Твое сердце принадлежит мне - Дин Кунц

– Но ты любила меня. Я уверен, что любила. Нельзя же любить от одного дня и до другого.

– Я и не переставала.

Эти три слова не вызвали у него восторга, пусть несли в себе столь радостную весть, но безмерно опечалили: ее голос переполняло горе, душевная боль, с какой жены говорят об их безвременно ушедших мужьях, любовь к которым теперь так и останется невостребованной.

– Я тебя люблю, – добавила Саманта, – но больше не смогу влюбиться в тебя.

– Ты противоречишь себе, – в его голос прорвалось раздражение.

– Нет. Есть разница.

– Не такая, чтобы иметь хоть какое-то значение.

– Все имеет значение, Райан. Все.

– Пожалуйста, скажи мне, что я сделал не так?

Ее лицо перекосило от ужаса.

– Нет, Господи, нет!

Такая реакция совершенно не соответствовала его вопросу. В конце концов, он всего лишь другими словами хотел спросить, чего в нем ей не хватало.

Резкость ответа показала ему, что они находятся в поворотной точке их отношений, и отношения эти могут развернуться как к свету, так и к темноте, обрести надежду или лишиться ее навсегда.

Создавая программное обеспечение, занимаясь бизнесом, он научился распознавать такие моменты, которые могли сбросить его в пропасть или вознести на вершину.

– Пожалуйста, скажи мне, – настаивал Райан. – Скажи мне, что я сделал.

Ее пальцы до боли сжали его руку, ногти впились в кожу, едва не раздирая ее до крови.

– Любить тебя и говорить об этом? Лицом к лицу? Невозможно.

– Но если ты меня любишь, ты хочешь пройти через это так же, как и я.

– Пройти через это нельзя.

– Мы сможем, – настаивал Райан.

– Я не хочу все уничтожить.

– Уничтожить что? Что остается, если мы не предпримем вторую попытку?

– Год, проведенный нами вместе, когда все было так хорошо.

– Этого не уничтожить, Сэм.

– Можно. Разговором о том самом.

– Но если мы просто…

– Теперь в этом нет смысла. Только слова на правильный путь нас не выведут. Ничего не предотвратят.

Он уже открыл рот, но она остановила его, прежде чем с его губ сорвалась очередная мольба.

– Нет. Позволь мне и дальше любить тебя. И позволь помнить то время, когда я была в тебя влюблена. Пусть оно останется со мной навсегда.

Потрясенный чистотой ее страсти, осознав, что она действительно любила его душой и сердцем, по-прежнему не понимая, чего же все-таки ему не хватало, какую он допустил ошибку, Райан мог ответить только двумя словами.

Но опять она остановила его, прежде чем он заговорил:

– Не говори, что ты заблудился. Не повторяй вновь. – Ее глаза переполняло горе, голос дрожал. – Это правда. Я принимаю эту правду, вот почему и не хочу услышать ее вновь. Я этого не вынесу, Моргунчик.

Она убрала руку, не сердито, скорее в отчаянии, поднялась, вроде бы запнулась, словно могла передумать и снова сесть, потом повернулась и зашагала прочь.

Райан с трудом подавил желание броситься следом, остался на скамейке, между двух кустов герани, ярких, словно абажуры ламп «Тиффани». Витрины магазинов слепили. Водяные арки в фонтане сверкали, как хрусталь, а потом рассыпались, ударяясь о поверхность бассейна.

В какой-то момент он заметил молодую женщину-азиатку, которая стояла в двадцати футах от него, перед книжным магазином. Похоже, наблюдала за ним и, должно быть, видела, что он говорил с Самантой.

Перед собой обеими руками она держала букет из полудюжины бледно-розовых лилий, завернутых в целлофан и перевязанных синей ленточкой.

Предположив, что она – поклонница таланта Саманты и, заинтригованная его разговором с ней, может подойти, чтобы обсудить роман, Райан поднялся со скамьи. Он мог лишь сказать женщине, что заблудился, а она, к сожалению, ничем не могла ему помочь.

Глава 39

Последние пять зим числились среди самых холодных в истории Калифорнии, хотя температуры, которые заставлялись калифорнийцев тянуться за свитером, вызвали бы у жителей Мэна или Мичигана желание отправиться на пикник. Но этот день выдался теплым, так что люди с удовольствием гуляли среди корпусов торгового центра, подставляя лица солнцу, и не очень-то стремились заходить в магазины.

Когда-то Райану нравилось находиться в толпе, и он с удовольствием продолжил бы прогулку. Теперь большое количество людей его нервировало.

Выздоровление после операции требовало тишины и покоя. А потом он избегал скоплений людей: принимал, среди прочих, препараты, подавляющие иммунную систему, и опасался инфекций, которые передавались воздушно-капельным путем. Дома он теперь проводил много времени, и не потому, что выполнял рекомендации врачей. Просто предпочитал одиночество.

В этой толпе никто никуда не спешил, не расталкивал других. Люди неторопливо прогуливались по дорожкам и аллеям. Но при этом их было очень уж много, Райану они напоминали гудящий рой инопланетных существ, грозящий утащить его в свой улей, откуда он бы уже не вырвался. Направляясь к автомобильной стоянке, он изо всех сил сопротивлялся наваливающейся на него панике. Если бы сдался, то сорвался бы с места и бежал, бежал, бежал, пока рядом не осталось бы ни одного человека.

На огромной, заставленной автомобилями стоянке царила тишина. Все, кто хотел, уже приехали в торговый центр и оставшиеся до сумерек пару часов намеревались провести, гуляя и разглядывая витрины. Так что уезжали лишь единицы.

Найдя ряд, в котором припарковался, Райан направился в дальний его конец, где стоял его купе, размышляя о взгляде Саманты. Ранее он подумал, что она жалела его, но теперь заподозрил, что в этом взгляде читалась не жалость, а что-то куда более худшее.

Жалость – это боль, которую чувствует человек, видя беду других, в сочетании с желанием помочь. Но Саманта не могла ему помочь. Она ясно дала понять, что не может. То есть в ее глазах он увидел скорее соболезнование, которое может быть нежным, как жалость, но это и сочувствие к тем несчастным, помочь и спасти которых уже нет никакой возможности.

Солнце давило на него, отраженные от ветровых стекол лучи слепили, от автомобилей шел жар, от асфальта поднимался запах гудрона, ему хотелось вернуться домой, в прохладу солярия.

– Привет, – раздался за его спиной голос. – Привет. Привет.

Он повернулся и увидел ту самую азиатку с букетом светло-розовых лилий. Лет двадцати пяти, миниатюрную, удивительно красивую, с длинными, блестящими черными волосами, скорее даже евразийку[34], с серовато-зелеными глазами.

– Вы ее знаете, вы знаете женщину, которая написала эту книгу? – на английском она говорила без малейшего акцента.

Если бы он отшил ее, его грубость бросила бы тень на Сэм.

– Да, – кивнул Райан. – Я знаю ее. Раньше знал.

– Она – очень хорошая писательница, такая талантливая.

– Это точно. Хотелось бы мне обладать ее талантом.

– И такая сострадательная, – незнакомка подошла ближе, выразительно посмотрела на книгу, которую Райан держал в руке.

– Очень сожалею, но, боюсь, мне пора ехать. Опаздываю.

– Замечательная книга, пронизанная таким тонким пониманием жизни.

– Да, конечно, но я опаздываю.

Держа лилии обеими руками, она протянула их ему.

– Вот. Я видела, что между вами возникло недопонимание, вам они нужны больше, чем мне.

– Нет, нет, – в удивлении ответил он. – Я не могу их взять.

– Пожалуйста, возьмите. Вы должны, – она буквально ткнула букет ему в грудь, с такой силой, что один бутон отломился от стебля и упал на асфальт.

– Нет, – промямлил ошеломленный Райан, резкий аромат лилий защекотал ноздри. – Видите ли, там, куда я еду, мне не удастся поставить их в воду.

– Нет, нет, вы должны, – настаивала она, и если бы он не подхватил целлофановый конус свободной рукой, цветы упали бы на землю.

Взяв лилии, он тут же попытался вернуть их.

И вдруг почувствовал, что его обожгло, полоса огня вспыхнула на левом боку. Мгновением позже ожог сменился резкой болью. И вот тогда он увидел выкидной нож.

Лилии и книга выпали у него из рук.

– Я могу убить тебя, когда захочу, – процедила женщина.

Потрясенный, зажимая рану рукой, Райан привалился к «Форду Эксплореру».

Женщина повернулась и зашагала к параллельному ряду автомобилей. Не побежала.

Лезвие, очень уж острое, прорезало рубашку, не выдергивая нитей, так же чисто, как бритва режет газету.

Правой рукой, запачканной кровью, Райан ощупал рану. Не рваная, скорее надрез, длиной в четыре дюйма, поверхностная, не требующая швов, не смертельная, рана-предупреждение, но достаточно глубокая, чтобы края разошлись.

Он поднял голову и увидел, что миниатюрная женщина исчезла среди автомобилей, возможно, уже села в один из них, чтобы уехать.