Виолетта - Исабель Альенде

с лишним лет любовных приключений на четырех континентах ни разу не сталкивался с возможностью отцовства.

— Значит, ты тоже считал себя бесплодным, — сказала я, и мы оба рассмеялись, внезапно почувствовав облегчение и уже радуясь существу, дрейфующему у меня в животе.

Я думала, что, узнав эту новость, Фабиан наконец-то придет в себя. Зачем ему брак с женщиной, беременной от другого? Я назначила ему встречу в Сакраменто в кондитерской, чтобы обо всем договориться. Я нервничала, готовясь к бою, но он сразу же меня обезоружил, взяв за руки и поцеловав в лоб. Он рад меня видеть, он очень по мне скучал. Пока нам подавали чай, мы говорили о пустяках, обсуждали семейные новости, я рассказала о тетушке Пии, которая страдала от болей в животе и очень ослабела. Поскольку снадобья и ритуалы Яимы не помогали, тетушка Пилар собиралась отвезти ее в Сакраменто, чтобы поместить в больницу на обследование. Повисло неловкое молчание, и тут я сообщила Фабиану о своем положении, спрятавшись на всякий случай за чашкой.

Он изумленно вскочил, в глазах его вспыхнула надежда, но, прежде чем он открыл рот, я добавила, что беременность не от него.

— Ребенок будет считаться незаконнорожденным, — пробормотал он, опускаясь в кресло.

— Все зависит от тебя. Фабиан.

— Не рассчитывай, что я соглашусь на аннулирование брака. Ты знаешь, что я думаю по этому поводу.

— Это не принципиальность, а подлость. Ты хочешь сделать мне больно. Хорошо, я не буду больше тебя просить. Но ты должен отдать мне половину нашего имущества, хотя на самом деле мне принадлежит все, я содержала тебя с тех пор, как мы поженились, и сумма на общем счету заработана мной.

— С чего ты взяла, что, разрушив семью, ты имеешь на что-то право?

— Я буду добиваться справедливости, Фабиан, даже если придется обратиться в суд.

— Поговори со своим братом, посмотрим, что он на это скажет. Разве он не адвокат? Банковские счета записаны на мое имя, как дом и все остальное. Я не собираюсь причинять тебе боль, я хочу защитить тебя, Виолета.

— От чего?

— От тебя самой. Ты запуталась. Я твой муж и люблю тебя всей душой. Я буду любить тебя всегда. Я готов простить тебе все, Виолета. Еще не поздно помириться…

— Но я беременна!

— Это не имеет значения, я готов растить твоего ребенка, как если бы он был моим. Позволь мне помочь тебе, умоляю…

Я увидела Фабиана лишь полтора года спустя. Хосе Антонио подтвердил, что я не получу денег, на которые, как мне казалось, имела право; любые выплаты могли быть сделаны только с согласия мужа. Следующие несколько месяцев я провела между квартирой моего брата и офисом, не видясь ни с кем, кроме клиентов «Сельских домов». Я позвонила тетушкам, Ривасам, Джозефине и Тересе. Все меня поздравили, за исключением тетушек, которые очень всполошились, узнав, что я ушла от Фабиана, — для них это было как гром среди ясного неба. Единственным их утешением было то, что мы жили вдали от родственников и столичных сплетен.

— Девочка, ради бога, в нашей семье никогда не было незаконнорожденных, — всхлипывала тетушка Пия.

— Их десятки, тетя, но, поскольку они рождались от наших мужчин, их никто не принимает в расчет, — возразила я.

Когда живот у меня округлился, я старалась поменьше появляться на людях, не виделась ни с семьей Фабиана, ни с общими друзьями.

Мой сын родился в Сакраменто в тот день, когда тетушку Пию привезли в больницу на обследование; благодаря этому совпадению меня встречали обе мои дорогие старушки и Хосе Антонио, который выдавал себя за моего мужа. Мисс Тейлор и Тереса не пришли. Женщины только что получили право голоса на президентских и парламентских выборах. Тереса добивалась этого годами, но победа застала ее в тюрьме, куда она в очередной раз угодила за разжигание беспорядков и подстрекательство к забастовке. Наконец ее отпустили, и женское голосование она отмечала плясками на улице.

Хулиан был в Уругвае и узнал о событии неделю спустя, когда ребенка уже крестили и зарегистрировали под именем Хуан Мартин Браво дель Валье. Я назвала его Хуаном в честь падре Кироги, который отныне был его покровителем, а имя Мартин мне просто всегда нравилось.

Малыш преобразил Хулиана; он и не подозревал, что достиг возраста, когда радуешься столь радикальным переменам. Сын означал для него преемственность, возможность все начать заново, дав другому шансы, которых не было у него самого, создать собственную более благоприятную версию. Хулиан собирался воспитывать Хуана Мартина как свое продолжение: отважным, решительным, готовым к приключениям, любящим жизнь, с дерзким духом, но безмятежным сердцем. Он с детства стремился к счастью, но счастье ускользало в последний момент, когда он уже думал, что оно у него в руках. Так случалось и с его задумками, всегда находился кто-нибудь побойчее, успевший раньше. Ему всего было мало: медалей героя войны, кубка чемпиона по верховой езде, гидроплана, успехов во всем, за что он ни брался, приятного тенора, таланта обращать на себя всеобщее внимание, где бы он ни оказался. Это постоянное стремление к чему-то большему относилось и ко всем его душевным склонностям, в том числе к любви. У него не было семьи, он расставался с друзьями, как только они переставали быть ему полезны, соблазнял женщин с жадностью коллекционера и вскоре бросал, потому что впереди появлялась женщина более привлекательная. Вот почему он желал Хуану Мартину безмятежного сердца. Его сын не будет страдать от постоянного зуда, станет счастливым, и он, Хулиан, об этом позаботится.

Мы поселились в небольшом доме в старом квартале Сакраменто. Перед домом росли вековые деревья и кусты диких роз, которые волшебным образом цвели вдоль тротуаров даже зимой, несмотря на дождь и туман. Отныне Хулиан выбирал клиентов по географическому признаку, чтобы отсутствовать дома как можно меньше и проводить время с сыном.

Когда мы только начали жить как нормальная семья, Хулиан нанял меня к себе в штат, чтобы я помогала ему управлять его небольшой компанией по авиаперевозкам. Умирая от смеха, он признался, что не в состоянии сложить два и два. У нас было две бухгалтерии: официальная и черновая, известная только нам двоим. В первой, которую проверяло налоговое управление, а иной раз и полиция, указывался рейс, маршрут, расстояние, пассажиры или грузы; во второй мы записывали личные данные каждого клиента, где он был взят на борт, где высажен, а также соответствующие даты. Это были евреи, пережившие Холокост, им отказывали почти во всех латиноамериканских странах, к нам они въезжали