Назад в юность - Александр Сапаров

Забегая вперед, скажу: к концу второго семестра у меня в журнале было уже шесть или восемь минусов, хотя я неоднократно перерисовывал эти проклятые образцы. За две недели до зачета Носкова то ли заболела, то ли куда-то уехала, и к нам на это время пришел Валерий Сергеевич, с которым мы познакомились еще на картошке. Когда Валерий Сергеевич во время очередного занятия вышел из кабинета, я под восхищенно-боязливые взгляды одногруппниц встал и исправил в журнале все минусы, которые мне наставила Носкова, на плюсы. Вернувшись, Валерий Сергеевич, естественно, ничего не заметил. Ему мои рисунки были, как я понял, до одного места, и он недрогнувшей рукой поставил мне зачет, когда пришло его время.

Но сейчас до этого события было еще далеко, и я шел на гистологию, заранее готовясь к мине, которую сделает Носкова при виде моего очередного творения.

После занятий я отправился в больницу, где Галина Петровна вручила мне направление в учебный комбинат, где я должен был освоить еще одну не изведанную ранее профессию лифтера. Когда после долгих поисков по заснеженным улицам я нашел здание комбината, то оказалось, что он находится во дворах, совсем недалеко от моего дома. Но все равно ходить по вечерам на учебу я не хотел, особенно увидев контингент, который тут обучается. Почти все «ученики» были, может быть, чуть-чуть помладше меня прежнего, хотя из некоторых песок уже сыпался вполне прилично. Поэтому я нашел преподавателя, который должен был нас учить, и прямо его спросил, что я должен сделать, чтобы не ходить на занятия и получить допуск к управлению лифтом.

Осмотрев меня с головы до ног, помятый мужчина средних лет сказал:

– Это, наверное, будет стоить две бутылки коньяка – одну сейчас и одну, когда получишь удостоверение.

– Очень хорошо, – согласился я и отправился за коньяком.

Уже с осени продавщицы, глядя на меня, вопросов о возрасте не задавали. Вот и на этот раз просить кого-нибудь купить бутылку коньяка не пришлось. Вручили мне ее без проблем. Когда я пришел обратно в комбинат, преподаватель был еще там и, похоже, ждал только моего возвращения. Он спрятал бутылку в стол, сообщил:

– Ну все отлично, приходи к концу учебы сам знаешь с чем, – и переписал мои данные из паспорта, даже не обратив внимания на возраст.

Решив еще одну задачу, я пошел домой отсыпаться.

После перекуса улегся отдохнуть, но сна почему-то не было. Я на все лады обдумывал слова Аркадия Борисовича. Выходило так, что мне опять выпадает шанс каким-то образом попасться на глаза будущему начальнику 4-го управления Минздрава, а значит, и получить работу в Кремлевской больнице. Но как же это все будет долго тянуться! Теперь вопрос с темой работы – пересадкой сердца. Конечно, я сам этим никогда не занимался, но, как всякий специалист, работающий в смежной области, знал достаточно много. Написать работу на уровне студенческой, даже без подготовки, я бы, наверное, смог. Вопрос только в том, что меня первым делом спросят, где источники. А как я объясню, что источник – это только моя голова? Так что придется идти в библиотеку, искать все материалы по этому вопросу и делать работу на уровне рядового студента. Но для разнообразия внесу туда несколько новых идей от своего лица, чтобы привлечь достаточный интерес к своей особе.

Постепенно сон все же взял свое.

Едва я заснул, как раздался звонок в дверь. Дверь открыл Лешка. Он вернулся и, улыбаясь, поднял оба больших пальца вверх:

– Иди встречай, это к тебе.

Выйдя в коридор, я увидел стоящую в дверях Аню. Она со смущенным видом смотрела на меня:

– Сережа, привет! Ты меня приглашал. Я вот шла мимо и решила зайти. Извини, что без звонка.

Она еще что-то говорила, пытаясь скрыть стеснение, но я подошел к ней и, поцеловав, начал снимать с нее пальто. Девочка сначала сопротивлялась и говорила, что она только на минутку забежала и что ей надо еще в магазин успеть, но я уже повесил пальто на вешалку, оставил ее одну в прихожей приводить себя в порядок, а сам побежал на кухню ставить чайник. Услышав, что происходит что-то интересное, из своей комнаты вышла бабуля. Ласково поздоровавшись с гостьей, она взяла кухню в свои руки, а меня отправила к девочке.

Когда Аня вошла в комнату, я про себя подумал: «Вот это да!» Девочка была в новом платье, которое ей очень шло, и с той же прической, что и на новогоднем вечере. Мы с ней сели за стол. Лешке, который хотел примоститься рядом, я показал кулак, и он понятливо исчез в нашей комнате. Мы сидели, глядя друг на друга. Разговор пока не клеился, хотя я старался изо всех сил. Девочка была, наверное, настолько смущена своим визитом без предупреждения, что никак не могла прийти в себя. Но тут в комнату вплыла бабушка и сразу заговорила:

– Анечка! Да как ты похорошела! Ох, даже слов нет, чтобы сказать. Сережка, что ты как истукан сидишь? Ты что, не видишь, какая краля к тебе пришла? Давай быстро в магазин за тортом, одна нога здесь, другая там, а мы пока с Аней посекретничаем без тебя.

Я шел в гастроном на другой стороне улицы и думал о том, что если женщины чего-то очень сильно захотят, то этого не избежать.

Когда я вернулся, Аня уже чему-то заливисто смеялась вместе с бабушкой.

Увидев меня, бабушка обратилась к Ане:

– Ну вот и твой кавалер наконец явился, его как за смертью посылать. Ну ладно, я пойду, не буду вам мешать. Сидите пейте чай.

Мы с Аней общались часа два. Она рассказывала мне про учебные дела, а я поймал себя на мысли, что с интересом слушаю школьные новости. В голове даже промелькнуло, что, возможно, пребывание в молодом теле влияет и на сознание взрослого, заключенное в нем.

Аня спохватилась, что уже почти восемь вечера, а ей еще надо в магазин, и мы вместе отправились за продуктами. Я проводил ее. Она робко попросила меня зайти, но я, узнав, что ее отец дома, вежливо отказался, сославшись на то, что нужно готовиться к завтрашним занятиям. После чего она пообещала приходить ко мне, и, поцеловавшись, мы разошлись.

Незаметно прошло несколько дней. У меня оставалось последнее дежурство в оперблоке. Я надеялся, что, может, Бог есть на свете и он даст мне в это дежурство хорошо поспать. Когда я пришел на работу, до одиннадцати вечера действительно все было хорошо. Но затем нам позвонили из приемного покоя и сообщили, что санавиацией доставлен больной с тяжелой травмой и чтобы мы готовились к операции. Через полчаса мы все уже были готовы и ждали только больного. Анатолий Григорьевич, который сегодня дежурил, нервно расхаживал по коридору и в который раз повторял:

– Ну где же их черти носят?!

Второй хирург, спокойная женщина средних лет Алина Ивановна, его утешала:

– Толя, перестань дергаться, никуда твоя диссертация не убежит. И вообще, что это за мода – на дежурстве научную работу писать! Это надо делать дома, в тишине и покое.

– Ага, ты как будто не знаешь, какой у меня дома покой, – завелся Анатолий Григорьевич.

В этот момент двери лифта открылись, и к нам вкатили больного. Повисла тишина. Мы все молча смотрели на страдальца, у которого из живота торчала на полметра отпиленная суковатая верхушка ели.

Замерший Анатолий Григорьевич внезапно пришел в себя:

– Погодите! Не укладывайте на операционный стол, я сбегаю за фотоаппаратом.

Мы стояли, смотрели на скрюченного больного, который был в сознании и вполне понимал, что вокруг него делается, а фельдшер приемного покоя быстро рассказывал нам историю травмы.

Оказывается, этот товарищ ехал в кабине автокрана, что, между прочим, категорически запрещено, а впереди двигался лесовоз с пачкой хлыстов. Дорога была скользкая, и, когда лесовоз резко затормозил, водитель крана не смог сразу остановить машину. Вершина одного из хлыстов пробила стенку кабины крана и, как бабочку, пришпилила пострадавшего к задней стенке. К чести водителей, они быстро сориентировались и отпилили вершину, так чтобы она не мешала вынести пострадавшего из кабины. Затем вызвали «скорую», которая прибыла на удивление быстро. «Скорая» доставила больного в центральную районную больницу, где ни один хирург не рискнул проводить операцию, и больного доставили санавиацией к нам. Как ни странно, состояние его оставалось стабильным, и поэтому, кроме анальгетиков, ему ничего не делали. Анализ мочи был спокойным, так что повреждения почек скорее всего не было.

Вот наконец появился Анатолий Григорьевич с фотоаппаратом и, сдернув с больного простыню, начал его фотографировать в различных ракурсах. А я стоял и думал о том, что в те времена, из которых я появился, такое, пожалуй, не прошло бы.

После того как фотосессия была завершена, мы переложили пострадавшего на операционный стол, а хирурги пошли готовиться к операции.

Я тем временем, вооружившись хирургической пилой, начал лесопильные работы. Вначале отпилил торчавший из живота на полметра обрубок по уровень кожи. Когда же я захотел выкинуть его в ведро, Анатолий Григорьевич закричал: