Звездные снайперы. Сталинград XXII века - Юрий Стукалин

— Нет, — как можно спокойнее говорю ему.

— Пусти! — сквозь зубы шипит Брюннер.

— Брюннер, отставить! — резко командует Дронов, и Курт сразу приходит в себя, обмякает.

Я забираю его пистолет и указываю немцу на кресло:

— Садись.

Курт послушно опускается в кресло, и я застегиваю предохранительные ремни у него на груди, пускай поостынет. Не для того наши парни гибли, чтобы эту тварь сейчас прикончить. Белесый нужен невредимым. Впрочем, Курт и сам это уже понимает.

Дронов усаживается в кресло рядом с ним и жестом предлагает мне сделать то же самое. Наше задание еще не завершено. Да, мы проделали трудный путь, потеряв при этом шестнадцать отличных бойцов, и добрались до «Хамелеона». Семнадцатого солдата потеряли уже здесь. Но нам еще надо попасть на базу, и теперь все зависит от летчиков, от их умения.

Слышу встревоженный голос второго пилота. Гляжу на радар и невольно присвистываю. За нашим катером устремляются в погоню «крабы». Их около сотни! Мы были почти уверены, что за нами будет погоня, но не в таком же количестве! А пилоты вообще ничего не знали, и сидят, разинув рты.

— Они нас сейчас изжарят! — с ужасом восклицает пилот, которого Дронов в разговоре называл Егором.

Гляжу на армаду «крабов» и в ужасе содрогаюсь. Когда на базе планировали операцию по захвату белесого, Левин говорил, что чужаки наверняка будут пытаться нас каким-то образом посадить. Однако если профессор прав, нам от этого не легче.

Только мы не знали, что Броуди для защиты нашего катера поднял в воздух все возможные резервы, и задача у них проста — отсечь преследование, ввязавшись в бой, и дать нам уйти.

Когда на горизонте появляются наши машины, летуны вздыхают с облегчением и заметно веселеют. Я же сижу, до боли сжимая кулаки. Мы потеряли своих друзей ради белесого уродца, а сейчас на верную смерть летят наши истребители и штурмовики. Сколько уже жизней забрал этот смрадный ублюдок, а мы до сих пор не знаем, окажется ли он нам полезен. Вдруг наши догадки ложные, и профессор тоже ошибается на счет белесого? Нет, не хочу даже думать об этом… Сашка, Вальдер, Кузя, Семецкий…

— В бой не ввязываться, — приказывает летунам Дрын. — Идем на базу.

Мы летим на полной скорости, а за нашими спинами разгорается страшный воздушный бой. Сотни катеров схлестнулись с армадой «крабов», и все это ради нас. Мы идем прямиком на базу. Я полностью опустошен, выжат, словно лимон. Устало закрываю глаза. Неужели мы сделали это?! Неужели все закончилось?

Глава 5

Вот уже несколько дней, как мы бездействуем. Спим, едим, шатаемся без дела. Лично меня это страшно выматывает, от скуки просто схожу с ума.

Вспоминаю, как доставили белесого на базы. После приземления «Хамелеона» подоспевшие бойцы сунули его в большой черный ящик и быстро укатили. А нам было на все наплевать, живы и ладно, мы лишь хотели, чтобы с телом Сашки поступили по-человечески. Я и Брюннер сидели на холодных плитах у борта катера и приходили в себя, стараясь избавиться от кошмара, все еще стоявшего у нас перед глазами. Дронов, заложив руки за спину, бродил по площадке и что-то шептал себе под нос. Мы даже начали опасаться, уж не тронулся ли умом наш командир. Выглядел он паршиво и странно — глаза лихорадочно блестят, движения резкие, нервные. Никогда прежде не видел его в таком состоянии.

Советник Броуди лично прибыл к «Хамелеону», и у него с Дрыном состоялась некая беседа. Как я понял, Броуди благодарил нас за выполненную задачу. А благодарить он должен был тех, кто остался там, потому что если бы не они, нашему руководству вряд ли досталась в подарок эта белесая тварь.

Потом нас отправили отдыхать, попросив в ближайшее время составить подробные отчеты, и мы ушли, перед этим сердечно попрощавшись с пилотами. Те смотрели на нас, как на настоящих героев. Не знаю, как Брюннер, а я лично чувствовал себя полнейшим дерьмом. Чувствовал вину перед теми, кто остался нас прикрывать.

Отчеты мы быстро подготовили и с нетерпением ждали результатов. Мы надеялись, что Левин все-таки сумеет добиться нужной информации от белесого, что наши парни погибли не зря. Но пока вестей из лаборатории не было. На работы нас не направляли, давая время реабилитироваться, и мы с Брюннером ходили в тир практиковаться, да резались в шахматы. Курт пытался научить меня играть в «скат», но я не люблю карты, да к тому же для этой игры требуется три человека. Но все наши друзья погибли, а других знакомств мы не искали. Шахматы стали компромиссом. Курт играл здорово, и я часто оказывался в проигрыше. На кон ставили патроны, коими спустя некоторое время Брюннер забил всю прикроватную тумбочку.

Что-то на базе затевалось, это явно чувствовалось, но нас в известность не ставили. Первым звонком было то, что нас вдруг уплотнили, добавив еще несколько спальных мест. Паек при этом стал намного обильнее, и не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы не понять — увеличивается количество «новоприбывших».

Мы на фронте к этому успели привыкнуть. Как только готовилось серьезное наступление, тут же увеличивалось питание. Кухни подвозили с завидной регулярностью, мяса накладывали больше, и спирт если не тек рекой, то, во всяком случае, всегда булькал в наших флягах.

На заводах при базе тоже происходило нечто невообразимое. Я выведал у одного из рабочих, что с конвейера катера выходят, словно печеные пирожки в базарный день. Готовилось масштабное мероприятие и, что было обидно, мы об этом ни хрена не знали. Мы с Куртом пытались поговорить с Дроновым, но тот отмахивался, и постоянно уходил от ответа.

Если бы рядом был Вонючка, он бы умудрился все разнюхать и потом рассказал нам. Но Сашка погиб, его тело сожгли в печи, даже не дав нам возможности по-человечески с ним проститься. В будущем все происходит быстро.

Надо признать, что люди будущего к «новоприбывшим» относятся настороженно. Нет, они нас не боятся, не глядят свысока. Всего этого нет. Но я лично чувствую, что в большинстве своем они стараются нас обходить стороной. Мы для них дремучи как мамонты среди их сверхновых технологий. Мы слеплены из другого теста. Для современных парней «новоприбывшие» в массе своей грубоваты, неотесанны, и примитивны. Но мы делаем возложенное на нас дело гораздо лучше, и этот факт не может их не задевать.

Да, я не совсем понимаю, как можно передавать кино на дальние расстояния, как в мою тонкую и маленькую пластину на руке помещается много информации, и как может снаряд сам находить цель. Но зато я прекрасно знаю, куда нужно нажать, чтобы из ствола моей винтовки вылетела пуля, и вошла в башку четырехглазого урода. Я четко понимаю, что такое воинская честь, что такое взаимовыручка и что такое отчаянное стремление победить во что бы то ни стало, пусть даже ценой собственной жизни.

Всего этого в парнях двадцать второго века нет. Они кажутся нам излишне пугливыми, робкими, неуверенными в себе. Они напоминают нам детей, играющих возле песочницы с деревянными мечами. Отними у ребенка его деревяшку, он тут же начнет хныкать.

Нет, среди них тоже хватает героев, и я знавал таковых, но в массе своей люди будущего слишком мягкотелы. Они не понимают простейших вещей, и нам сложно с ними общаться.

Порой они задают нам идиотские по нашим меркам вопросы, ответы на которые не понимают:

«Для чего стоило такими усилиями сдерживать натиск во много раз превосходящего противника, когда можно было оставить Москву, как это сделали в древности при войне с Наполеоном? Отдали бы столицу, а после, собрав воедино силы в кулак, выбили агрессора».

Как объяснить этим «детям», что отдать столицу нашей Родины для нас было тем же самым, что отдать свои руки и ноги?! Вырвать сердце и бросить его к ногам врага. Отречься от своих идеалов и моральных ценностей. Пусть наши идеалы оказались ложными. Пусть! Но они были. И мы бились за них, проливали кровь. Всего этого люди будущего не понимают. Они рациональны, но в них нет внутреннего стержня, нет опоры.

Сытые и ухоженные, люди двадцать второго века успокоились, радуясь всемирному братству. Они думали, что человечество достигло вершины, к которой стремилось с момента своего появления. Только они не взяли в расчет, что чем выше гора, тем больнее с нее падать. Вот и рухнула цивилизация прямо к раскрытым зубастым пастям четырехглазых инопланетных тварей. А расхлебывать эту кашу вытащили нас. И правильно, как показывает практика, сделали.

Я лежу на койке и отрешенно пялюсь в потолок, как вдруг резко отходит в сторону дверная панель и на пороге появляется Брюннер. Он стоит в проходе и даже не старается спрятать улыбку.

— Собирайся. Дронов зовет.

— Куда? — спрашиваю я, хотя уже понимаю, что пришел конец нашему безделью.

— В зал на совещание.

Резко вскакиваю и быстро привожу себя в порядок. Смотрю на Брюннера, лицо у немца довольное, он чуть не светится. Понимаю, что если не устроили совещание по конференц-связи, дело серьезное.