Добыча стрелка Шарпа - Бернард Корнуэлл

– Так нужно, мисс. Если не можешь что-то объяснить, то хотя бы спрячь необъяснимое.

Работа заняла немало времени, но он все же выкопал неглубокую траншею у задней стены сада и уложил в нее трех французов. Присыпал могилу землей. Утрамбовал. Прикрыл кирпичами.

А потом, когда небо на востоке уже посерело, лег спать.

В одиннадцати милях к северу от дома Оле Сковгаарда расположилась ничем не примечательная деревушка Ведбак. Поместилась она у моря, между Копенгагеном и крепостью Эльсинор. С десяток домишек, церквушка, две фермы да крохотный флот рыбацких лодчонок. Вдоль берега, под навесами, сушились на высоких столбах сети, над тлеющими углями коптилен дрожал горячий воздух.

Работать в Ведбаке начинали рано – доить коров, вытаскивать к морю рыбацкие лодки,– но в то утро не работал никто. Угли в коптильнях потихоньку гасли, а люди, позабыв об обязанностях, собрались на поросшем травой холмике. Говорили мало – все смотрели в сторону моря.

Туда, где ночью появился флот. Ближе к берегу стояли канонерки, развернутые таким образом, чтобы при необходимости устрашить своими пушками и мортирами датские войска, если те вдруг рискнут здесь появиться. За ними фрегаты, а еще дальше огромные линейные корабли – с открытыми орудийными портами. Флоту никто не угрожал, но пушки были наготове.

Между фрегатами и линкорами пристроились транспортные суда, к бортам которых приникли, как молочные поросята к свиноматке, разнокалиберные баркасы, шлюпки и ялики. Из трюмов выводили и спускали на лодки лошадей. Никто в Ведбаке никогда не видел так много кораблей в одном месте. Даже те из сельчан, что служили матросами и бывали в таких крупных портах, как Лондон, Гамбург и Копенгаген.

Кто-то ударил было в колокол, но поспешивший в деревню пастор остудил энтузиазм самочинного звонаря.

– Гонца уже послали. Свен отправился в Херсхольм.

В Херсхольме была полиция, но что она могла сделать в данных обстоятельствах, этого пастор не знал. По крайней мере, арестовать армию ей было не по силам. Впрочем, известить о случившемся Копенгаген они могли.

Между тем в Ведбак уже стекались жители Херсхольма и других ближайших деревень – посмотреть на корабли. Пастора беспокоило, что зрителей примут за военный отряд, а потому он попытался рассеять толпу.

– Джарл! Это твои коровы мычат! Надо бы подоить.

– У меня этим девчонки занимаются.

– Так найди их. Надо же работой заниматься. Никто не ушел. Все смотрели на приближающиеся к берегу суденышки.

– Нас убьют? – спросила какая-то женщина.

– Только уродин,– отозвался кто-то, и в толпе нервно рассмеялись. Человек, отпустивший неудачную шутку, служил когда-то на флоте и теперь, пристроив на плечо жены подзорную трубу, навел ее на ближайший корабль. Он увидел, как из трюма поднимают полевое орудие и перегружают на большой баркас.

– Ну вот, даже притащили пушку, чтобы расстрелять Ингрид.– Ингрид, не уступавшая размерами голштинской корове, была его тещей.

Вскоре к месту событий прискакал молоденький лейтенант в синей форме датского ополчения. Сын колесного мастера из Зандберга, он слышал выстрелы всего несколько раз в жизни, когда ополченцы отправлялись в дюны, чтобы попрактиковаться в стрельбе из мушкетов.

– Если собираешься драться, Кристиан,– сказал ему пастор,– то спустись на берег. А если нет, то сними мундир, дабы тебя не приняли за солдата. Как мать?

– Кашляет. Иногда отхаркивается кровью.

– Держи ее в тепле, особенно зимой. Не давай мерзнуть.

– Обязательно, обязательно.– Лейтенант поспешно стянул мундир.

Первые шлюпки и баркасы встретили молчанием. У сидевших на веслах матросов из-под шапочек высовывались длинные косички, а их пассажиры носили красную форму и добавлявшие роста большие черные кивера. Кто-то держал знамя, но в безветренную погоду полотнище безвольно свисало с древка. Шлюпки и баркасы словно соревновались друг с другом в достижении берега. И вот первые, качнувшись на прибрежной волне, царапнули днищами дно, и красномундирники стали прыгать за борт.

– Сержант, построиться!

– Есть, сэр.

Одна за другой лодки утыкались в песок, солдаты высаживались, а матросы, оттолкнувшись от берега, налегали на весла, чтобы поскорее вернуться к транспортам. Подполковник в черном головном уборе прошел по берегу в сопровождении майора и четырех капитанов. Сельчане почтительно расступились, когда он, остановившись у пригорка, указал на холмик в полумиле от берега.

– Джон, выставьте пикеты у той возвышенности. Три роты. Я пошлю вам в поддержку первую батарею. Колин, ваши люди останутся здесь. Для поддержания порядка.

Колин, один из капитанов, посмотрел на молчаливых сельчан.

– Мне кажется, сэр, эти люди настроены благожелательно.

– Сделайте так, чтобы они не разочаровались. Проследите, чтобы ваши люди вели себя прилично.

Подполковник повернулся к морю в ожидании прибытия коня. В этот момент к нему подошел пастор.

– Позвольте узнать, для чего вы здесь? – спросил он на хорошем английском.

– Доброе утро! – козырнул подполковник.– Приятный денек, а?

– Что вы с нами сделаете? – нервно поинтересовался пастор.

– Николсон! -крикнул подполковник, обращаясь к удивленному рядовому первой выстроившейся на берегу роты.– К плечу! В небо – цельсь! Взвести! Огонь!

Взвести! Огонь!

Николсон послушно направил мушкет в застывшее на небе облачко и спустил курок. Кремень ударил по пустой полке.

– Не заряжен, отец. Мы не для того здесь, чтобы убивать приличных людей. Только не в такое утро. Пришли размяться.– Он улыбнулся пастору.– Ваша деревня?

– Да, я здешний пастор.

– Боюсь, вам придется потерпеть денек в компании солдат, так что пусть ваши люди разведут огонь. Эти стервецы, отец, любят горячий чай. А если кто-то доставит вам неприятности, даже самые малые, вы только скажите офицеру, и мы сразу же повесим мерзавца. Всего хорошего.

Он еще раз козырнул и пошел к тому месту, где на берег вывели его коня. После двух недель морской болтанки животное шаталось, как пьяное. Ординарец прогулял его по песку, потом подвел к подполковнику и придержал, пока офицер садился в седло.

– Вперед!

Три первые роты двинулись в направлении указанной подполковником возвышенности. Между тем лодки все прибывали и прибывали. На берегу уже устанавливали батарею полевых орудий, лошади делали первые, неуверенные шаги. Одна лошадка, более живая, чем остальные, вырвалась на волю и, взбежав на холмик, остановилась, явно удивленная присутствием зрителей. Упустивший ее пушкарь поспешил следом и, поймав беглянку за уздечку, подмигнул стоявшим в сторонке девушкам. Те захихикали.