В поисках любви - Кэтрин Кинкэйд

Кингстон мрачно покосился на нее. Его взгляд сразу стал непроницаемым.

– Да, мисс Уайтфилд. Я пойду на все, отстаивая свое. К счастью, до убийства пока что дело не доходило, но если бы я стоял перед выбором, я бы не колебался.

Эмма почувствовала в его тоне угрозу, обращенную лично к ней, словно она сказала или сделала что-то, в чем он усмотрел покушение на свои интересы. Но ничего необычного она в своем поведении не находила. Невинный разговор о змеях. Почему Кингстон вдруг изменился?

Эмма поняла лишь одно: он ее предостерег. Очаровательный Кингстон мог быть и опасным. Она не пожелала бы себе такого врага. Он был способен на безжалостность и месть; эта сторона его натуры, прежде скрытая от нее, проявилась только теперь. Дальше они ехали молча.

К вечеру они достигли Ганга – одной из священных рек Индии. У каменной пристани стояла длинная низкая барка с полосатым тентом на палубе. Кингстон поднял масляный фонарь, освещая Эмме путь, подал руку и помог перейти на барку.

– Какое-то время это будет вашим домом, мисс Уайтфилд. Вы увидите, как здесь удобно. Это прекрасное место. Здесь вы отдохнете и поправитесь перед началом изнурительного пути.

Эмма так устала за день, что готова была целовать днище старой посудины. В свете фонаря она увидела нескольких индийцев, хлопотавших у очага, табуретки, сундуки, мотки веревок и ящики, в том числе один с живыми цыплятами. Палуба показалась ей веселым местом; с помощью старой парусины на ней был отгорожен закуток. Барка могла идти как под парусами, поднимаемыми на двух мачтах, так и на веслах.

Запах готовящейся еды напомнил Эмме, насколько она проголодалась.

– Мы пойдем вверх по Гангу под парусами? – спросила она у Кингстона.

– Нет. Раньше это была парусная барка, но теперь на ней стоит паровой двигатель. Правда, мы будем плыть медленно, потому что нам будет мешать течение.

Он подвел Эмму к плетеному креслу с откидывающейся спинкой, подставкой для ног и подлокотниками, в одном из которых было даже отверстие для стакана. Кресло помещалось за перегородкой, где стояло еще одно точно такое же.

Эмма облегченно опустилась на мягкую подушку с кисточками, лежавшую на сиденье ее кресла. Возможно, здесь ей и предложат проводить ночи. Она была готова, только боялась москитов.

В этот момент один из индусов, сидевших на корточках, вскочил, отодвинул занавес и протянул ей зеленый кокос, В следующую секунду Сакарам вырвал у нее из рук это подношение, умудрившись не дотронуться до нее. Человек в грязной дхоти получил от него выговор и огорченно попятился.

– Зачем вы это сделали? – Эмме очень хотелось вкусить прохладного нектара из плода, которого она была внезапно лишена. Она уже собралась попросить, чтобы ей вернули кокос, но Сакарам пренебрежительно выбросил его в реку.

– Если мэм-саиб желает зеленый кокос, я с удовольствием сам ей его подам, – произнес он своим обычным высокомерным тоном.

– Подайте хоть что-нибудь! – раздраженная его своеволием, воскликнула Эмма. – Я мучаюсь от голода и жажды. Когда мы будем есть?

– Совсем скоро, мэм-саиб. Наберитесь терпения! А этот слуга превысил свои обязанности. Людям его касты нельзя доверять выбор еды. Он забыл, что заботиться о вас – мой, и только мой, долг.

– Вот и позаботьтесь!

Эмма недовольно повела плечами, заметив, как Кингстон, не одобряя ее тона, приподнял темные брови. Дождавшись, пока слуга в белом тюрбане с поклоном удалится, она обернулась.

– Простите, но иногда ваш слуга становится просто несносным! Предложить кокос – не значит нанести оскорбление. Не пойму, почему Сакарам так рассердился.

– Я уже предупреждал вас, что у Сакарама собственные представления о приличиях. Не забывайте, мы в Индии, а не в Англии. – Усевшись в соседнее кресло, Кингстон вытянул длинные ноги. – Будьте к нему снисходительны, мисс Уайтфилд. Он для меня больше, чем просто слуга, так же как вы – больше, чем просто няня.

Не зная толком, что он хочет этим сказать, Эмма ждала разъяснений. Уже во второй раз за день он выглядел недружелюбным, даже грозным.

– Я предоставил вам несравненно большую свободу действий, чем позволил бы мисс Ланди, если бы она была на вашем месте. Полагаю, вы обратили на это внимание. Но я не позволю вам грубить Сакараму и остальным моим слугам.

Эмма молча выслушала его. Дважды за один день Александр Кингстон продемонстрировал изнанку своей натуры. Чем вызвана его раздражительность? Кажется, он не может пожаловаться на сломанное ребро и растяжение лодыжки… Тем не менее Эмме стало стыдно. Обычно она не кричала на слуг – ни в Англии, ни здесь. Они такие же люди, их чувства надо щадить. Но Сакарам раздражал ее своей высокомерностью и чувством превосходства над всеми остальными.

– Прошу прощения за свое поведение, – тихо проговорила Эмма. – Я позволила себе грубость, которую постараюсь не повторять.

Кингстон подложил подушечку под голову и закрыл глаза.

– Рад это слышать. Вы тоже меня простите за мои слова. Я редко говорю в подобном тоне.

У Эммы отлегло от сердца. В этом человеке было нечто особенное, на него легко было рассердиться, но и простить не составляло никакого труда. Кингстон представлял собой поразительное сочетание доброты, чувствительности и силы. В нем была и скрытая, темная сторона – неукротимость, дикость, с трудом сдерживаемая страстность. Эмма даже подумала, что он определенно был склонен к насилию. При всей элегантности его манер он был не домашним котенком, а тигром. Она откинулась в кресле и приготовилась ждать ужина, но ее мысли крутились вокруг Кингстона. Поймет ли она его когда-нибудь до конца?

Мисс Уайтфилд уснула почти сразу после ужина. Алекс же еще долго не смыкал глаз, любуясь звездами и попивая бренди, что с ним бывало очень редко. Сакарам растянул над ними противомоскитную сетку, которая спасала также и от огромных мотыльков с серебряными крылышками, летящих на свет фонарей. Барке предстояло простоять у причала до самого утра, так как ночное путешествие по реке сулило опасности в виде полузатонувших бревен, мелей, крокодилов и лодок, плывущих без опознавательных огней. Плавание при свете дня было куда более безопасно; сейчас Алекс наслаждался ночной тишиной, нарушаемой разве что привычными звуками, доносящимися из джунглей.

Вой шакалов убаюкивал его не хуже, чем плеск воды за бортом. Мисс Уайтфилд пришла бы от этой музыки в ужас, ему же она казалась вполне мелодичной. Он прикрыл глаза и задумался.

Плавание по реке предоставляло блестящую возможность устроить мисс Уайтфилд неожиданное купание. Если она окажется в воде, бумага на владение Уайлдвудом будет, несомненно, испорчена: чернила потекут, и никто не сможет прочесть ее. И тогда-то он наконец вздохнет с облегчением!