КВАЗИ - Сергей Лукьяненко

– Да что-то аппетита нет.

– Ну извини, – сказал Михаил. – В следующий раз зайдём в обычный ресторан. А сейчас прогуляемся пешком, после обеда полезно.

Поскольку Михаил явно ожидал вопросов, я промолчал. Мы расплатились (увы, отсутствие в меню мяса никак не сказалось на цене) и вышли из ресторана, оставив машину на стоянке. Повинуясь внезапному порыву, я позвонил Насте, но она не брала трубку. Выждав вежливые три звонка, я спрятал телефон. Михаил терпеливо ждал. Мы прошли полтора квартала по Пречистенке, завернули направо, на Померанцев переулок. Двинулись в сторону сквера Тургенева.

– Я понимаю, ты специально не хочешь ничего спрашивать, – сказал Михаил. – Это твой протест против моих недомолвок.

Я пробурчал что-то невразумительное.

– Но ты ведь тоже многое мне недоговариваешь, – укоризненно заметил кваzи. – Тема очень болезненная и неловкая для нас обоих, но ты не допускаешь, что Найд…

– Нет, – сказал я. – Я не буду проводить никаких исследований. Он – не мой сын. И мы не касаемся больше этой темы.

– Очень странно, – сказал Михаил. – Но как хочешь. Тебе жить.

– Куда мы идём? – спросил я.

– Дом номер три, возле сквера. Центр постмортальной психологии.

Я покосился на Михаила, но он был вполне серьёзен.

Центр постмортальной психологии оказался небольшим помещением в полуподвальном этаже старого пятиэтажного здания. Я припомнил, что когда-то здесь был магазин под названием «Лавка жизни». Теперь здесь висела строгая черно-белая вывеска «ЦПП», без расшифровки аббревиатуры.

Какая-то ирония в этом присутствовала.

– Ты предполагаешь, что, не рискуя больше появиться в церкви, Виктория кинется в объятия психологов? – спросил я.

– Можно сказать и так, – туманно ответил Михаил.

Мы вошли в ЦПП.

Помещение было небольшим. Маленький холл, свежеотремонтированный, с тем же строгим дизайном – белые стены, чёрная мебель. Стойка приёмной, за которой сидела миленькая черноволосая девушка. Живая. За её спиной висели какие-то дипломы в рамочках, большие черно-белые постеры с фотографиями старинных церквей и соборов. Под потолком беззвучно работал телевизор, демонстрируя старые фильмы с Чарли Чаплином.

Несколько дверей вели в другие помещения.

– Добрый день, – сказала девушка с мягким малороссийским акцентом, встала, дружелюбно улыбнулась. Бейдж на её блузке, расстёгнутой ровно настолько, чтобы поманить взгляд крепкой молодой грудью, содержал только имя: «Оксана». – Берите анкеты, заполняйте…

Взгляд её остановился на мне.

– Вы сопровождающий, верно?

– Да, – согласился я. – Это моя работа в последнее время.

Михаил, к моему удивлению, анкеты взял. Уселся за столик, снял шляпу, достал авторучку и принялся заполнять листы аккуратным разборчивым почерком. Я мельком глянул – обычные, одинаковые в любом заведении анкеты. Имя-фамилия, год рождения, место жительства, место работы… Учитывая специфику, здесь ещё была дата смерти и дата возвышения – последнее время дискутируется вопрос, не добавить ли эти пункты во все анкеты и документы с целью борьбы с дискриминацией кваzи. Но вопрос как-то всё время замыливается в правительстве и остаётся там же, где и закон о разрешении гомосексуальных браков. Это Россия, детка. У нас тут подлинная демократия, в том смысле, что исполняется воля большинства.

– Может, и мне заполнить анкету? – пошутил я.

У Оксаны округлились глаза.

– Да, но как вы… То есть можно, конечно… А на какой эффект вы рассчитываете?

Она совсем смутилась.

– Представьте себе, что я ничего не знаю о вас, – сказал я и улыбнулся. – Ну и расскажите о вашем центре.

Девушка покосилась на одну из дверей. Видимо, размышляла, не вызвать ли начальство.

Но я улыбался, был одет в штатское, и Оксана решила справиться сама.

– Наш центр постмортальной психологии оказывает услуги для кваzи, связанные с изучением глубин их психики, изменений по сравнению с прижизненным состоянием, вырабатывает рекомендации по духовному развитию, оказывает консультационные услуги по отдельным вопросам, – оттарабанила она.

– Здорово! – похвалил я. – А каким образом?

– Мы используем одобренную Минздравом методику психологической консультации с использованием разрешённых медицинских препаратов новейшего поколения, – так же заученно сказала Оксана.

Ментовская струнка во мне сразу же зазвенела при словах «медицинских препаратов».

– На меня не подействуют? – с просительной улыбкой произнёс я.

Оксана прыснула.

– Ну что вы! Не при жизни.

– Вот анкета. – Михаил протянул Оксане заполненные бумаги. Та быстро проглядела их, спросила:

– Вы хотите первый сеанс прямо сейчас?

– Да.

– Полторы тысячи за первичный приём, семьсот пятьдесят рублей за сеанс, – сказала Оксана. – Товарищ будет вас сопровождать?

– Да, – твёрдо сказал Михаил.

– Двести пятьдесят за сопровождающее лицо. Фото и видеосъёмка разрешена за дополнительную плату.

– Не надо. – Михаил покачал головой. – Я готов.

Оксана вышла из-за стойки. Всё, что скрывалось за стойкой, у неё оказалось столь же привлекательным, как и доступное взгляду ранее.

– Марина Абрамовна! – Девушка постучала и приоткрыла ту дверь, на которую косилась. – Пациент, Михаил Иванович Бедренец. Первичный приём.

– Пусть проходит, – грубоватым голосом отозвалась Марина Абрамовна.

По контрасту с красавицей Оксаной глава центра постмортальной психологии оказалась женщиной крепкой, кряжистой, немолодой и непривлекательной. Над верхней губой угадывались плохо депилированные усики. В кабинете Марины Абрамовны, несмотря на работающий воздухоочиститель, крепко пахло табаком, а на столе вызывающе стояла небрежно прикрытая пепельница.

– О работе нашего центра осведомлены? – бросив на меня беглый взгляд и не сочтя достойным внимания, спросила Марина Абрамовна. Бейджа она не носила, но табличка на её столе утверждала, что Марина Абрамовна – доктор медицинских и психологических наук, а также нейропсихолог.

– Вполне, – ответил Михаил.

– Первый раз?

Михаил кивнул.

– Ну пойдёмте тогда, не будем попусту болтать… – Марина Абрамовна поднялась и двинулась сквозь кабинет плавно и неотвратимо, будто морской буксир через акваторию.

Пройдя через приёмную, мы вошли ещё в одну дверь. Оксана уже вернулась на своё место, одарив нас на прощание дежурной улыбкой.

Новое помещение центра оказалось длинной комнатой без окон, с узкими кушетками, разделёнными свисающими с потолка занавесками. Мне вспомнился кабинет «электросна» в ведомственном пансионате, куда я как-то честно отходил десять дней. Лежишь себе с электродами на веках, чуть-чуть пощипывает кожу…