Избранное - Ван Мэн

От этого ей очень досадно. В следующий раз она непременно положит гораздо меньше лучин. Но тогда уголь может не загореться, и она лишь потратит время, а вместе со временем израсходует и лишние щепки. Где же та золотая середина, которую надо соблюсти, чтобы разжечь печку и избежать лишних расходов?

Нынче опять случилась подобная неудача. Печка разгорается из рук вон плохо. Надо постоянно махать руками, как веером, и того гляди придется пустить в ход настоящий веер или раздувать огонь ртом. Можно, конечно, попытаться добавить еще одну лучину, подсунув ее в печное оконце, сделанное для очистки печи от золы. Навряд ли удастся!

Желтый дым, отдающий запахом кошачьего кала, разъедает глаза, из которых уже вовсю текут слезы.

А вот Ни Учэн, у которого есть свой дом и своя семья и, следовательно, свои обязанности, ни разу не растапливал печь. Он и понятия не имеет, что означают вот эти угольные шарики. О Небо! Есть ли у тебя глаза? Скажи, почему такой человек не умер с голода?

Она выгребла из печи несколько угольных шариков, которые обожгли ей руку, так как успели раскалиться докрасна. Потом убрала остатки незагоревшейся свернутой бумаги и лучин, положила новую бумагу и немного щепок. Наконец печка разгорелась.

На дворе стало совсем светло. Теперь ребятишкам надо сварить мучную кашицу, а Ни Цзао положить в миску немножко красного сахара. Потом нужно проводить детей в школу. Но теперь они уже взрослые, мои милые детки, поэтому провожать их в школу необязательно. И все же сына она встречала даже тогда, когда он учился уже во втором классе. Часто она приходила в школу раньше, чем нужно. Уроки еще продолжались, и ей приходилось торчать посредине двора. Как-то раз она стояла одна-одинешенька, будто столб, и смотрела на классы. В многоголосом хоре учеников, которые в этот момент декламировали какой-то текст, Цзинъи слышался голос сына…

Дети ушли, сестра закончила свой утренний туалет. Три женщины начинают мыть косточки Ни Учэну… Этот прохвост снова не пришел домой. Наверное, нынче заявится. Плюнь ты на него! Если вернется, ни за что в дом не пустим! Заплюем негодяя!..

Но, кроме проблем с Ни Учэном, есть забота еще более серьезная: что нынче есть на обед. Кукурузной муки осталось всего горстка; простой муки — от силы два цзиня[81], да и расходовать ее жаль. Есть еще немного зеленых бобов. Главная загвоздка в том, что совсем нет денег!

Ни Учэну на все наплевать… Денег из деревни до сих пор не несут… Перед отъездом в Пекин женщины продали в деревне дом и землю, а на полученные деньги купили золотых и серебряных безделушек, боясь, что деньги могут обесцениться. Все эти годы они жили на свои сбережения и к сегодняшнему дню проели почти все, что у них было. Правда, в деревне осталось кое-какое хозяйство, которое они поручили вести двум честным крестьянам-землякам: Чжан Чжиэню и Ли Ляньцзя. Каждый год с наступлением зимы земляки приезжали в город с отчетом и привозили с собой гостинцы: сушеные овощи, бобы, бобовую сыворотку, мучные колбаски. Еще они отдавали старой госпоже незначительную сумму денег, чисто символическую. Собирать арендную плату становится все труднее, потому как жизнь нынче в деревне чрезвычайно тревожная: то японцы лютуют, то Восьмая армия заявится на постой…

До получения символической арендной платы остается больше месяца. От Ни Учэна помощи не жди. Что делать?

Старьевщик! Надо продать свои туфли. Я уже давно говорила, что носить их не могу. Значит, лучше их продать! И тот летний халат из легкой ткани тоже надо продать… Вот бестолковая! Что за глупости говорю! Зима на носу, погода становится все холоднее, кому нужен летний халат? А может быть, лучше продать кофту, подбитую мехом. Она все равно маме не нужна!

Сестра решает, как быть с кофтой на собольем меху. Мать проявляет недовольство. Однако вместе с разорением семьи у госпожи Чжао заметно поубавилось и величавости, и гонора, которыми она отличалась в те времена, когда сражалась со своим родичем Цзян Юань-шоу. И все же позволить дочерям решать за нее она не собирается. Как-нибудь она сама сообразит, продавать ей свою кофту или не продавать! Как они смеют об этом заикаться! Какая бесцеремонность! Какое непочтение к ее годам!

Лицо старой женщины окаменело. Цзинъи поняла, что совершила оплошность, и постаралась исчезнуть с глаз долой. Но скоро снова вернулась в комнату и принялась ни с того ни с сего расхваливать Ни Цзао: какой он смышленый, какой хороший! Вчера вечером он сказал, что если он когда-нибудь заработает деньги, то он отдаст их бабушке и тете. Лицо старой женщины тотчас разгладилось и подобрело, а на восковом лице Цзинчжэнь, которая уже успела стереть «белый грим», промелькнула печальная улыбка.

Из груди бабушки вырвался вздох: как так можно? За этим восклицанием последовали слова, в которых слышались досада и горечь: «Если зрачки не видят, зачем нужны глаза?»

Сестры переглянулись. Что мать имела в виду? Своих дочерей? Она на них рассердилась? Но ведь Цзинчжэнь, к примеру, ради семьи жизнь свою готова отдать! И действительно, сколько она для нее сделала! А сама Цзинъи? Ведь она слушается мать и сестру решительно во всем!

— Я имела в виду этого прохвоста! — проговорила мать, словно догадываясь, о чем думали дочери. Этим существенным пояснением она попыталась восстановить пошатнувшийся тройственный женский союз.

Вдруг Цзинъи осенило. В голове мелькнула мысль, которую она сейчас же облекла в дельное предложение: впредь не упоминать имени или фамилии Ни Учэна, не обзывать его прохвостом, чтобы не услышали соседи или кто из знакомых. Все-таки неудобно!

Предложение получило единодушную поддержку. Но тогда ему, Ни Учэну, надо дать какое-то условное имя. Так на свет появилось прозвище Сунь — обезьяна Сунь, существо непоседливое и беспокойное, владеющее семьюдесятью двумя способами превращения. С тех пор, говоря о Ни Учэне и его проделках, они уже не называли его по имени, а небрежно бросали: «Ах, „этот старина Сунь“! Что он еще натворил?» Как ловко они это придумали — будто речь идет о совершенно постороннем человеке, к которому они вроде не имеют ни малейшего отношения.

Цзинъи невольно улыбнулась. Ей стало значительно легче на душе. Как хорошо, что они сейчас все вместе отчитывают этого «старину Суня»!..

И все же, что готовить на обед? Где взять деньги? Она услышала дребезжанье дверного колокольчика, хотя дверь была не закрыта. Интересно, кого еще там несет?

Она пошла к дверям. Извините, кто вы? Вы кого-то ищете? Незнакомец хорошо одет: на нем шелковые штаны и куртка. У него чистое белое лицо, выразительные глаза и мягкий голос. Пришелец из другого мира.

Наконец она поняла, кто этот гость. Он известный актер куньцюйской драмы, исполняющий роли молодых героев. Его фотографию она как-то видела в газете «Шибао».

Пожалуйста, входите! Вот незадача, она совсем забыла, что гостевой зал заперт. Надо идти за ключом во флигель. Сестра спросила, откуда гость, но Цзинъи не удостоила ее ответом.

Извините, я только открою дверь… Прошу садиться! Цзинъи предложила гостю чая, но гость отказался, сделав жест рукой. Не стоит беспокоиться. Ему сидеть, мол, некогда, у него еще дела в других местах. Цзинъи взяла лаковую японскую коробочку для чая, которую подарил мужу приятель из Японии. В блестящую поверхность коробки можно смотреться, как в зеркало. Форма коробки удивительная: две сложенные вместе шляпы буддийского монаха. На крышке можно разглядеть рисунок Фудзиямы и несколько иероглифов. Цзинъи сделала вид, что собирается открыть японскую чайницу. Сама давно знала, что в коробочке чая никакого нет. Может, все-таки выпьете? Я схожу заварю! — сказала она.

Гость объяснил цель визита: оказывается, он принес билеты. Послезавтра состоится показ пьесы «Тревожный сон в саду». Он просит господина Ни и госпожу Ни почтить своим присутствием спектакль. На одном из приемов он познакомился с господином Ни, и тот сказал, что хочет посмотреть постановку. Конечно же, он сказал это в шутку, но я обещал вашему супругу билеты и сказал, что принесу их сам. Гость вынул билеты. Красный цвет билетов означал, что места находятся в ложе.

Цзинъи не знала, что делать. Опера куньцюй? В Пекине этот жанр не пользуется особой популярностью. Утверждать, что Ни Учэн является ее поклонником, — совершеннейшая чушь! А сколько они стоят? Цзинъи нахмурила брови… У нас сейчас трудные времена!

Гость, будто не расслышав ее слов, откланялся.

Женщины принялись горячо обсуждать визит незнакомца. Что делать? Зачем она впустила в дом этого актера? И кто только водится с актерами? Среди них нет ни одного путного человека! Все, кто занимается актерским ремеслом, — настоящие распутники! Они торгуют не только своим ремеслом, но и собой. Причем как женщины, так и мужчины! Все они одинаковы — одного поля ягода. А как же продают себя актеры-мужчины? Вот глупая! Ничего-то ты не смыслишь!.. И что только в этих куньцюй интересного? Невероятная скука и тощища — задохнуться можно! То ли дело наши банцзы — представления под деревянные колотушки. Например, «Маленькая Сяншуй» или «Сверло Цзиньгана»[82] … А знаешь, сколько тебе придется выложить за этот красный билет? Не меньше десяти даянов[83]. А теперь пораскинь мозгами: найдется ли в Поднебесной хоть один актер, кто даром даст тебе театральный билет, да еще сам доставит его на дом. Этот Ни Учэн, этот прой… ах да!.. «старина Сунь»! (они обмениваются улыбками) все делает шиворот-навыворот. Смех! Вот ведь надумал — театр! И все же, что ты ему сказала, сестра?