спокойно было. «Позвонили, – говорит. – По твою душу люди из города едут. То ли милиция, то ли военные. Велено проследить, чтобы ты никуда не отлучался. Головой, сказали, отвечаю. Хочешь – в дом пусти, а нет, так на лавочке во дворе посижу. Я – человек подневольный, сам понимаешь, приказ… Я тебя даже спрашивать ни о чём не буду, не моё это дело».

Из-за крылатых всё… Мумиё? Сколько лет его брали, и ничего. Ну, штраф, в конце концов. Нет, это крылатые. Говорил же Роману: ни к чему! Давай по старинке? Ему самому, я чувствую, не по душе… Но заладил одно: не спеши да не спеши… давай посмотрим. Вот и дождались.

Закрутил кран, перекрыл воду. Совсем тихо стало. Только звёзды…

Этой ночью спали только Ольга и Сергей. Остальные лежали в темноте, ворочались, вздыхали. Валера несколько раз выходил, дышал воздухом, возвращался, стараясь не шуметь. Остальные чутко прислушивались, ждали. Ждали, что уснут, но не получалось. Темнота была наполнена тревогой и неустроенностью.

«Урал» тёмной бесформенной грудой медленно полз по степи, натужно завывая мотором. Свозь открытое окно доносился хруст камней под колёсами. Фары не включали. Аксым – за рулём – по наитию угадывал петляющую колею. В кабине кроме него милицейский капитан и командир омоновцев – автомат между колен дулом вверх. В кузове – бойцы вповалку, укрыты брезентом.

План операции был прост и донельзя неопределёнен. А другого, все понимали, и не могло быть. Время! Времени катастрофически не хватало. Некогда провести рекогносцировку и разведку. Действовать предстояло мгновенно реагируя на меняющуюся ситуацию. На кратком совещании решили выдвигаться немедля, пока темно. До предгорий добираться на машине, дальше – по ущелью вверх – пешком. Снайпер занимает позицию с хорошим обзором. Где она будет, эта позиция, никто не знал – сориентируются на месте.

Молчали. Аксым, сжимая широко расставленными руками руль, безучастно смотрел в лобовое стекло на громады черных гор впереди. Рядом с омоновцем казался ребёнком, которому взрослые руль доверили. После разговора с этим молодым и циничным, который у них за главного, навалилась апатия. Не вырваться. Они уже за тебя всё решили. Не подчинишься – хуже будет. Ладно бы только мне… Сразу на жену, на детей давить