У нас уже утро - Александр Чаковский

– Ну и что же, недовольны? – спросил Доронин.

– Не в том дело, что недовольны, – сказал Жихарев. – Государство своё слово сдержало. Деньги получили, землю тоже, транспорт, лошади есть, сейчас дома ставить начинаем…

– В чём же дело?

– Эх, товарищ директор, неужели не понимаешь! У рыбака ведь дом-то на море… А в море на чём ходить? Два кунгаса хлипких – вот и весь наш флот.

Доронин помрачнел.

– Где ваши люди? – спросил он.

– Десяток – в море, остальные – в лесу, на заготовках.

Они помолчали.

– Помоги нам, директор! – с неожиданной страстью заговорил Жихарев. – Наши колхозники – настоящие потомственные рыбаки, трудностей не боятся, штормов тоже… Знаем, что мы в долгу перед твоим комбинатом. Перед государством в долгу. Обязаны мы этот долг покрыть. Хочешь, покажу, как можем работать? Идём!

Жихарев встал и потянул за собой Доронина.

Они вышли из землянки. Погода резко изменилась. Море шумело. Волны захлёстывали деревянный пирс. По небу, обгоняя друг друга, неслись низкие чёрные облака. Стало очень холодно, точно где-то вблизи открыли огромный ледник.

Жихарев пристально вгляделся в море.

– Опять погода меняется, – как бы про себя сказал он. И, обернувшись к Доронину, добавил: – У меня два кунгаса в море… Ну, ничего, ребята опытные, знают, что к чему.

Они подошли к столбам, врытым в землю.

– Первый дом ставим, – сказал Жихарев. – Погляди, товарищ Доронин, работу. Видишь, как устои окурены. На костре запаливали, ни гниль, ни плесень не возьмёт! Смотри, сколько лесу за неделю заготовили! Теперь идём сюда.

Он повёл Доронина к кольям, на которых сушились сети.

– Ни одной дыры не найдёшь. Ребята спать не лягут, пока сети в порядок не приведут. Теперь пойдём на склад.

Там он показал Доронину разложенные в образцовом порядке весла, невода, сети, канаты.

Доронин пристально смотрел на Жихарева. Этот человек интересовал его сейчас, пожалуй, больше, чем то, что он показывал.

Они вышли из склада и сели на бревно.

– Работу надо людям дать, – говорил Жихарев, – не привыкли мы без работы. Каково нам, рыбакам, по очереди в море ходить… В десяти километрах от нас полеводческий колхоз обосновался. Правда, они тут с весны. Был я у них. Все получили от государства: скот, семена, фураж, сбрую, инвентарь… Сараи построили с сушилками, в любую погоду хлеб сушат. Зернохранилище отгрохали, на будущий год овцеводческую ферму заводить думают… Председатель колхоза меня, как гостя, водил, показывал. Вернулся я домой и думаю: «Эх, флот бы получить настоящий! Мы бы тут такую жизнь закрутили!» – Он ударил себя по колену и тяжело вздохнул.

– Слушай, Жихарев, – сказал Доронин, кладя руку на его плечо, – я тебя понимаю, а ты меня пойми. У нас на комбинате тоже флота мало. Рыбаки тоже ходят в море по очереди. Пока надо выжимать все из того, что имеешь, хоть из двух кунгасов.

Жихарев кивнул головой, соглашаясь, но было ясно, что он разочарован. Доронин чувствовал к нему все возрастающую симпатию, но помочь ничем не мог.

«Терпение, друг, терпение, – думал он, – придёт время, будут тебе и катера и кунгасы!»

Некоторое время они сидели молча.

– Послушай, Жихарев, – спросил Доронин, – откуда у тебя этот японец?

– Ваня? – улыбнулся Жихарев. – Их у меня целых два. Родные братья. Второй сейчас в море, Вася.

– Как они к тебе попали?

– Целая история! Пристали к колхозу. «Не хотим, говорят, в Японию ехать». Тут, понимаешь, земля раньше помещику принадлежала, не то Чинахари, не то Хичинари, черт его ведает. Он и рыбу промышлял. А они, эти ребята, у него сезонно работали. Я в районе справки наводил, знаю. Их сюда из Хоккайдо каждый год привозили работать… Набивали в трюм, как сельдей в бочку, и везли… Кормились они тухлой рыбой, спали на нарах по полсотни в ряд… вьючными животными у хозяина были. К нам они пришли месяц назад, жалкие такие, дрожат, чуть не до земли кланяются. А теперь, гляди, выпрямились, на людей похожи стали. Ребята отчаянные– в любую погоду рыбку ловят. И главное – все знают: и когда какая рыба идёт, и почему камбала холодную воду любит, и как ставник устанавливать. Вот только… возвращаться в Японию не хотят. Так ведь ничего удивительного, верно?

С моря налетел шквал. Все вокруг сразу потемнело. Стало ещё холоднее.

И вдруг пошёл снег – первый снег, увиденный Дорониным на этой земле. Крупные, пушистые снежинки крутились в воздухе.

– Зима начинается, – сказал Жихарев.

Он встал на бревно и стал с беспокойством вглядываться в море.

– Идут! – радостно крикнул он.

Доронин тоже встал на бревно и увидел две едва заметные точки, то появлявшиеся в волнах, то вновь исчезавшие из виду.

– Наши, наши идут! Жихарев зашагал к берегу.

– Я, признаться, струсил маленько, – обернулся он к едва поспевавшему за ним Доронину. – Говорю с вами, а у самого в сердце покалывает. Теперь ничего. Дочапают.

Кунгасы заметили не только Жихарев с Дорониным. На берегу царило оживление. Женщины под командой Марии тащили на пирс носилки и корзины для рыбы.

Ветер усиливался. Кунгасы приближались медленно. Когда они, на секунду показавшись, снова исчезали в волнах, сердце у Доронина тревожно сжималось. Он видел, что и Жихарев волнуется.

Но больше всех волновался японец Ваня. Он показывал на кунгасы и кричал что-то по-японски.

Только через час кунгасы подошли к берегу. Теперь можно было разглядеть людей, сидевших на вёслах. Грести становилось всё труднее. Кунгасы так высоко поднимались на волнах, что весла едва прикасались к воде.

– В такую болтанку главное дело – рулевой, – не оборачиваясь, сказал Жихарев. – На первой лодке за рулём Вася-японец. Этот может!

Но Доронин ясно видел, что на корме первого кунгаса сидел рослый человек в ватнике. Он уже собирался сказать об этом Жихареву, но тот опередил его.

– А ведь на корме-то не Вася сидит. Что же это он? Или на вёсла сел, – недоуменно проговорил он.

Японец Ваня, стоявший рядом с Жихаревым, растерянно улыбнулся и сказал, показывая пальцем на кунгас:

– Васья нет?

Наконец кунгасы подошли к пирсу. Когда первый из них оказался почти у самого берега, десятки рук ухватились за его борт.

На дне кунгаса возвышалась гора трепещущей рыбы, и прямо на ней лежал маленький японец с залитым кровью лицом.

Облепленный рыбьей чешуёй, насквозь промокший человек в ватнике выпрыгнул на берег и, обращаясь к Жихареву, хрипло сказал:

– Худо. Убило парня.

В тот же момент Ваня оказался в кунгасе. Он упал на колени рядом с братом и обхватил его голову руками.

– Веслом его хватило, – говорил человек в ватнике. – Он помогал рыбу из невода брать, а у Митьки весло волной вырвало – и прямо его по виску. Вот ведь дело-то какое…

Ваня с трудом поднял брата и понёс его к трапу. Много рук протянулось с берега, чтобы принять Васю.

Японца принесли в землянку Жихарева. Он лежал, закрыв глаза, маленький, похожий на своего брата, точно близнец. Уже вскипела вода, и Мария осторожно обмывала его залитое кровью лицо.

Васю всё время тошнило. Доронин подумал, что это обычно бывает при сотрясении мозга.

– Помрёт? – тихо спросил у него Жихарев.

– Не знаю, – также тихо ответил Доронин. – Все горе в том, что его сейчас нельзя трогать с места.

– Вот несчастье! – с сердцем сказал Жихарев. – Этот Вася, может быть, впервые жизнь настоящую почувствовал… А тут…

Ваня неподвижно, точно окаменев, сидел у изголовья брата. Глаза у него лихорадочно блестели.

– В районе есть врач, – решительно сказал Доронин, – надо его вызвать. По железной дороге туда три часа езды. Кто поедет?

ГЛАВА X

Едва устроившись на новом месте, Ольга Леушева с головой ушла в работу. Ей не хватало суток. Она организовала амбулаторию, вытребовала из области ещё одного врача, начала проводить поголовную диспансеризацию населения, открыла курсы медицинских сестёр и сама на этих курсах преподавала.

Каждый день по два, а иногда и по три раза Ольга появлялась в райкоме у Костюкова.

– Вы что, товарищ Костюков, хотите эпидемии сыпного тифа? – грозно спрашивала она, входя в кабинет секретаря райкома.

Это значило, что ей необходим транспорт просто для того, чтобы доставить из области соответствующие медикаменты.

– Вы что, холеры не боитесь? – спрашивала она в другой раз, и Костюков понимал, что сейчас речь пойдёт о баках для кипячёной воды.

На этот раз Ольга убеждала Костюкова добиться, чтобы один из трёх рентгеновских аппаратов, полученных областью с материка, был передан в её амбулаторию.

– Допустим, у вас завтра будет язва желудка, – кричала Ольга, – или туберкулёз, или рак. Мы даже диагноза не сможем поставить.

– Почвму именно у меня? – улыбаясь, спросил Костюков.

– Я к примеру, – отмахнулась Ольга. – Это может случиться с любым человеком.

Она успокоилась только тогда, когда Костюков обещал позвонить в облздравотдел, а если понадобится, то и самому Русанову.