На восьми фронтах - Павел Трояновский

И тут об аресте Щукина узнал капитан Саркисян. На другой день он был уже в политотделе 18-й армии, чтобы доложить о случившемся полковнику Л. И. Брежневу. Оказывается, к артиллеристам в район безымянной высоты заезжал именно он, Леонид Ильич Брежнев, и он же эвакуировал в тыл раненого Саркисяна.

Начальник политотдела хорошо помнил тот бой, поэтому сразу же позвонил и в Военный совет, и в военный трибунал. Попросил не торопиться с окончательным решением дела капитана Щукина, так как здесь допущена вопиющая несправедливость. Щукин подлежит не наказанию, а награждению. Свои доводы Л. И. Брежнев обещал тотчас же изложить письменно...

Позже я встречался с капитаном И. Л. Щукиным. Счастливее его, казалось, не было человека на свете. Воевал он отлично. Я спросил, не бывал ли он у Л. И. Брежнева.

- Был, как не быть, - ответил Иван Леонтьевич. - Ведь если бы не товарищ Брежнев, то я и не знаю, как бы сложилась моя дальнейшая судьба... Он меня принял, узнал, обнял. А благодарность мою переадресовал Саркисяну. "Благодари его, - сказал мне Леонид Ильич, - этого чудесного человека, настоящего большевика. А моя роль в этом была второстепенной, служебной". Согласен, Саркисян оказался действительно чудесным человеком. Но и участие товарища Брежнева я век не забуду!

* * *

Госпиталь в Сочи. В большое окно палаты на втором этаже гулкими зарядами бьет весенний морской ветер.

Сидим с врачом И. М. Галкиным у кровати краснофлотца Федора Дудышкина. Он ранен в грудь в рукопашной схватке на Малой земле.

Утром начальник политотдела 18-й армии полковник Л. И. Брежнев вручил ему от имени Военного совета орден Красного Знамени. А затем всех награжденных угостил виноградным вином. И вот, выпив четверть бокала, Дудышкин сразу же заснул.

- Еще не успел окрепнуть... Кинжал врага прошел рядом с сердцем, - тихо говорит И. М. Галкин.

Краснофлотец Федор Дудышкин трижды ходил в группе разведчиков морской бригады на захват "языка". Дважды эти вылазки кончались успешно - моряки в первый раз захватили в плен ефрейтора, во второй - офицера. Этого офицера, кстати, скрутил и вынес на себе Дудышкин. А вот во время третьего поиска разведчики натолкнулись на вражескую засаду. Схватились с гитлеровцами врукопашную. Здесь-то Дудышкин и был ранен в грудь. Но, собрав последние силы, доставил в свое расположение получившего еще более тяжелое ранение старшину 1-й статьи Коваленко...

- Это вы, Илья Михайлович? - спросил вдруг Галкина проснувшийся от нашего негромкого разговора Дудышкин.

- Я, Федя, я. А со мной - корреспондент "Красной звезды". Хочет поговорить с тобой, - ответил военврач.

Я стал задавать краснофлотцу вопросы. Дудышкин отвечал. Правда, время от времени говорил, словно извиняясь:

- Отдохну немного...

У него рыжеватые волосы, продолговатое, с бледными, впалыми щеками лицо, бескровные губы.

Я думал, что Дудышкину лет двадцать пять, если не больше. Но оказалось только двадцать. На флот призван с Дальнего Востока, до войны жил и работал в Комсомольске-на-Амуре.

Недавно прибыл в район Новороссийска, был зачислен в морскую пехоту.

- Как говорится, с корабля на бал, - пытается шутить Дудышкин. - С неделю только и пробыл на учебном пункте. Тренировался днем и ночью. Я хорошо овладел приемами гранатометания и ближнего боя. А затем боевая тревога - и марш в порт, где стояли транспортные средства. Провожали нас адмирал и полковник Брежнев. Состоялся короткий митинг. Я думал, что начальство, пожелав нам успехов, сядет в автомобиль и... Но нет, ошибся. Полковник Брежнев поднялся вместе с нами на первый корабль, а адмирал, говорят, тоже пошел на одном из катеров...

Отвалили, значит. Полковник Брежнев подсел к нам, закурил. Спросил меня, давно ли, мол, с Дальнего Востока. Сказал, что в свое время служил в Забайкалье. Поинтересовался моей гражданской специальностью. Я сказал, что работал подручным сталевара.

- Вот здорово! - радостно воскликнул Леонид Ильич. - Ведь и я имел кое-какое отношение к этой профессии.

Тут налетели вражеские самолеты. Мне по неопытности стало как-то не по себе. Хотел было в трюм нырнуть. Но полковник Брежнев удержал:

- Возьми себя в руки. Уверяю, ни одна бомба в нас не попадет. Взгляни-ка на небо. Видишь, какой сильный зенитный огонь?

И ведь верно, налет для нас окончился благополучно...

Вблизи Новороссийска уже вражеская артиллерия открыла огонь. Да такой плотный, что с ума можно сойти. И тут опять слышу голос товарища Брежнева:

- Сейчас наша тяжелая морская артиллерия заставит замолчать фашистские пушки. Видите сполохи в горах? Это наши... И смотрите, уже не так плотен огонь противника...

Уже позднее я узнал, что товарищ Брежнев бывал и в более тяжких переплетах. Говорили, что однажды его взрывом сбросило в море...

Ну, подходим, значит, к Малой земле. Причалы все разбиты. А море прямо кипит от осколков мин и снарядов. Надо прыгать в воду. И что же? Полковник первым подходит к борту. Но тут мы его опередили и даже помогли начальнику политотдела сухим добраться до берега.

Товарищ Брежнев вместе с нами шел до самого переднего края. А на прощание пожал мне руку, пожелав боевых удач...

Двадцать дней пробыл я на Малой земле. И трижды за это время видел Леонида Ильича. В последний раз он прибыл к нам с просьбой попытаться взять у противника "языка" покрупнее. Сказал:

- Хорошо бы офицера...

Вот тогда-то я и притащил на себе того фашиста с серебряными погонами...

Дудышкин достал из тумбочки орден Красного Знамени, любовно подышал на него и продолжил:

- А вот сегодня боевую награду получил. И очень рад, что ее вручил мне именно полковник Леонид Ильич Брежнев. "Мы теперь с тобой, товарищ Дудышкин, сказал он, - боевые друзья. И я тебя поздравляю не только как представитель командования армии и Военного совета, но и лично, как фронтовой друг". И поцеловал меня...

* * *

С командующим 18-й армией Северо-Кавказского фронта генералом К. Н. Леселидзе я познакомился гораздо-раньше, еще в дни обороны Тулы. Тогда, осенью 1941 года, полковник Леселидзе был начальником артиллерии 50-й армии. Вторично мы встретились в Закавказье, в районе Сухуми, где, уже генерал-лейтенант, К. Н. Леселидзе командовал сначала корпусом, а позднее и 46-й армией, оборонявшей перевалы Главного Кавказского хребта.

И вот теперь вхожу в блиндаж командующего 18-й армией. Сопровождающий меня капитан открывает дверь, и я вижу склонившегося над картой, такого знакомого генерала. Леселидзе тоже узнал меня, пошел навстречу.

- Вот ведь как бывает в боевой жизни, - говорит он после обмена крепкими рукопожатиями. - Тула, Сухуми, а вот теперь Новороссийск... И что удивительно: когда был в Туле, думал, что тяжелее на всем фронте, наверно, не встречу места. А затем эти перевалы. Там бывали дни потяжелее тульских. Казалось, что именно здесь пик напряжения. Теперь вот Новороссийск, Малая земля...