Избранное - Ван Мэн

Эти мысли вызывали у женщины еще большее раздражение и боль. И все же Цзинъи никогда не думала, что Ни Учэн способен на подлость, но он ее совершил, наверняка заранее все хорошо обдумав. Как мерзко он ее обманул, ее — мать двоих детей. Как жестоко он над ней посмеялся!

В ее сердце ничего не осталось, кроме злости и желания отомстить. О, если бы этот злодей сейчас попал мне в руки. О, если бы эта заморская нечисть, разъезжавшая по Европе, сейчас оказалась бы у меня под ногами. Пусть на него обрушится небо, пусть под ним разверзнется земля, пусть голова у него скатится с плеч! Пусть на шее у него появится шрам величиной с чашку. Бесстыжий кобель! Его не волнует, что мне приходится одной растить двоих детей. Вся помощь только от сестры, которая и сама мыкает горе, но все же живет наперекор всему: и Небу и Земле. А нужны ей всего-навсего два ляна вина да ароматные арахисовые орешки.

Цзинъи приступила к действиям по заранее намеченному плану, который она тщательно разработала вместе с матерью и сестрой. Они решили «изничтожить» Ни Учэна. Для осуществления этой цели ей понадобились некоторые знакомые и коллеги Ни Учэна, которых она знала лично, и несколько земляков, способных осуществить ее замысел. Она перебрала все вещи мужа и отобрала несколько визитных карточек. Теперь, чтобы «изничтожить» Ни Учэна, сил было вполне достаточно. В один из дней, чисто помывшись (в баню она обычно не ходила, не только потому, что жалела деньги, но и оттого, что стеснялась там мыться), она надела нижнюю рубашку и юбку, поверх них надела платье, не так чтобы очень новое, но и не старое, водрузила на нос очки, хотя и с простыми стеклами, но зато с позолоченной цепочкой. Ее ноги украсили дамские туфельки, в которые ей пришлось набить ваты. Думая об ответственной миссии, она испытывала радость и воодушевление. Ее месть скоро осуществится. В соответствии с адресами, добытыми из визиток, она и нанесла визиты.

Чувство гнева порой может возбудить человека, поднять в нем громадные подспудные силы и развить самые удивительные творческие способности. Прежде всего Цзинъи отправилась к одному знакомому — человеку не только почтенному, но и заслуженному. Потом она посетила англизированного ректора университета, поговорила с бородатым профессором и каким-то преподавателем с бритой головой. После этого ей удалось встретиться с двумя бедолагами журналистами, похожими на двух родных братьев, а также с хромым инспектором отдела просвещения, который даже дома не выпускал из рук палки; с врачом-окулистом; с владельцем фабрики, выпускавшей соевую пасту; с юным родственником командира зенитной артиллерии в марионеточной армии Ван Цзинвэя[79]— впрочем, его профессия и положение оставались для всех загадкой. Все это были люди разных профессий, возрастов, воспитания. Она ходила к ним на работу и домой, рассказывала о своих обидах, жалуясь на непутевого и бесстыжего мужа, ища у них сочувствия и заступничества. Если кто-то из них имел с Ни Учэном денежные отношения, она просила того человека больше не давать Ни Учэну денег. Если же у кого-либо из них перед Ни Учэном были какие-то обязательства или кто-то собирался сделать Ни Учэну денежный подарок или оказать ему материальную помощь, то пусть лучше даст ей. Все ей сочувствовали, оказывали знаки внимания, никто не отказывал в ее просьбе. Цзинъи вела себя толково, с подкупающей простотой и весьма тактично, говорила убедительно, культурно и очень непринужденно. Правда, иногда она употребляла некоторые литературные обороты не совсем к месту. На Цзинъи произвело большое впечатление то благополучие, которое она увидела в доме инспектора. Ей хотелось сказать хозяину, что у него счастливая судьба, но, ненароком оговорившись, она сказала, что ему в жизни сильно повезло, однако Цзинъи тут же поняла свою ошибку. Жалуясь на мужа, она, само собой, немного сгущала краски. И, наверное, особенно неубедительно звучали ее жалобы на то, что муж ни гроша не дает на детей. Поначалу она не собиралась ничего преувеличивать, но во время разговора ее охватывала вдруг такая злость, что она была уже не в силах остановиться, однако в общем вела себя вполне сдержанно и с немалым достоинством. Ее глаза не теряли живого блеска, не подергивались пеленой слепого гнева. Она заметила, что ее визиты производили весьма благоприятное впечатление, это было видно по выражению лица хозяина, с которым она разговаривала, и по его поведению. Какая приятная дама, а муж этакий безобразник. Дурно, очень дурно!..

Да, да. Все дело в судьбе! Вся их семья, то есть семья Ни, начисто лишена добродетелей, и эта «старая побирушка» свекровь и сам Ни Учэн — у всех у них не хватает добродетели — «Дэ»[80]. Цзинъи не скрывает, что ей самой недостает знаний и воспитания, но зато ей не занимать находчивости и деловитости. Она прекрасно разбирается в жизни и человеческих взаимоотношениях и хорошо знает, что такое церемонность и такт. Правда, эти качества у нее проявляются в основном по отношению к тем людям, с которыми она редко встречается. Цзинъи всегда может постоять за себя и вполне способна произвести впечатление женщины достаточно толковой и обходительной, в меру культурной, умеющей говорить вполне разумно и вежливо. Теперь понятно, почему ей не следует терпеть выходок Ни Учэна, граничащих с издевательством. У него нет ни права, ни моральных оснований поучать ее или руководить ее поступками, тем более навязывать свою волю — словом, пытаться перевоспитать ее по своей прихоти.

Неудивительно, что, когда она видит его полубезумный взгляд, брезгливо опущенную нижнюю губу, постоянно нахмуренные, насупленные брови, видит, как он смотрит сквозь человека, все внутри у нее начинает клокотать. А его манера разговаривать с людьми! Цзинъи, от природы очень мягкая и чувствительная, в какие-то мгновения испытывает приступы невероятной злобы, она становится грубой, дикой. Иногда присущая ей живость сменяется странной одеревенелостью, а радостная непосредственность — мрачной скованностью. Когда она смотрит на Ни Учэна, зрачки ее глаз как бы застывают и становятся похожими на глаза мертвой рыбы. Правильно говорили в древности: «Женщина красива лишь для того, кто ее любит!» Но если так, то какой же она должна казаться тому, кто ее ненавидит и презирает. Да, для того, кто к ней относится холодно, она становится просто невыносимой и безобразной… Поскольку я не удостоилась твоей любви, мое лицо останется для тебя пустым белым пятном. Ну и пускай я тебя мучаю, вызываю отвращение, пусть между нами увеличивается пропасть… Впрочем, все это сейчас происходит как-то само собой, даже не преднамеренно. А ведь в свое время Цзинъи хотелось казаться мужу умной, нежной, культурной. Потому что она надеялась быть им любимой. Увы, все вышло наоборот. Вот почему она уверена: это судьба!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Два дня она «изничтожала» и кляла Ни Учэна, который все это время где-то пропадал. Цзинъи плотно закрыла двери домика, в котором жил муж, повесила замок на цепи. Для себя она твердо решила: обратный путь мужу заказан навсегда.

Операция с замком и цепью и двухдневное «изничтожение прохвоста» несколько приглушили боль в сердце женщины. На третий день, поднявшись утром с постели, она принялась растапливать печь угольными шариками. Нынче ей надо сделать очень много, потому что в прошлые два дня все заботы по дому легли на мать и сестру.

Чтобы растопить печь, надо сначала настрогать лучинок. Цзинъи строгала их весьма экономно, обходясь без топора, пользуясь только старым и довольно тупым ножом для овощей, у которого давно потеряна рукоятка. Лучины у нее получились тонкие, похожие на куайцзы — палочки для еды. Цзинъи считала, что, если лучины делать очень тонкими, можно сэкономить на дровах. Теперь следует достать непрогоревшие угольки и золу из печки. Она выгребла все содержимое наружу, но несколько кусочков угля тут же положила возле дверцы, чтобы потом их использовать. Это тоже экономия. Свернув старую газету, она засунула ее в жерло печи; за газетой последовали лучинки, на которые сверху легли шарики из угля. Теперь можно зажигать. От угля повалил густой дым — значит, можно добавить еще. Процесс растопки знаком во всех деталях. Вопрос лишь в том, сколько придется класть лучин.

Если огонь вспыхивает быстро, Цзинъи сожалеет, что ей пришлось израсходовать слишком много щепы на растопку. В следующий раз надо будет положить поменьше. Что тут сомневаться? Ведь уже загорелось. Доказательством служат вот эти голубоватые огоньки горящего угля и неприятный сернистый запах, который течет из печи. Однако среди голубых огоньков можно заметить и золотые всполохи горящей лучины. Эта последняя быстро вспыхнувшая лучина подсказывает женщине, что она положила ее совершенно напрасно. Вряд ли в ней была необходимость, если по угольным шарикам уже заплясали голубые огоньки пламени.