Почему я не люблю дождь - Андрей Петерсон

Повернули и пошли. И смогли наконец вернуться к прерванному разговору.

– Так насчет монастыря?

– Да, – улыбнулся брат Эйрих. – Все никак не расскажу… Значит, было так. Началось все два дня назад. Причем, мы даже не поняли сначала, что оно началось… В общем, сидели мы вечеряли…

– Что делали? – Переспросил хилависта. – Ты, давай, по-нормальному говори!

– Ужинали, – пояснил монах. – После вечерей молитвы…

– Не понял, – в голосе Ташура скользнуло раздражение. – Это как это? Вы, что – там по расписанию ели, что ли?

– Ну, да. Утром – завтрак, потом днем – обед…

– Ты мне дурака тут не корчи, – разозлился хилависта. – Я сам знаю, что обед – он сразу после завтрака, а никак не наоборот. И когда ужин, я тоже, представь себе, знаю. Не понимаю только, как вам в головы ваши на макушке бритые пришло еду к молитвам привязать: вот уж одно на другое совсем не похоже… – он рассержено запыхтел, искренне недоумевая – как это некоторые в нелепой своей несуразности могут употребление пищи ради чего-то другого отложить.

– Не слушай ты его, – махнула рукой Осси. – И не отвлекайся, а то так никогда не дорасскажешь.

– Ладно. Не буду, – кивнул Эйрих. – Так вот… Мы ужинали, и как раз тогда прибежал брат Хесса. Ворвался в залу такой весь – лицо белое, губы дрожат, ряса порвана и аж заикается… «Там, – говорит. – Внизу. В покойном зале…» Ну, это где святые у нас схоронены были, – пояснил Эйрих.

– Я знаю.

– Так вот, говорит: там внизу мертвецы пробуждаются. Один уже повылез, и к нему, а он сразу – к нам, а они – в дверь ломиться. Видно уже несколько их повылазило… – Эйрих вздохнул.

– Да ты не волнуйся, – попыталась успокоить его Осси. – Это все уже… Прошло.

– Ну, да… Прошло… В общем, мы потом разобрались – первым-то Святой Жармет восстал, а за ним другие уже, почти сразу. А как они полезли все, так мы их попытались сначала там сдержать, а потом уже, – когда они дверь сломали, – так и отошли. А когда отходили, наставник лестницу обрушил…

– Да, это я видела, – кивнула Осси. – Хорошо обрушил. Ни щелочки не оставил… Только как же они оттуда выбрались?

– Так через погребную – там второй ход был, а его мы прикрыть не успели. А когда сунулись, так они уж тут – во дворе…

– И много их было?

– Да уж хватало… Монастырь-то, считай, уж лет пятьсот стоит. А там не только к святым причисленные лежали. Для них-то отдельный зал заведен, а в общей-то зале, так их, наверное, больше сотни было…

– Ничего себе! – Проскрипел хилависта. И не понятно было – восхищен ли он стойкостью братьев, сумевших такую прорву умертвий удержать и извести, или же наоборот – поражен их глупостью и недальновидностью.

– Да, – брат Эйрих истолковал реплику по-своему и, естественно, в свою пользу. – Тяжело пришлось, и если б вы не поспели… – он глянул на девушку, а ее от этого опять в краску бросило. – То и мне бы там лежать, – монах вздохнул.

– Ну, так, а с чего все началось-то? – Спросила Осси.

– Да, – поддержал ее хилависта. – Чего они повылезали вдруг? Лежали себе и лежали и вдруг, на тебе, – вылезли. Так не бывает…

– Не бывает, – согласился монах. – Да только кто его знает, чего там произошло… Вроде, как сначала все нормально было. До самого прихода Странника… А Странник – что? Пришел да ушел…

– Кто? – Переспросила Осси, не поверив своим ушам. – Кто пришел-ушел?

– Странник, – повторил Эйрих. – Я вот думаю: может это после него так…

– А когда он ушел? – С дрожью в голосе спросила леди Кай.

– Куда он ушел? – Почти одновременно с ней выкрикнул хилависта.

В общем, «когда-куда» получилось…

Эйрих, не ожидавший, что слова его вызовут столь бурную реакцию даже остановился.

– Ушел он как раз в тот день, когда все это началось. Утром. А куда… – он пожал плечами. – Откуда ж мне знать…

Осси смотрела на хилависту, а тот на нее. Причем рты у них обоих были одинаково открыты и со стороны это, наверное, смотрелось очень глупо. Глупо они себя и ощущали. Причем, оба. И в этом, безо всякого сомнения, было полное единение их противоположностей.

– Странник значит? Утром? Рассказывай! – Потребовала Осси. – Все и подробно.

И Эйрих начал рассказывать, хотя рассказывать-то особо нечего было.

С его слов выходило, что пришел Странник ночью. Просто вынырнул из плотной пелены дождя, постучал в ворота и попросился переночевать. На утро долго о чем-то шептался с настоятелем, потом прошелся по залу, пристально вглядываясь в лица монахов. Смотрел, будто насквозь буравил своими серыми глазами, да так, что нехорошо делалось. И все это молча. Ни звука не проронил. Эйриху, правда, улыбнулся и, вроде как, даже собрался что-то сказать, но потом передумал. Ухмыльнулся только, будто увидел что-то забавное, а потом ушел. Слегка припадая на правую ногу и опираясь на посох.

– Нда… – глубокомысленно изрек Ташур после того, как брат Эйрих замолчал, и в воздухе на какое-то время повисла тяжелая, никем не нарушаемая пауза. – Дела… Что-то я ничего не понимаю… А ты?

«А я понимаю, – подала голос Хода. – Кажется…»

– Да я и сама, по-моему, уже понимаю… – Осси на мгновение задумалась, а потом обратилась к монаху: – Скажи, брат Эйрих, а ты знаешь кто такой Норвик II Бросс?

Эйрих пожал плечами:

– Ну, Ташур так назвался, но вообще-то это больше на королевское имя похоже – раз он ни какой-нибудь там, а второй.

– Похоже или знаешь? – Не успокаивалась Осси.

– Не знаю, – признался Эйрих. – А что?

– Ну? – Осси повернулась к Ташуру. – Теперь тебе понятно?

– Ничего мне не понятно! – Рявкнул хилависта. – И чем дальше, – тем мне непонятнее! И, вообще, причем тут Его Величество?

– Величество? – Удивился Эйрих. – Какое величество?

– Потом объясню, – отмахнулась Осси и снова обратилась к Ташуру: – Ты слышал, что говорят будто Ступени во времени затерялись?

– Слышал-то – слышал. Только не понимаю, как это… Как они могут затеряться, когда вот они тут, и мы по ним ходим.

– Ходим, – согласилась Осси. – Только не сейчас.

– Что значит не сейчас? А когда? Это не они затерялись, это ты уже разум свой совсем потеряла! Ты послушай только, что ты несешь!

Истеричные выкрики хилависты на девушку особого впечатления не произвели. Привыкла уже. А потому продолжала Осси втолковывать своему напарнику открывшуюся ей истину спокойно, и не повышая голоса. Как убогому.