В летописях не значится - Евгения Петроченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Раян.
— Что? — кажется, я скоро одержу победу в номинации «Мастер тупых вопросов».
— Это моё имя.
Ещё чего не хватало — знать имя моего преследователя! Он издевается?
А он действительно издевается. Видит мои мучения, но стоит, скрестив руки на груди и приподняв бровь, словно бросая вызов.
— Назови его, — продолжил издевательство он, отодвинувшись от дерева и двинувшись ко мне плавной походкой, как неумолимо движется мощный ледоход сквозь тонкую корочку прибрежного льда.
Отступать не хотелось. Сегодня не тот день, когда я пойду на попятную!
Поэтому я вскинула глаза, посмотрев на него снизу вверх, и сказала, тихо, но членораздельно:
— Раян.
Имя перекатывалось на языке, как мятный леденец, одновременно холодя и даря сладость. Эта тягучая ударная «я» придавала звучанию какой‑то интимный оттенок, отчего мы застыли, неподвижно глядя друг на друга.
Кажется, я, сама того не желая, сделала шаг навстречу, правда, исключительно на словах. Словно назвав его имя, перешагнула через какой‑то разделяющий нас рубеж. И хотя впереди их ожидалось ещё немеряное количество, небольшая уступка была сделана, что на миллиметр нас сблизило.
Впрочем, я не планировала перешагивать следующие рубежи, так что пусть этот останется пройденным. Не всё же время мне быть трусишкой. В конце концов, назвать имя самого страшного преподавателя академии — не смертельно.
— Молодец, Алесан, — похвалил он. — Мне нравится, как ты его произносишь. Повтори‑ка ещё раз.
Ну уж нет! Ещё чего не хватало.
— Не буду, — упрямо заявила я.
Он тихо засмеялся. Мне послышалось шуршание падающего пепла в этом странном издевательском смехе.
— Хорошо, — не стал настаивать магистр. — На сегодня достаточно.
Я задохнулась от переполнявших эмоций. На сегодня достаточно? Мы что, на уроке? И чему же он меня обучает?
Он снова приглушенно рассмеялся, наблюдая за моим лицом.
И я даже ничего не могу ответить. Тому же Азеру я бы точно заявила что‑то вредное, чтобы его обидеть, но здесь язык не поворачивается. Кажется, чтобы я ни сказала, это будет звучать как глупый ответ двоечницы, за которой интересно наблюдать, ожидая, как же она выкрутится из ситуации с забытым домашним заданием.
Магистр медленно провел рукой над поляной, не спуская с меня глаз. Сотни сиреневых лепестков плавно поднялись в воздух и замерли.
— Открывай свой мешок, — скомандовал он.
Я послушно выполнила его приказание, и лепестки один за одним влетели в горлышко мешочка. Мне же оставалось лишь смотреть за этим чудом, приоткрыв рот.
А затем послушно двинуться вперед после очередного приказа — «Возвращаемся».
20
С последнего занятия я ушла, даже не отпросившись. Какой в этом смысл? Если мой план удастся, я вернусь в этот мир в это время только единожды, когда захочу деактивировать манок, чтобы потом не быть привязанной к временной линии.
Да, я немного привязалась к одногруппникам и Харашу, но не настолько, чтобы желать обучаться к академии и каждый день притворяться и скрываться, боясь разоблачения. А оно неминуемо произойдёт, я это знаю, так как мои актерские способности оставляют желать лучшего.
Возможно, некоторые из моего мира и хотели бы обучаться в магической академии, особенно, если они помладше меня, но я уже отучилась своё, теперь даже близостью к магии меня не заманишь в университет. А больше меня ничего здесь не держит.
С этими прощальными мыслями я осторожно перелила часть зелья в заготовленный сосуд, а остаток спрятала в шкафу. Опять же, нельзя не предусматривать возможность, что мой план не удастся. Я не в состоянии начать всё по новой ещё раз.
Когда послышался перезвон колокольчиков, означающий окончание занятий, я села за стол и принялась ждать. Как и бывает в такие минуты, время тянулось невероятно медленно. Утреннее ликование сменилось тревожностью, и то и дело в сердце кололо. Но ничего, это обычное дело. Перед экзаменами я чувствовала себя не лучше.
По коридору постоянно кто‑то ходил, я слышала это даже через массивную дверь из темной вишни, что служила входом в лабораторию.
Спустя какое‑то время послышались особенные шаги. Медленные, неторопливые, но уверенные. Хараш.
Он вошёл, хитро улыбаясь. Его шалость удалась, скоро он получит своё и будет думать, что это только начало. Место Амелины займет новенькая, которой так удачно постоянно что‑то нужно. А с человеком, которому что‑то требуется от тебя, договориться всегда легко.
Я замерла, не отрывая от него глаз. Мне хотелось запомнить его, задержать этот момент.
Он всё‑таки очень красивый парень, уже почти мужчина. Твердый подбородок, томные темные глаза, тонкие, но мягкие губы. Его взгляд способен растопить сердце любой девушки, особенно когда он так загадочно улыбается и не сводит с тебя глаз. Хорош, очень хорош этот противный маг.
— Темного вечера, — немного не к месту сказала я. Почему‑то захотелось заполнить паузу, хотя она не была напряженной или тяжелой.
Он понял и принял мою неловкость и подыграл мне:
— Темного вечера, Алесан.
Сказал и спокойно приблизился к столу, становясь напротив. Словно мы встретились для того, чтобы обсудить домашнее задание или выполнить практическую работу.
Впрочем, некоторые практические занятия у нас всё же будут.
— Вот сосуд, — протянула ему я зеленоватую ёмкость. — Мне нужно, чтобы ты влил в него свою демонскую магию таким же образом, как заражаешь амулеты и артефакты.
— Не хочешь посвятить меня в детали своих экспериментов? — поинтересовался маг, забирая сосуд и на пару лишних секунд задерживая мою руку в своей. Затем отпустил, улыбнулся и посмотрел мне в глаза предельно наглым взглядом.
Такое чувство, что ему кажется, что я вообще выдумала весь этот эксперимент только ради того, чтобы с ним сблизиться.
Пусть думает. Это не имеет никакого значения.
— Нет, — кажется, мои слова только подтвердили его подозрения. Наверное, думает что‑то вроде «а был ли мальчик?», вернее, «а есть ли эксперимент на самом деле?».
— Ну ладно, — улыбка — усмешка вновь коснулась его губ.
Он сжал сосуд в пальцах и посмотрел на него сосредоточенным взглядом, который постепенно стал превращаться в невидящий. Его действия были мне не видны, но по его мимике, застывшей, как всегда бывает, когда человек выполняет тупую механическую работу, я поняла, что процесс идёт.
Вскоре от флакона стало исходить бледное сияние, но потом и оно пропало.
В мгновение его взгляд вновь приобрел вполне осмысленное выражение. Он поднял голову, посмотрел на меня из‑под полуопущенных ресниц и сказал:
— Вот и всё.
— Всё.
— Да. Твой сосуд — накопитель готов… к чему бы там ни было.
Он улыбался, немного провокационно, и вместо того, что почувствовать радость от выполненной последней части плана, я ощутила смущение и неловкость. «Ну же, Саша, это всего лишь расплата. Никаких чувств, ты же обещала», — приговаривала я про себя, но одно дело говорить, а другое — ощущать в груди норовившее вырваться сердце.
— Спасибо, — всё же поблагодарила его я.
Хараш, наверное, и сам бы начал требовать плату, подошел бы ближе, стал бы настаивать… Но я тоже умею держать слово. Зелья для его турнира готовы, лежат, спрятанные в шкафчике, осталось полностью расплатиться по счетам, прежде чем быть свободной.
Я слезла с высокого стула, как бывают у нас в барах, неторопливо обогнула стол и приблизилась к нему. Замерла.
В этой обуви, с совсем маленькими каблуками, я была ему чуть выше плеча. Он возвышался надо мной, такой красивый, сильный, непробиваемый… Он знал себе цену. Он знал девушек и понимал, какое оказывает на них воздействие. Поэтому сейчас он просто ждал, когда его план сработает. Я должна всё сделать сама, раз уж выдумала этот нелепый эксперимент. Но если я передумаю… ему вполне хватит наглости, чтобы настоять на своём.
Медленно, со всё ещё безумно колотящимся сердцем, я взяла его за руку. Мне всегда для поцелуев необходим больший телесный контакт, чем простое прикосновение губ. Осторожно я завела его руку себе за спину, смотря прямо в глаза. Он смотрел пристально, выжидающе, немигающим взглядом.
Когда же его рука заняла положенное ей место на моей спине и сильные пальцы обхватили мою талию, я придвинулась чуть ближе и встала на цыпочки.
И тут мою инициативу перехватили.
Он быстро наклонился, прижимая меня крепче, обхватывая двумя руками и слегка приподнимая, и впился в мои губы. Я едва успела их приоткрыть, как настойчивый язык принялся хозяйничать внутри, сминая всякое сопротивление. В этом не было ласки, только какая‑то жесткость, агрессивность, как и во всем, что он делал. Но я не была против. Спустя несколько мгновений, приноровившись к его стилю, я включилась в игру, помня об обещанном «настоящем» поцелуе.