Большая Игра против России - Питер Хопкирк

Бернс передал Ранжиту Сингху письмо от лорда Элленборо. Запечатанное в конверт из золотой ткани с британским королевским гербом, оно содержало личное послание правителю сикхов от Вильяма IV. Ранжит приказал, чтобы его прочитали вслух. «Король, — писал лорд Элленборо, — лично приказал мне выразить Вашему Величеству искреннее удовлетворение, с которым Его Величество воспринимает глубокое взаимопонимание между британским правительством и Вашим Величеством, которое существует уже столько лет и, даст Бог, продлится навсегда». Ранжит Сингх явно был в восторге и, не дождавшись конца чтения, приказал произвести мощный артиллерийский салют — двадцать один залп из шестидесяти пушек, чтобы о его удовольствии узнали все жители Лахора.

Затем в сопровождении Бернса Ранжит отправился осматривать новую парадную карету и пятерку тяжеловозов, которые терпеливо ждали снаружи на жаре. Явно испытывая от такого исключительного подарка английского монарха огромное удовольствие, он приказал придворным провести перед ним всех лошадей по очереди. Наутро Бернс со спутниками присутствовали на военном параде, где в линию были выстроены пять полков пехоты. Ранжит пригласил Бернса осмотреть его войска, одетые в белую форму с перекрещенными черными ремнями и вооруженные ружьями работы местных мастеров. Потом полки прошли перед гостями Ранжи‑та парадным маршем «с точностью и мастерством, — отмечал Бернс, — совершенно не уступающим точности и мастерству наших индийских войск». Ранжит задал ему множество вопросов на военные темы, и в частности спросил, как британские войска действуют против артиллерии.

Всего Бернс и его спутники провели у Ранжита в гостях почти два месяца. Устраивались бесчисленные военные парады, банкеты и прочие развлечения, включая длительные застолья вместе с Ранжитом за поглощением «адского варева» местной перегонки, к которому тот был в высшей степени неравнодушен. Выступала также группа из сорока кашмирских танцовщиц, одетых мальчиками, которыми одноглазый правитель (глаз он потерял в результате оспы), видимо, также увлекался. «Это, — доверительно подмигивая, говорил он Бернсу, — еще один из моих полков, но говорят, что это единственный полк, в котором я не могу добиться дисциплины». Когда девушки, одна прекраснее другой, закончили танец, их увезли на слонах — к большому разочарованию молодого Бернса, который также испытывал слабость к местным красоткам.

Оставалось достаточно времени и для серьезного обсуждения политических и торговых вопросов — истиной цели их приезда. На Бернса произвел глубокое впечатление высохший и морщинистый старый сикх, несмотря на свои небольшой рост и непривлекательную внешность, пользовавшийся почетом и уважением со стороны этих воинственных людей, любой из которых возвышался над ним на две головы. «Природа, — писал Бернс, — в самом деле пожалела для него своих даров. Он потерял один глаз, лицо его было обезображено оспой, рост не превышал пяти футов и трех дюймов». Однако когда он командовал, все вокруг становились по стойке смирно. «Никто не осмеливался заговорить без его знака, — отмечал Бернс, — хотя толпа в те времена была похожа скорее на базар, чем на двор первого здешнего властелина».

Подобно всем местным правителям, он мог быть беспощадным, хотя и утверждал, что за все время своего долгого правления никогда и никого не отправил на смерть. «Знания и умение примирять, — писал Бернс, — были двумя главными орудиями его дипломатии». Но как долго еще старик останется у власти? «Вполне вероятно, — записывал Бернс, — что деятельность этого вождя близится к концу. Его грудь была узкой, спина — согнутой, ноги — иссохшими». Ему казалось, что ночные пьянки намного превышали силы старика. Однако его любимый алкогольный напиток — «более жгучий, чем самое крепкое бренди» — казалось, не причинял ему никакого вреда. Ранжит Сингх прожил еще восемь лет — к большому облегчению руководителей компании, которые видели в нем жизненно важное звено в обороне внешних границ Индии и мощного союзника против русских захватчиков.

Наконец в августе 1831 года, нагруженные подарками и комплиментами, Бернс и его спутники вернулись на британскую территорию. Сделали они это у Ладхианы, самого передового гарнизона компании в северо‑западной Индии. Там у Бернса случилась короткая встреча с человеком, судьба которого оказалась так тесно связанной с его собственной. Афганский правитель в изгнании шах Шуджах мечтал о возвращении утраченного трона и свержения его нынешнего обладателя, ужасного Дост Мохаммеда. На Бернса этот человек меланхолического вида, у которого уже проявлялась склонность к полноте, впечатления не произвел. «Из того, что мне удалось узнать, — писал он, — не похоже, что шах обладает достаточной энергией, чтобы самому отвоевать свой трон в Кабуле». К тому же, как чувствовал Бернс, у него не было ни личных качеств, ни политической проницательности, чтобы объединить такую непокорную нацию, как афганцы.

Неделю спустя Бернс прибыл в летнюю столицу правительства Индии Симлу, где доложил результаты своей миссии генерал‑губернатору лорду Вильяму Бентинку. Он доказал, что Инд судоходен для плоскодонных судов, как торговых, так и военных, на север вплоть до Лахора. Результатом этого открытия стало решение разработать план организации судоходства по этому крупному водному пути, чтобы английские товары могли реально конкурировать с русскими в Туркестане и по всей Центральной Азии. Для этого Бентинк поручил Генри Поттинджеру, теперь уже полковнику на политической службе, начать переговоры с эмирами Синда относительно провоза товаров по их территории. С Ранжит Сингхом, как доложил Бернс, проблем не будет. Помимо того что он дружественно настроен по отношению к англичанам, он будет также извлекать выгоду из этой транзитной торговли. Начальники Бернса были в восторге от результатов его первой миссии. Особенно ликовал генерал‑губернатор, выбравший лейтенанта по рекомендации сэра Джона Малкольма. Он похвалил Бернса за «усердие, старание и сообразительность», с которыми тот выполнил свою деликатную задачу. В возрасте 26 лет Бернс уже был на пути к вершине своей карьеры.

* * *

Завоевав внимание и доверие генерал‑губернатора, Бернс выдвинул собственную идею второй, более претенциозной экспедиции. Предстояло разведать еще не нанесенные на карту пути в Индию к северу от тех, что в прошлом году изучал Артур Конолли. Бернс предложил сначала отправиться в Кабул, где ему хотелось завязать дружеские отношения с самым главным соперником Ранжит Сингха Дост Мохаммедом и одновременно оценить силу и эффективность его вооруженных сил, а также уязвимость его столицы. Из Кабула он намеревался пройти перевалами Гиндукуша, а потом через Оксус до Бухары. Там он надеялся проделать то же, что и в Кабуле, и вернуться в Индию через Каспийское море и Персию с множеством ценной военной и политической разведывательной информации для своих начальников. Идея была необычайно честолюбивой, так как многие до этого уже посещали Кабул или Бухару, но никому еще не удавалось посетить оба города сразу.

Бернс рассчитывал встретить немалое противодействие своим планам, причем не только из‑за своего невысокого чина, но и из‑за чрезвычайной опасности региона. Поэтому для него стало приятным сюрпризом, когда в декабре 1831 года генерал‑губернатор сообщил, что его идея одобрена и он может отправляться в путь. Вскоре Бернсу удалось выяснить причины такого решения. Трудно было выбрать лучшее время для подобных предложений. Новый лондонский кабинет министров либералов во главе с Греем начал, как и консерваторы, испытывать затруднения в связи с растущими как в Европе, так и в Передней Азии силой и влиянием русских. «Правительство Англии, — писал Бернс сестре — напугано намерениями России и хотело бы отправить какого‑нибудь умного офицера для сбора информации в странах граничащих с Оксусом и Каспийским морем… и я, ничего об этом не зная, выступил и добровольно предложил именно то чего они хотели».

Он немедленно принялся за разработку планов экспедиции и подобрал подходящих спутников — одного англичанина и двух индусов. Первый был врачом Бенгальской армии Джеймсом Джерардом, офицером, обладавшим вкусом к приключениям и богатым опытом путешествий в Гималаях. Один из индусов был блестяще образованным кашмирцем, которого звали Мохан Лал. Он бегло говорил на нескольких языках, что, несомненно, оказалось бы полезным, если придется столкнуться с восточными тонкостями. Одной из его задач была также запись всей той информации, которую экспедиции удастся собрать Второй индус, которого звали Мохаммед Али, был опытным топографом компании, сопровождал Бернса в поездке по Инду и уже доказал свою полезность. Кроме этих троих Бернс взял своего личного слугу, с которым не расставался почти с самого прибытия в Индию одиннадцать лет назад.