Викинг - Эдисон Маршалл

Я не ответил, а он притворился, будто не обращает внимания на солидный запас еды и питья. Мои спутники принесли какой-то ящик, в который у меня не было времени заглянуть. Мы вышли из бухты. Теперь ветер дул с такой силой, что нам пришлось приналечь на весла, чтобы не налететь на подветренный остров. Наконец перед нами оказалось открытое море.

— Втащите весла и ставьте парус, — закричал я.

И не смог удержаться — взглянул на Рагнара, чтобы увидеть выражение его лица. Недоуменный взгляд хёвдинга стал озабоченным.

— Ты новичок в хождении под парусом, но желтокожая ведьма не позволит тебе плыть вдоль побережья при таком ветре.

— Конечно нет, — ответил я, — мы плывем на север.

Он помолчал немного и зазвенел цепью, словно Локи, прикованный к скале.

— Клянусь Одином, мне не так стыдно, как было, — крикнул он.

— Я не слышу тебя, парус полощется слишком сильно.

— Такова моя судьба — быть свергнутым тобой. Моя душа знала это все время, и все это время я проклинал богов. Но ты вырастал на моих глазах. Сперва ты натравил сокола на Хастингса. Ты взывал к Одину из ямы с водой. Ты убил большого медведя и стал свободным. Я не обращал на все это внимания и дал тебе шанс сбежать с пленницей Хастингса, но я должен был разгадать твою хитрость у отмели, и мне стало стыдно, что меня так обманывает хитрый раб. — Он кричал во все горло, так что я хорошо его слышал.

— Если ты расскажешь, почему изменил свое мнение, я буду рад.

— Ты решился переплыть Северное море, где я, Рагнар Лодброк, ни разу не распускал свой парус.

— Это слушать приятнее, чем твой смех, когда ты всадил в меня гарпун.

— Ты был крепким парнем, и я не раз подумывал освободить тебя, но что-то в твоем лице отталкивало меня.

— Ты жалеешь, что не освободил меня?

— Жалеть, что я не спорил со своей судьбой? Так ты разговариваешь с могучим Рагнаром, скованным, словно собака?

— Я не это имел в виду. Мой язык подвел меня.

— Знаю. Ты викинг, Оге, и мы оба понимаем, что значит любить свои судьбы, какими бы они ни были, до последнего вздоха. А значит это, что мы до конца будем ненавидеть друг друга.

Когда берег превратился в узкую полоску, ни Рагнар, ни я больше не оглядывались назад.

Мне очень хотелось обернуться, думаю, что и Рагнару тоже. Но мы не показывали вида. Моргана и Берта не смотрели назад, потому что их родина была впереди, Кулик — потому что его домом была лодка, но Куола и Китти не отводили глаз от берега, пока он не исчез из виду.

Мне не было стыдно за них, я даже завидовал им.

Когда начало темнеть, я перенес постель Берты на новое место, чтобы мне можно было быть с Морганой. Берта плакала, твердя, что прыгнет в море и оборвет свою никому не нужную жизнь. На ее лице было такое горе, что я бы уступил ее мольбам, если бы Моргана не покачала головой.

Я пожалел, что у нее нет возлюбленного. Но потом подумал: а почему бы не Куола? Правда, от него сильно пахло тюленьим жиром, но к этому можно привыкнуть. Она не была обручена с ним, она даже не любила его, но если бы они оба были лапландцами, оказавшимися только вдвоем в зимней хижине, то одиночество, страх и холод перевесили бы все возражения. К тому же Куола был молод, здоров и крепок. Китти говорила, что он замечательный охотник. Берта была красивой саксонской девушкой в расцвете лет. Вся разница заключалась в том, что он был желтокожим и черноглазым, а она с белой кожей и голубыми глазами.

Тем временем Моргана утешала свою загрустившую подругу:

— Мы, конечно, можем погибнуть, но, скорее всего, останемся жить. Будем ли мы с Оге вместе или расстанемся, ты все равно будешь со мной.

Море катило длинные валы, и они плавно поднимали и опускали лодку. Темнело очень быстро, и с каждой минутой сжималось обозримое пространство. Если ночь застигала меня в лесу, я мог найти убежище на огромных деревьях; мне была понятна жажда крови волков, жизнь звенела в крике ночной птицы и в беготне зверей. Здесь же нас было семеро людей, отрезанных от остального мира. Я не чувствовал родства с холодными рыбами, снующими под лодкой, с акулами, чьи плавники резали волны неподалеку, и с ужасными чудовищами морских глубин.

Не было слышно ни звука, кроме монотонного рокота волн. В бескрайнем море мы были всего лишь щепкой с крошечным парусом. Я подтянул его покрепче.

Рагнар следил за мной удивленными глазами. Наверное, он, как и я, понял, что залог нашей безопасности был в том, что «Игрушка Одина» подчинялась волнам, а не бросала им вызов, как драккары. Пока ветер дул в сторону Англии, надо было этим пользоваться. Если он прекратится, мы будем идти на веслах. Если ветер будет мешать нам, мы бросим морской якорь, и нас будет сносить не так быстро. Нас мог утопить шторм, мы могли разбиться о скалы. Нас могло отнести в Ледовое море или за край света. Но мы знали об этом, когда отправились. Не эти опасности пугали меня и заставляли сжиматься сердце, — это был ужас перед тьмой среди мертвых вод, вдали от людей, и полная неизвестность.

Кулик стоял у рулевого весла. Я подумал, что это правильно — ведь мы плыли в слепую ночь, а он был глух и нем. Потом его сменит Китти; когда она устанет, то разбудит Куолу, спавшего поблизости. Луна проглядывала сквозь рваные облака. Звезды то мерцали, то исчезали. Остальные будут спать и верить в то, что солнце взойдет, как всегда. Что еще оставалось делать?

У нас с Морганой было достаточно шкур, чтобы укрыться от резкого ветра, и мы были страстными любовниками. Лежа в объятиях друг друга, мы чувствовали незримое присутствие великих богов. Эти боги не прощали человеку гордо поднятой головы и бесстрашного сердца: он должен был трепетать перед ними, дрожать от страхов ночи, и никогда он не мог быть настолько счастлив, чтобы забыть об их существовании. Мурашки поползли у меня по спине, но радостное биение сердца быстро отвлекло от мрачных мыслей. Сердце Морганы часто и сильно билось рядом со мной.

Мы выбросили из головы непроницаемую ночь и безбрежный океан, и то, что даже слабейший из богов мог утопить нас одним мизинцем. Мы были просто любовниками, и никакая ведьма или вёльва не могли бы наложить на нас более сильных чар. Наши души и тела были полны волшебного пламени, словно зимнее северное небо.

Проходили часы, но ничего не менялось. Если ветер дул в том же направлении, то мы все еще плыли на запад. Если же он переменился, то только боги знали, куда нас могло отнести. Не могу сказать, что меня это заботило больше, чем безмятежный сон возлюбленной, лежавшей в моих объятиях. Я только хотел бы, чтобы облака не были столь густыми и не скрывали утреннее солнце.

За Лапландией, под Полярной звездой, среди зимних снегов, солнце иногда не всходит совсем. Китти своими глазами видела это, когда голод заставил ее племя преследовать стадо диких оленей, кочующих на север. Люди стали поговаривать о кровавом жертвоприношении, но никто не хотел предложить себя; и, в отличие от данов, они не могли решиться перерезать горло кому-нибудь из соплеменников против его воли. Их шаман заявил, что они все умрут. Они, конечно, поверили ему. Но однажды солнце показало золотистое плечо из-за пустыни снегов. С тех пор оно появлялось постоянно, оставаясь на небосклоне все дольше, и они решили, что оно отсутствовало по какому-то неотложному делу.

Я не поделился своими мыслями с Китти, потому что был скорее взволнован, чем встревожен. Держа весло, я внимательно всматривался в море, туда, где, как я думал, был восток. Время шло, но ничто не указывало на близкий рассвет. Я почти решился разбудить Китти, когда край неба посерел. Небо светлело все быстрее и быстрее, и я вздохнул с облегчением. Боги знали, что я не хотел потеряться в бесконечной ночи, и меня, как видно, рано было лишать жизни.

Я был даже несколько разочарован этим рассветом в открытом море — он ничем не отличался от любого другого. Тот же туманный свет, такое же медленное проявление очертаний восточных холмов, только теперь вместо холмов были облака. Я осмотрелся вокруг — ни признака земли. Только восходящее солнце, свистящий ветер, мчащиеся по небу облака да без устали катящиеся волны. И в этом разгуле стихий наш крошечный деревянный конь, разрезая пену, нес своих семерых всадников.

— В таком море мы бы нашли Авалон, — сказал я подошедшей Моргане.

— Думаю, что море будет побольше.

Вскоре небо расчистилось, и ветер сник еще до полудня. Мы взялись за весла. Солнце пыталось догнать нас, а мы — нашу тень, и к вечеру она уже тащилась позади нас.

Темнота наступила быстро. Никогда я не видел такой ясной ночи. Звезды сияли, словно алмазы, и их невозможно было сосчитать. Но затем облака закрыли и луну, и тысячи небесных огоньков. Поднялся ветер, и мы уже не могли понять, в каком направлении нас несет. Мы ничего не могли сделать, поэтому бросили якорь и заснули до утра.

Небо посветлело, и мы, словно совы, завертели головами, высматривая солнце. Пелена облаков была так густа, что лодка не отбрасывала даже слабой тени. Не помог и мой испытанный способ: лезвие ножа обычно всегда затеняло ноготь большого пальца, но не сегодня. Ветер мог быть попутным, а мог быть и встречным, так что мы не поднимали якорь.