Я тебя никому не отдам - Олег Рой

– …и мальчик, – подхватила Таня бессмертную цитату из «Служебного романа», окончательно изумившись. Шутил Учитель редко. Почти что и никогда. Так что, похоже, он сейчас в ярости. Если такое вообще возможно. – А через бизнес? Нельзя вычислить? Ну тот, легальный.

– Умница, – похвалил ее Игорь Леонидович, но как-то печально. – Но ты представь, какое количество фирм и компаний образуется в России не то что ежегодно – ежедневно. А нам даже срок образования этого легального, с позволения сказать, филиала известен лишь очень-очень приблизительно. Ясно, что фирма должна быть как-то связана с транспортом, но, как ни крути, а с транспортом так или иначе связан любой бизнес.

– То есть этот самый предположительный Иван Петрович Сидоров – полная загадка?

Учитель кивнул.

– Вот-вот. Кое-что мы, конечно, нащупали, все-таки не зря землю топчем. Но знала бы ты, каких трудов это стоило. Сбивались постоянно, теряли, на месте кружили… Если бы не твоя информация, может, и… Мы ведь, девочка моя, не провидцы и тем более не боги. Мы только люди, мы не всевидящи и не всесильны. Тем более что и работать приходится постоянно на грани. И салют над нашими могилами, если оступимся, греметь не будет.

Он замолчал, невидящим взглядом уставясь в мерцающее внизу море. Таня покосилась в ту же сторону. «Пиратский» кораблик, совершив очередной «рейд», возвращался к пристани.

Молчание Учителя затянулось настолько, что Таня не выдержала:

– Скажите, а Сергей… ну, Субботин, – этот вопрос с первой минуты разговора и даже до него волновал ее, пожалуй, больше всех остальных. – Он-то какое отношение имеет к этому Кариму, Андрею и вообще к наркосиндикату? Он с ними как-то связан? Знаком? Родственник? Или просто случайно попал в поле зрения?

– Рад бы тебе ответить, да не могу, – развел руками Игорь Леонидович. – Фактов нет. Информации. Такой, чтобы можно было посмотреть, пощупать или понюхать. Хотя… вот разве что понюхать. Но даже нюх, чутье, интуиция без фактов, сама понимаешь, ничто. Иногда мне кажется, что Субботин – часть игры, которую затеял Карим, а иногда – что он попал в нее случайно. Так бывает.

– Игры? И какой же? – настойчиво расспрашивала Таня, понимая, что подобное проявление любопытства – совершенно недопустимое нарушение субординации и всех мыслимых правил, но в конце концов встреча у них неофициальная, да и прежние ее отношения с Учителем никогда не умещались в строгую форму «начальник – подчиненный». Так что можно себе позволить. В крайнем случае получит по носу – мол, не суй его, куда не следует. Ничего страшного.

То ли Игорь Леонидович был схожего мнения, то ли у него, как обычно, были какие-то планы, в которых Танино любопытство играло свою роль, но ответил он, не колеблясь:

– Видишь ли, девочка, Иорданец не только алчен, беспощаден и везуч, он еще и маниакально мнителен, хитер и осторожен. Этот человек, если его вообще можно считать человеком, регулярно обновляет свое окружение. Просто на всякий случай, ради безопасности. Немало людей, которые, находясь вплотную рядом с ним, охраняя его или ведя совместные дела, считали себя его доверенными лицами… и вмиг теряли его расположение. А зачастую и жизнь. Попросту исчезали. Прочим же недвусмысленно давали понять, что лучше навсегда забыть об Иорданце, иначе и их постигнет та же участь.

– Это я уловила, – кивнула Таня. – Но Сергей…

– Не торопись. – Учитель слегка нахмурился. – Каким боком тут проявился Сергей, я тебе сказать не могу. Но исчезнувший из нашего поля зрения Иорданец…

Таня сжала кулак:

– И слухи о его гибели… Он инсценировал собственную смерть!

– Молодчина! – Игорь Леонидович улыбнулся, словно они были в классе и Таня только что решила трудную задачку. – Ты всегда была способной ученицей. Горжусь. Да, ты верно сообразила. Полагаю, Иорданцу порядком надоели постоянные покушения. Дело было налажено, как часы с автоподзаводом, а уж средств, не только финансовых, но и технических, и человеческих, у него было более чем достаточно. Я даже допускаю, что он попросту устал. Устал от постоянного напряжения, от жизни на перекрестье снайперского прицела, устал от непрерывной опасности, от страха за жизнь – свою и своих близких.

– Близких? – ошарашенно и даже с ноткой недоверия переспросила Таня. – Не может быть. Неужели у этого… у этого персонажа есть близкие? Он способен кем-то дорожить?

– Представь себе, – усмехнулся Учитель. – У него имеется, ну, или на тот момент, что мы его «потеряли», имелась молодая жена, черт знает какая по счету, и маленький сын, в котором он души не чает. Потому что сына – наследника – больше не родил ему никто из его многочисленных женщин. Возможно, именно семья и стала причиной, побудившей несокрушимого Иорданца удалиться на покой. Либо это одна из его бредовых причуд. Или, что еще более вероятно, Иорданец затеял какую-то новую игру. И обстоятельства его, если можно так сказать, гибели этого совсем не исключают. Эти обстоятельства стали известны нам не так уж давно и, увы, не так подробно, как хотелось бы, но все же…

Карим нетерпеливо посмотрел на часы. Оксана, как всегда, непростительно долго торчит перед зеркалом! С ума сойти, сколько времени у женщин уходит на макияж! Ну простейшее же дело: попудрила носик, провела помадой по губам, подвела ресницы – и готова, пять минут на все про все. Но нет – они «рисуют» себя медленно-медленно, сосредоточенно, словно художник, создающий предназначенный для вечности шедевр. Мазок кисти – шаг назад, оценивающий взгляд на холст, легкая задумчивость, еще движение кисти – и снова долгие, почти мучительные раздумья. Нет, это никуда не годится! Так и опоздать недолго! Он усмехнулся и своему деланому раздражению, и другим, не столь очевидным мыслям.

– Оксана, киска, – подпустив в голос недовольства, крикнул Карим в распахнутую дверь будуара молодой супруги, – ты не могла бы поторопиться, детка? Мы можем опоздать, самолет ждать не будет.

Затевать полномасштабный скандал, тем более перед выездом, не хотелось. По прежнему весьма богатому опыту их семейных взаимоотношений он знал: начни сейчас выговаривать – Оксана затянет со сборами еще дольше. Отчасти из-за того, что в ее головке никогда не могло уместиться больше одной мысли сразу, так что, начни ссориться, она тут же бросит и макияж, и все остальное. Ну багаж ладно, прислуга соберет, но «не могу же я ехать с недокрашенным лицом!». Было в этом еще и некоторое очаровательное упрямство: так ребенок проверяет прочность родительской воли, с хитрой улыбочкой делая именно то, что «нельзя».

Удивительная вещь! Его, всесильного Иорданца, боятся все, от врагов до ближайших «соратников», а эта девчонка, похоже, вообще не знает, что такое страх, во всяком случае – перед ним. Ведет себя как вздумается, даже дерзит на каждом шагу. А он, всемогущий, не только не карает ее за дерзость, но еще и потакает.