Ведьма. Истоки - Галина Валентиновна Чередий

— Да ладно, если постараешься, то найдется, думаю. Мне все только в общих чертах известно.

— Ты можешь злиться, а я этого не хочу. Не из мужской солидарности с ведьмаком, а потому что ты теперь для меня — своя.

— Обещаю, что не буду.

— Врешь, как все бабы, но раз просишь. — он привалился мощным плечом к стене, все еще изучая помещение. — То что у них тогда заварилось… оно было сильно. Полыхало так — все вокруг были в курсе. Но при этом тогда существовал фактор, из-за которого никак по-другому сложиться не могло. Очень властный и сильный фактор. А сейчас его не стало.

— То есть, у них были сильные чувства, но старая стерва Мария была против, и поэтому все пошло наперекосяк и закончилось почти убийством?

Логично все. Судя по тому, что говорил о Марие Данила — она была той еще параноидально одержимой угрозой собственной власти сукой. А Лукин с его тягой собирать вокруг собственной персоны других подлунных стал бы реальной ей угрозой, даже если ради своей любви к Василине пошел бы в их ковен. Короче, его было проще убить, чем подчинить, а лучше всего организовать это руками самой же дочурки, сделав из этого акт демонстрации личной преданности главе.

— Ну, это обычная история у подлунных, когда дело этих самых сильных чувств касается. Не как у людей — посрались, разошлись, стекла побили или там шины на тачке порезали. Тяжелые расставания у подлунных — почти всегда чей-то труп.

— Люди тоже и кислотой в лицо плещут и заказывают друг друга или сами мочат.

— Людей хотя бы общепринятые законы тормозят, а у нас такого не существует. Только страх мести, разве что.

— Ясно.

Мы замолчали, и оборотень глядел на меня пристально, будто ожидая, что я спрошу: каковы шансы того, что старые чувства могут возродиться теперь, когда препятствия нет. Ведь Лукин сам мне озвучивал, что попытка убийства — не повод долго держать зло среди любовников в подлунном мире, по крайней мере, среди ведьм и ведьмаков. “Нормальные ведьмовские эротические фантазии” — так он, смеясь, сказал, когда призналась в том жутком импульсе горло ему вырвать и сердце выдрать.

Но нет, развивать эту тему здесь и сейчас не стану. Это разговор для нас двоих с Данилой, раз мы пара, а не для обсуждения с кем-то третьим.

— Я видел ту странную вампиршу… — тихо сказал Василь, выдержав паузу и поняв, что прежняя тема закрыта. — Твою сестру, так?

— Угу, — я напряглась, не зная еще как реагировать.

— Она ведь… хм… очень особенная, так?

Теперь я промолчала, чувствуя, что мое напряжение продолжает расти.

— Я никому не расскажу о ней, сестренка. И вообще обещаю забыть и впредь не замечать, если ты гарантируешь, что она тебе не навредит.

Она так-то тебе может запросто навредить, если поведешь себя по-другому.

— Обещаешь это пока я тебе “сестренка”? — намекнула я ему на “а что потом?”

— Пока? А ты собираешься от нашего “родства” откреститься вскоре? — широко ухмыльнулся оборотень, показав зубы.

— Я думала это ты поспешишь отряхнуться от него, как только печать сойдет.

— Нет, — лаконично ответил оборотень уже без тени улыбки.

— Спасибо.

— За то, что обещаю тайну хранить или за то, что отрекаться не собираюсь? — хмыкнул Василь чуть насмешливо.

— Да за все оптом. И за то, что еще наверняка будет.

— Тебе опасно рядом с ней, держи это в голове, сестренка.

Я не успела ответить, из угла вышагнул Никифор и намекающе кашлянул.

— К тебе гонец с сообчением, хозяйка, — доложил он, многозначительно подвигав своей густой монобровью и зыркнув на Василя.

Видать Фанирс уже вернулся.

— Ухожу, — понял все сам мой “братишка”, — А ты, кстати, еще подумай о том, что когда что-то полыхает ярко, то и прогорает быстро до сухого пепла, в котором ни искры потом не разыскать.

— Спасибо. — повторила я опять. — Я подумаю.

Бросив через плечо : “давай, выздоравливай”, Василь покинул спальню.

Фанирс проявился, как только затихли шаги оборотня.

— Нашел? — спросила его нетерпеливо.

— Хос-с-сяйка, з-с-сдрава будь! — в отличии от меня, сумеречный не опустил формальности и распластал крылья по ковру, почтительно склонив рогатую голову. — Наш-ш-шел.

— Умничка! — похвалила я, и амфиптер как-то странно “мигнул” — на долю мгновенья стал из графитовой кляксы светлой жемчужно-серой. — Он живой?

— Пока да. Но оч-ш-шень с-с-слабый. Долго не протянет.

— Фанирс, ты отведешь туда Лукина? — сумеречный явно был против и вскинулся даже, а мне все еще непривычно было отдавать приказы, но на этот раз даже Никифор засопел намекающе, и я изменила тон. — Отведешь туда ведьмака. В награду — внеочередная охота.

— Кош-ш-шку мош-ш-шно? — оживился Фанирс.

Блин, понятно что их тоже бродячих полно, но жалко как-то.

— Крыс. Много, — позволила я себя втянуть в торг.

— Поганое то мес-с-сто и далеко, — нарочито сокрушенно посетовал хитрый амфиптер. — Идти видимым долго, говорить с тем, кто не хоз-с-сяйка, мно-о-о-ого.

Вот же зараза рептилоидная.

— Заяц. Один. И далеко за городом.

— С-с-слуш-ш-шаюс-с-сь! — протянул откровенно довольно Фанирс и ретировался.

— Заставить плоть обрести да кочергой вдоль хребта за дерзость надо было, — проворчал незаметно появившийся Алька. — Ишь, осмелел, шлында колобродная.

— Причем, тебе первому, — поддержал вошедший следом за слугой ведьмак с прозрачной мензуркой в руке, над горлышком которой поднимался такого мерзотного вида парок, что меня заранее затошнило.

— А мне-то за что? — выкатил вмиг заблестевшие слезами обиды круглые блымкалки слуга. — Я же день и ночь покоя не знаю, глаз не смыкаю, рук не покладаю…

— Головы от подушки не отрываю, жру сутками напролет, впрок задницу наедаю-ю-ю… — передразнил его, оборвав, Лукин. — Брысь с дороги!

Из носопырки Альки едва ли не дым повалил, а скрипучий смех Никифора еще и усилил эффект. Разъяренный бедолага потряс кулачком и исчез.

— Ну чего вы его дразните, — укорила домовика и ведьмака я.

— Мы его в тонусе держим, а то совсем расслабится и разжиреет у такой-то хозяйки. Пей давай.

Скривившись, я покорно приняла склянку, выдохнула, как перед дозой крепкого алкоголя и, зажмурив глаза, сделала столько глотков, сколько уж получилось до наступления удушья.