Мемуары власовцев - Александр Окороков

Офицеров Юнкерского училища разослали по разным лагерям Кемеровской области. К моему счастью, я попал в Гурьевск с партией молодых казаков, которые поняли, что нельзя давать себя в обиду, а самим нужно нападать.

Конвой подвел нас, 30 человек, к воротам лагеря, и как только открыли ворота, на нас набросились, как стая волков, все жулики, воры и блатные. Хотели сразу нас «раскурочивать» (лагерное выражение), но лагерная охрана нас отстояла, и нас направили в свободную землянку для приема.

После проверки по списку нас направили в баню. В это время в бане мылись блатные, и когда мы вошли туда и стали раздеваться, они притаились и с быстротой молнии набросились на наших 30 человек, но получили должный отпор. Казаки ряжками и тазами забросали нападавших, и им пришлось голыми бежать на проходную под защиту надзирателей. За такую расправу с блатными начальник режима нас поблагодарил, но отказался держать такую боевую группу в одном лагере и постарался разослать по разным лагерям отделения.

Из числа моих защитников осталось 5 человек, в том числе А . А. Полушкин. Нас назначили в бригаду на хозяйственные работы. В это время производилась прополка овощей. Приведут бригаду на огород: овощей не видно, а трава выросла по пояс вышиной, овощи же только поднялись. К концу работы не чувствуешь рук. Бывали случаи, когда сердобольный председатель колхоза за спасение его огорода пришлет бочку молока и несколько караваев хлеба. Но это был редкий праздник. Осенью нас направляли рыть картофель, свеклу, срезать капусту, убирать сено. Зимой ходили на расчистку снега. Круглый год находились на работе. За нашу работу кго-то получал деньги, но мы их не видели. Нас, 58 статью, долго в одном лагере не держали, а перебрасывали из одного в другой. Мне пришлось побывать в шести лагерях Кемеровской области. В одном из них я встретил бывших юнкеров.

К жизни в И . Т. лагере постепенно начал привыкать, не зная, что есть другие спецлагеря, где режим более суровый, и там происходят восстания. Все со страхом передавали друг другу, что нас туда направляют, и ждали того часа, когда будут назначены в дальний этап.

Со всех кондов необъятной России стали свозить казаков всех войск через Красноярск и Тайшет. Невидимое око имело всех на учете.

В И . Т. лагерях особенно охотно держали 58 статью — она приживалась хорошо на хозяйственных должностях. Но вот помимо начальника лагеря приехал начальник отделения, или оперуполномоченный, и приказал нас немедленно с хозяйственных работ снять.

Приближалась отправка в спецлагеря. В душе была надежда, что, может быть, меня пропустят, но она оказалась напрасной. В тот момент я был в Кемеровском лагпункте, в нем был построен новый большой театр, который должен был быть передан населению после упразднения лагерей. Помню, как мы укладывали под полом сцены битое стекло. Это хорошо отражает передачу звука. Здесь я имел приятеля — бухгалтера из заключенных, который меня поддерживал. Быть бухгалтером из заключенных должность выгодная: можно хорошо прожить и вернуться на волю с деньгами. Нужно немного покривить совестью. ЭТО ДЕЛО ВКУСА.

В один из дней 1949 года вызывает меня из барака мой приятель-бухгалтер и показывает телефонограмму на 4-х человек, которых нужно приготовить для дальнего следования. Продукты выдать на 7 дней. Бухгалтер переспросил по телефону, чье приказание? Ответ был короткий: «Распоряжение из Москвы».

Стал я готовиться к этапу. Телефонограмма была получена в субботу. Постирал белье. Помылся в бане. В воскресенье отдохнул и в понедельник в 12 часов дня был готов к отправке. Дали пообедать двойную порцию. Пришлось ждать до 4 часов дня. Мы, отправляемые, были изолированы от других в отдельном бараке. Снабдили еще одним мешком для продуктов: 3 буханки хлеба по 500 гр. На день. Пока доехали до пересыльной тюрьмы в Красноярске, то хлеб высох на сухари. Кроме хлеба дали две банки паштета 200 гр., сливочного масла, копченую рыбу и 14 кусков сахара (по куску на день), мешок с вещами, запасную обувь.

Куда направляют — не говорят. Строгая тайна. Это еще больше интересует.

В 4 часа дня пришел молодой лейтенант, вооруженный до зубов (с автоматом и пистолетом), с ним 6 красноармейцев с ружьями и собаками, и спросил у коменданта список людей, отправляемых в этап. Проверил продукты. «Выходи, садись в грузовик!» Сесть в грузовик сразу не так легко. Послышалась новая строгая команда: «Садись, не копайся!» Собака начала лаять. Тут я сразу понял, что режим переменился. Нам приказали садиться на середину, головой не ворочать, на борта руки не класть и не разговаривать. Машина выехала из лагеря. Ворота закрылись. Мне случайно пришлось видеть ордер, выдаваемый конвою. В нем указывается конвой и спецконвой. Я понял, в какой я попал.

В тот день был судный вечер, но на душе было очень мрачно.

Привезли нас на пассажирский вокзал. Нам странно было видеть людей, свободно гуляющих по перрону. Прохожие останавливались, присматривались к нашим лицам и старались угадать, какие мы преступники: воры, разбойники или политические. Мы не имели права даже повернуть голову. Подвели нас к голове поезда, где за почтовым вагоном был подцеплен столыпинский вагон (арестантский). Внутри весь вагон из железных решеток толстого железа. Конвой, который нас привез, передал нас еще более специальному конвою — солдатам действительной службы войск МВД. На службу в эти войска берутся молодые люди, состоящие в комсомоле. Конвой МВД принимал нас по одному, заводил в камеры как кур, не считаясь с имеющимися местами. Толкнет в спину, лишь бы зашел, и захлопнет дверь. Выйти в уборную нужно молить, а не просить. Представляете, какой воздух в вагоне?

Все должны сидеть или стоять, обернувшись лицом к коридору, в котором за решеткой стоял часовой и непрерывно смотрел за каждым. Сидели друг у друга на коленях. Я удивлялся, как молодые солдаты могли спокойно смотреть на муки людей. Три четверти заключенных были с седыми волосами, ЭТАП — САМОЕ БОЛЬШОЕ МУЧЕНИЕ. Дорога от Кемерово до Красноярска, наверное, была красивой, но нам не пришлось ее видеть.

Привезли в Красноярск в пересылочную тюрьму. Она такая же, как все старые тюрьмы. В ней немного отдохнули от мучительного «столыпинского» вагона. У меня тогда был незаживший порез из Кемерово. Приходилось ходить на перевязку. Опять надежда, может быть, меня оставят в Красноярске? Но надежда пропала, и меня вызвали на отправку. Дали продукты на три дня. В дороге узнал, что везут в Тайшет. На четвертые сутки приехали в Тайшет. Вагон отцепили где-то на окраине, и нас повели пешком 6 километров до расположения лагеря «ОЗЕРЛАГА». Удовольствие небольшое таскаться с мешками. Наконец, привели в долгожданный «Озерлаг».

Сразу же у ворот лагеря мы заметили разницу между лагерем «Озерлага» и «Сиблага». При нас выходила бригада на работу и стояла перед воротами. Надзиратель, производя обыск заключенных, нашел у одного зека (заключенного) в шапке запрятанные 5 рублей. Надзиратель отобрал деньги и со всей силой ударил заключенного по голове, отчего бедняга упал на колени.

Нас пришло 5 человек. Никто нас не встречает, только несколько человек выглядывают из барака. Наконец, нас привели в полуразрушенный барак и сказали: «Раздеться догола». Перед этим надзиратель сказал речь: «Вы прибыли сюда в «Озерлаг» (Особый закрытый режимный лагерь), и вы теперь не з/к, а спец. з/к. Денег иметь вам не разрешается. Переписки не получать и не посылать. Газет никаких. Деньги все сдать немедленно». Это распоряжение нас не удивило. Мы были уже подготовлены. На следующий день меня по фамилии вызвали в канцелярию начальника оперуполномоченного «Озерлага».

Начальник имел вид какого-то дегенерата в полковничьих погонах. Спросил мою фамилию. Достал большой лист бумаги с печатными вопросами на двух сторонах. На них нужно ответить, а на втором листе без вопросов написать свою автобиографию. На исполнение этого «задания» времени дается сколько угодно. Показал место, где сесть, и приказал писать.

После писания автобиографии отправили на этап в лагерь 03 в 30 километрах от распредпункта в товарных вагонах местного сообщения. В распреде был два дня.

Ехали поездом 30 минут и шли пешком до лагеря 30 минут.

Встреча в лагпункте была суровая, никто из старожилов не подходил. Потом стали подходить с осторожностью. Спустя час нашлись станичники из Казачьего Стана. К моему удивлению, меня узнали, несмотря на то что я был с бородой. Говорили, что на этой трассе в лагерях «Озерлага» много нашего брата. Здесь я встретил многих казаков из Конвойного дивизиона Походного Атамана. В одном из лагпунктов находился какой-то родственник генерала Врангеля. Его на работу не выводили, наверно боялись, чтобы не убежал.

В этих лагерях было много знаменитостей различных специальностей: врачей по всем специальностям, инженеров, музыкантов, писателей. Стали говорить о местных порядках. Работа тяжелая, ходить приходится на работу 10 километров. Лагерь окружен лесом (тайгой), а лесоповал далеко. Никаких механических пил не дают. Нужно пилить все вручную.