Берег динозавров - Кейт Лаумер

Гоп хлопнул по столу.

— Тащите сюда Лилка, старшего музыканта, — заорал он во всю мочь, — с его дутыми пузырями!

Объявился старший музыкант, нервно теребивший меха.

— Место старшего музыканта объявляется вакантным, — громко объявил Гоп.

Лилка судорожно вздрогнул, сдавив мехи, волынка издала мышиный визг.

— Поскольку прежний старший музыкант переходит в новое качество, — продолжал Гоп. Волынка опять взвизгнула, заглушённая возгласами и одобрительными криками. — Да будут эти пузыри проткнуты! Я изгоняю их идиотский вой из Рат-Гальона навечно! Да будет всем известно, этот бывший старший музыкант теперь придворный шут в моих владениях! И пусть он носит дырявые пузыри как знак своего ремесла!

Эта тирада была встречена восторженным ревом всех присутствующих. На Лилку тут же набросились добровольцы, отобрали у него инструмент, продырявили и моментально умудрились напялить разодранную волынку на голову бывшего старшего музыканта. Я исполнил «Марци доутс», и бывший музыкант с опаской изобразил несколько па. Доменьер Гоп зашелся от хохота. Я перешел к «Янки дуддль», и новый придворный шут, ободренный успехом, принялся прыгать, корчить рожи, дергаться, ходить петухом, и все присутствующие веселились до упаду.

— Счастливый день для Рат-Гальона! — перекрикивая общий шум, проорал Гоп. — Клянусь рогами бога моря, я приобрел принца музыки и короля шутов! Я утверждаю их новое положение в десять ударов, и теперь оба имеют право сидеть за моим столом. Отныне и навсегда!

Мы с шутом исполнили еще три номера, а потом Гоп разрешил нам притулиться в дальнем конце стола. Слуга поставил перед нами полную тарелку еды.

— Хорошо сделано, фримен Дргон, — шепнул мне на ухо новоявленный шут. — Не забывай же нас, рабов, в лучах своей славы.

— Не беспокойся, — отозвался я, вдыхая аромат хорошо прожаренного бифштекса. — Уж на кухню-то к вам после захода Синты я всегда забегу чего-нибудь перекусить.

Я уже оглядел стены варварски изукрашенного зала совсем иными глазами. Нет ничего лучше, чем толика рабства, чтобы оценить даже неполную свободу. То, что я знал о Валлоне, было совершенно неприменимо в данной ситуации. Миновали столетия, которые радикально изменили этот мир, и отнюдь не к лучшему. Старое общество, в котором вырос Фостер, было мертво и похоронено навсегда. Когда-то роскошные дворцы и виллы заброшены, космопорты разрушались в забвении. Система матриц, описанная Фостером, утрачена. Я не знал, какой катаклизм мог погрузить центр галактической империи в сумерки феодализма, но именно это и произошло.

До сих пор я не нашел и следа Фостера. Мои расспросы натолкнулись на стену непонимания. Может, Фостер и не добрался до родного мира, а может, сел на другой половине планеты. Валлон был огромен, а сообщение между доменами почти отсутствовало. Я мог прожить здесь всю жизнь и так и не найти ответа.

Я припомнил свои собственные разочарования той ночи, в Окк-Хамилоте, когда все мои иллюзии лопнули, словно мыльный пузырь. Насколько же это все могло потрясти Фостера? Мы угодили в один и тот же переплет. В нынешней ситуации наши воспоминания о прежней цивилизации Валлона служили непрерывным источником горечи.

А матрица памяти Фостера, которую я привез в качестве подарка? Вот уж действительно хохма! И даже найди я Фостера, на всей планете наверняка не осталось ни одного рекордера.

И все же я не терял надежды отыскать своего друга, пусть даже это займет у меня…

Доменьер Гоп уже давно что-то фальшиво мурлыкал себе под нос. Я сразу сообразил, что к чему, и приготовил свой кларнет. Должность старшего музыканта, может, и не сплошной праздник, но, по крайней мере, я уже не был рабом. Мне предстояла долгая дорога наверх, но первый шаг по этой лестнице я уже сделал.

Мы ладили с доменьером Гопом. Он был проницательной старой лисой, ему нравилось иметь в своем распоряжении такого необычного музыканта. Он уже слышал от серых плащей — своеобразной местной полиции, — как я очутился в космопорту. Он довольно недвусмысленно намекнул мне, чтобы я не слишком-то болтал о своих воспоминаниях насчет прежних времен Валлона. Эта тема была запретной. Неудивительно, что на мое появление в столице так быстро отреагировали серые плащи.

Гоп брал меня с собой повсюду, на аэрокаре, на машине, на речных баржах. Транспорта было много, но, несмотря на простоту управления, мало кто знал, как им пользоваться. Конечно, аэрокары были более удобны, поскольку для них не требовалось дорог, но Гоп предпочитал наземный транспорт. Я подозреваю, ему просто нравилось ощущение скорости, когда во весь дух несешься по дороге и ветер свистит в ушах.

Однажды днем, несколько месяцев спустя после моей победы над Лилком, я заглянул на кухню. Мне предстояло отправиться с доменьером Гопом и его обычной свитой в Бар-Пандерон, огромный домен в ста милях к северу от Рат-Гальона, на пути к Окк-Хамилоту. Сайм и прочие мои приятели угостили меня хорошим завтраком и предупредили, что дорога предстоит опасная, в тех местах обитали разбойники.

— Вот чего я не понимаю, — сказал я, — так это почему Гоп не установит парочку пулеметов на машину. Каждый раз, покидая домен, он же здорово рискует.

Все присутствовавшие буквально остолбенели.

— Даже изгои не могут помыслить отнять жизнь у человека, фримен Дргон, — выразил общее мнение Сайм. — Доменьеры устраивают совместные охоты на этих ренегатов, чтобы потом превратить их в рабов, но никто не унижает себя мыслью убить человека.

— Разбойники и сами знают, что в своей следующей жизни они могут стать фрименами или пусть даже рабами, — вставил старший виночерпий. — Ты должен знать, фримен Дргон, что когда член разбойничьей банды переживет трансформацию, его доставляют в домен, чтобы он мог найти свое место.

— А часто происходит эта трансформация? — поинтересовался я.

— Некоторые способны не изменяться три-четыре столетия. Но обычно без трансформации человек может прожить от восьмидесяти до ста лет. — Сайм на секунду задумался. — А иногда и меньше. Тяжелая жизнь, полная лишений, может состарить гораздо быстрее. Так, у моего кузена, который попал в Великую Каменистую пустыню и пробродил там три недели без воды и питья, период трансформации сократился на четырнадцать лет.

Когда его нашли, он был весь в морщинах, поседевший, что и предвещает трансформацию, а вскоре впал в кому, проспал целые сутки и очнулся молодым и ничего не помнящим.

— И ты ему не сказал, кем он был?

— Не-а. — Сайм понизил голос. — Хоть ты и по праву считаешься любимчиком доменьера Гопа, помни: есть вещи, о которых лучше не говорить.