Мемуары власовцев - Александр Окороков

Встреча в лагпункте была суровая, никто из старожилов не подходил. Потом стали подходить с осторожностью. Спустя час нашлись станичники из Казачьего Стана. К моему удивлению, меня узнали, несмотря на то что я был с бородой. Говорили, что на этой трассе в лагерях «Озерлага» много нашего брата. Здесь я встретил многих казаков из Конвойного дивизиона Походного Атамана. В одном из лагпунктов находился какой-то родственник генерала Врангеля. Его на работу не выводили, наверно боялись, чтобы не убежал.

В этих лагерях было много знаменитостей различных специальностей: врачей по всем специальностям, инженеров, музыкантов, писателей. Стали говорить о местных порядках. Работа тяжелая, ходить приходится на работу 10 километров. Лагерь окружен лесом (тайгой), а лесоповал далеко. Никаких механических пил не дают. Нужно пилить все вручную.

Выдали нам рабочую одежду и рабочие ботинки. Это был август месяц. Побеги почти никогда не удавались, в тайге не уйдешь. Убегая, всегда приходится держаться железной дороги, а вдоль линии ходила специальная бригада, которая задерживала всех проходящих. Если в задержанном узнавали бежавшего, то убивали и бросали под ворота лагеря на 3 дня. Бригады, идущие на работу и возвращающие с работы, должны были смотреть на убитого в назидание.

Стук по рельсе — это общепринятый сигнал на ужин. Пошли в столовую. Она оказалась большой и чистой. Сели за столик и ждем, когда подадут. Дали борщ и кашу с мясом. Хлеба 200 гр. Обед показался довольно вкусным, лучше, чем в И . Т. лагере. Сидеть в столовой требовалось в пристойном виде. Не петь, не кричать, не курить. Шапки сняты. Все эти требования выполнялись беспрекословно. После окончания обеда вставали все вместе и расходились по баракам. Около 8 часов приходил дежурный надзиратель и запирал барак на ключ. Эта новость не особенно понравилась, но пришлось подчиниться. Перед тем как ложиться спать, все выстраивались и дежурный пересчитывал. Такая же проверка повторялась утром, после чего можно было заниматься «туалетом» и готовиться к завтраку. Каждая минута была на учете. В 7 часов 30 минут утра все выстраиваются по бригадам на главной линейке к выходу. С внутренней стороны лагеря производ ят обыск комендант и дежурный надзиратель, а с другой стороны ворот стоит начальник конвоя с конвоирами — солдатами действительной службы с направленными на нас пулеметами. Все эти формальности строго выполнялись. В этих лагерях были особенно осторожны, т. к. спецзаключенные народ решительный, иногда набрасывались на конвой, обезоруживали его и убегали. Конвой состоял из девятнадцатилетних пацанов. Некоторые из них были противные садисты. Этому учили их сверхсрочные сержанты. За каждого убитого з/к они получали месячный отпуск и денежную награду. Начальник конвоя осматривал каждого, получал карточку с подробным описанием всех примет заключенного.

После приема заключенных он читал «молитву» и обязательно напоминал, что все заключенные данной бригады поступают в распоряжение начальника конвоя. После чего командует: «Руки назад, конвой к бою». Конвой заряжает винтовки 4-мя патронами. После окончания всех приготовлений командует: «Вперед». Некоторые начальники конвоя приказывают, чтобы з/к шли «в ногу» по-военному. По приходе на место работы начальник конвоя приказывает з/к садиться на место, где стоишь, даже в грязь, а сам осматривает место работы и устраивает «запретки» (флажки, устанавливающие границу площади места работы). Вот на этих «запретках» зарабатывает себе отпуска и награды конвой. Один конвойный может приказать спать, а другой, не слыша его приказания, прицелится и убьет, иногда не убьет, а ранит. Тогда подбежит и в упор прикончит. Это делалось во всех лагерях, видно, приказ свыше.

Работой руководит бригадир з/к. Он получает задание, и он его выполняет с помощью заключенных. Сам он не работает, а заставляет работать. Нормально работа продолжалась 10 часов и 1 час на обед. Мы пробовали отказаться от перерыва на обед, чтобы раньше кончить, но начальство на это не соглашалось. Должны летом и зимой обедать в 12 часов.

Внутри лагеря нигде не должно быть никакой растительности — всю траву приказано было вырвать с корнем. Каждый спец. заключенный должен был носить нашитыми четыре номера: на шапке, на спине, на груди и на левой ноге. Мой номер был Ю-546. Конвой к нам обращался по номеру. В таких тяжелых условиях протекало заключение до смерти «отца народов».

В это время я заболел гипертонией, при которой давление доходило до 240–245 и даже до 250. Чтобы сбавить давление, спускали венозную кровь три раза по пол-литра. Она была темно-красная и густая. Перед третьим спуском крови со мной случился приступ — инсульт. К счастью, пускание крови было сделано своевременно. Давление спало, и я стал чувствовать себя лучше. Ноги пришли в действие. После месячного лежания в лагерной больнице я вернулся опять на работу.

Хочу сказать несколько слов о побегах. Побеги политических заключенных всегда производились группами и организованно. Конвой обезоруживали, убивали и предлагали остальным заключенным разбегаться. Примерно половина малодушных оставалась на месте до прихода подкрепления конвою. Вот почему начальники конвоя с места отправки старались терроризировать заключенных. Ближе трех шагов не разрешали подходить к себе. Группы рабочих з/к были по 100 человек и больше. Нужно рассчитать точное количество конвоиров, а их часто не хватало. Кроме того, нужно считаться с количеством решительных людей в данной группе. Побегов происходило немало. Это я знаю по приказам, рассылаемым по лагерям. Приказы о розыске и сопротивлении заключенных заставляли слушать на проверках. Преследование убежавших продолжалось до двух недель. Для ликвидации побега вызывались специальные части МВД. Конечно, всех пойманных расстреливали. Я помню ответ одного решительного заключенного: «ваше дело охранять, а наше бежать, а не сидеть по 10 и 25 лет в заключении».

Постепенно к порядкам спецлагерей мы стали привыкать. Заключенные 58 статьи выучились тактике блатных и не давали себя в обиду. Это было необходимо, т. к. советская власть стала сажать блатных каторжан в среду 58 статьи. Мы приводили их к порядку.

Как-то пронесся слух, что сегодня в наш лагерь прибывает группа блатных в 100 человек и очень решительных. Пораздумали и решили позвать начальника лагеря, пожилого майора, и предупредили: мы блатных в лагерь не примем, а если они появятся, то мы их потопим в выгребных ямах.

Начальник лагеря сначала растерялся и стал нас уговаривать успокоиться, а потом предложил компромиссное решение. Этап блатных принять только на одну ночь, поместив их в отдельный барак без права выходить из него. Охранять его будут надзиратели и мы. На утро они должны быть отправлены на реку Ангару для постройки Братской электростанции.

Лагеря «ОЗЕРЛАГА» и «АНГАРЛАГА» расположены вдоль железной дороги, проходящей через тайгу от ст. Тайшет до реки Ангары. Все лагеря связаны между собой телефонами и железнодорожными поездами. Жизнь и работа почти одинаковы во всех лагпунктах. Питание немного лучше, чем в И . Т. лагерях, но работа во много раз тяжелее: лесоповал и подготовка бревен для постройки деревянных домов. Много заключенных не могли перенести тяжести работ и умирали, но хоронить в лагере не разрешалось, а требовалось делать вскрытие в больнице. На 5 или 6 лагерей (отделение) была одна больница, при которой было кладбище. Умершему привязывали бирку к большому пальцу ноги, клали в гроб и хоронили. Бывали случаи, когда бирку с номером одного умершего з/к ошибочно привязывали другому. В зимнее время приходилось выкапывать и класть труп в прожарку для снятия оттиска пальцев. Каждый заключенный обязан иметь оттиск своих пальцев в конторе лагеря.

Я перебывал почти во всех лагпунктах «Озерлага» и «Ангарлага», а в некоторых — по 2 раза.

В каждый лагпункт приезжал через 2–3 месяца следователь, вел со мной мирную беседу и сообщал новости о моих соратниках. Узнавал, насколько произошла во мне перемена в политическом отношении. Всякий раз старался оказать какую-нибудь любезность: оставить пачку папирос или дать карточки для писем для отправки через Красный Крест (Женева). Такая деланая любезность меня не располагала, т. к. знал, что все это делается с целью разведки.

Счастливый день моего освобождения приближался. Трудно было предполагать, где мне будет суждено провести последние дни моей жизни. Наконец, настало первое января 1956 года. Вечером пришел дежурный надзиратель в барак, где я лежал на верхних нарах, на голых досках, т. к. все вещи нужно было сдать каптеру (каптенармусу), и предупредил меня быть готовым к 12 час. ночи для следования в свободный лагерь для освобождающихся. Поезд проходил мимо лагеря в 12 ч. 15 мин. Мы, конечно, точно выполнили последнее лагерное распоряжение. Пришли под окна караульного помещения-проходной и стали ждать 12 часов. Послышалась команда: «Заходи!». Мы с дрожью зашли в помещение. Нас принял любезно начальник караула и дал удостоверение на проезд до лагпункта № 22, расположенный в 2 км от Тайшета. Точно в 12 ч. 15 мин. подошел пассажирский поезд с классными вагонами, идущий на Тайшет в Комсомольск. Пользуясь свободой, мы трое, освобожденных в тот день, сели в три различные вагона. Конвоя с нами не было. Сопровождающий нас солдат без винтовки сел в 4-й вагон. Приехали на станцию железной дороги и пошли в свободный (не охраняемый) лагерь.