Купеческий сын и живые мертвецы (СИ) - Белолипецкая Алла

Когда минуту спустя она вошла на погост, в одной руке у неё был фонарь с уже зажженной свечкой, а в другой — сковородочная ручка, которую она держала чугунным наконечником вперёд. Впрочем, фонарь-то ей как раз был и не особенно нужен — она запалила свечу в нём больше для поднятия собственного духа. Даже и в предзакатных сумерках она без труда могла отыскать дорогу туда, куда она направлялась. Уж сколько раз она там побывала за минувшие пятнадцать лет! И всё равно теперь выходило: бывала она там недостаточно часто. Раз уж не сумела испросить прощения у своего убиенного полюбовника.

5

Иванушка думал: ему понадобится целый час, чтобы отодрать чугунную лестницу от спины погибшего пожарного. Зря, что ли, бедолагу так и похоронили — с этой лестницей, вплавившейся в него? Стало быть, не сумели отделить её так, чтобы всё мертвое тело не распалось на части. Но, как видно, долгое пребывание в земле сделало своё дело. Чёрная спина пожарного крошилась под лезвием Иванушкиного ножа так легко, как если бы это был графитовый стержень мягкого карандаша.

И все равно тело купеческий сын не был уверен, что успеет вовремя. Часть шурупов уже вылетела из дверных петель, и не стоило даже тратить время на то, чтобы вернуть их на место. Ясно было: они продержался ещё меньше, чем в прошлый раз. Но самое худшее — начали выпадать и те шурупы, которыми крепились петли дверного засова. И, едва они выскочат все — уже не будет иметь значения, устоит сама дверь или нет. Восставшие мертвецы прорвутся внутрь, даже если он, Иван Алтынов, попытается удержать эту дверь сам или чем-то её подопрет. Их было слишком уж много — всех тех, что ломились сейчас сюда снаружи. И даже сквозь дверь до Иванушки и Зины долетали те надсадные звуки, которые можно было бы принять за дыхание восставших. Если только не брать в расчет, что дышать они ну, никак не могли!

Зина тоже помогала Иванушке всеми силами: долбила почерневшую спину пожарного концом шестика-махалки — отколупывала куски обуглившейся плоти от чугунной лесенки. Пожалуй что, если бы Иванушка сумел проникнуть в мысли Эрика — как давеча это сделал его дед — рыжий котяра тоже взялся бы им содействовать: стал бы выцарапывать лестницу своими бритвенно острыми коготками. Что будет, если они трое отсюда не уберутся, явно и кот понимал. Рыжий стоял, обратив морду к двери, широко растопырив лапы. Он не издавал ни звука. И беспрерывно отмахивал вправо-влево пушистым хвостом.

Но, наконец, усилия Иванушки и Зины принесли результат. Раздвижная лестница с хрустом отделилась от спины пожарного. И купеческий сын, изо всех сил эту лестницу на себя тянувший, едва не повалился на спину. А одна из секций лестницы тут же выдвинулась у Иванушки в руках.

— Слава Богу! — воскликнула Зина. — Я так боялась, что мы её не сможем раздвинуть!

— Мы её раздвинем! — заверил её Иван. — Лишь бы нам только хватило её длины!

6

Иван Алтынов и Зина Тихомирова восседали на двускатной каменной крыше алтыновского склепа. И оба отчетливо понимали, как им повезло — что они не остались там, внизу, за стенами испоганенного каменного сооружения. Иванушка без всяких сожалений выбил в склепе бесценное витражное окно венецианского стекла — для чего ему пришлось подняться почти на верхнюю ступеньку раздвижной пожарной лесенки, которую они с Зиной приставили к стене. А после этого он без церемоний подсадил в выбитое окно поповскую дочку, которой он велел лезть первой, и сам — с Эриком за пазухой — выбрался за ней следом.

Правда, он порезал себе осколками витража ладони обеих рук — когда подтягивался, уцепившись за оконную раму. Но это уж точно было лучше, чем куковать внутри погребальницы, где дверной засов уже вовсю трещал. Зина быстро оторвала от подола своего платья две батистовые полосы и перевязала ими руки Иванушки. А тот сразу же после этого втянул наверх чугунную лесенку — к верхней ступеньке которой они загодя привязали Зинин летний шарфик. Тот, по счастью, оказался шелковым — очень прочным. И выдержал вес тяжелой чугунной штуковины. Иван Алтынов не думал, что существа, ломившиеся внизу в дверь, способны по лестнице вскарабкаться. Но всё же — береженого Бог бережет.

И вот теперь Иванушка озирался по сторонам, снова сжимая в руках длинный шест с тряпицей на конце — которым он еще нынче днем гонял голубей, сидя у слухового окна своей голубятни. Вот только тряпица эта больше не была белой, как раньше. Её всю изгваздало грязно-бурое вещество, которое даже и на кровь-то не походило.

— И что мы теперь станем делать? — обратилась к Иванушке Зина.

В отличие от Ивана она не сидела на двускатной крыше верхом, словно на лошади. Но не потому, что девице было бы невместно так сидеть. Да и её теперешняя позиция вряд ли выглядела пристойнее. Дочка священника опустилась чуть ли на четвереньки, свесила голову и безотрывно глядела вниз.

Рядом с ней — почти в такой же позе, словно бы передразнивая девушку — застыл Эрик Рыжий. Он словно бы охоту вел: мышцы напряжены, взгляд устремлен вниз — на тех, кто бряцал и шелестел чем-то на земле.

Услышав Зинин вопрос, Иванушка только пожал плечами — не знал, что девушке отвечать. Но Зина этого не увидела — не поворачивала к нему головы. Так что переспросила:

— Так что? Сколько нам тут сидеть?

— Я не знаю, –сказал Иван. — Вопрос в том, видят ли эти лю... эти существа в темноте? А солнце вот-вот зайдет.

Закатные солнечные лучи так подсвечивали шатровый купол храма Сошествия Святого Духа, к которому примыкало кладбище, что церковное здание казалось скособоченным, перекошенным.

— А если они видят? — И Зина кивком указала на плотную толпу тех, кого Иванушка не решился назвать людьми. — Тогда-то что?

— Тогда, — сказал Иванушка, — мы побудем здесь утра. А там — авось, прихожане соберутся на службу и поймут, что дела плохи. Да и телеграмма, которую ты отправила, должна будет уже дойти.

Впрочем, на телеграмму особых надежд Иван Алтынов как раз и не возлагал. Её адресату требовалось время, чтобы хотя бы сюда прибыть. А тем более — чтобы принять меры.

Но главное: они с Зиной оба понимали, что до утра им на крыше не высидеть. Над лесом, возле которого располагалась Свято-Духовская церковь, набухала тяжелой влагой огромная иссиня-черная грозовая туча. И, если бы дождь полил в полную силу, их с Зиной просто смыло бы с крыши — туда, где запрокидывали свои безглызые рожи восставшие покойники.

Следовало бы сказать: куда ни кинь — всюду клин. Но Иванушка по своему обыкновению выговорил:

— Пифагоровы штаны на все стороны равны… — А потом не удержался — прибавил: — Вот бы очутиться сейчас дома!..

И тут, в густеющих сумерках, он внезапно заметил нечто, до этого совершенно ускользавшее от его внимания. Иван Алтынов даже ахнул от изумления. Он понял: все те, кого Зина именовала умирашками, двигались там, внизу, совсем не хаотично!

— Правики и левики! — прошептал Иванушка, мгновенно вспомнив манеру полета своих турманов. — Но, если это так, мы могли бы попробовать…

Он не договорил: ему внезапно почудилось, что на отдалении, за деревьями, мелькнул в сумерках теплый желтый огонек: пламя свечи. Но этого, само собой, никак не могло быть. Все те, кто внизу бродил — они свечи зажигать не стали бы. А никто из живых сюда сейчас не сунулся бы — имея при себе единственную свечку. Если этот живой, конечно, был не самоубийца.

Глава 16. Гроза

1

— Ты что-то заметил? Мы спасемся? — вскинулась Зина. — Кто такие правики и левики?

— Правики и левики — это турманы, которые нарезают круги вправо и влево во время полёта. Ну, то есть — когда уже спускаются к земле. — Иванушка изо всех сил всматривался в сумерки под деревьями — сам боясь поверить в собственную догадку. — И эти, которых ты называешь умирашками — они вроде бы ходят такими же кругами…