Кодекс чести вампира - Светлана Сухомизская

— Откуда такая осведомленность? — с подозрением спросила я.

— Поверьте, у меня есть каналы, по которым можно узнать многое, почти все. О, знаю, знаю, вы сейчас спросите, почему же, в таком случае, мне самому не найти убийцу?

Я подтвердила справедливость слов Бехметова коротким кивком головы.

— А я-то думал, вы все поняли с самого начала. Мне нужно, чтобы истина исходила из уст незаинтересованных людей. Иначе меня обвинят в том, что моя цель — не добиться соблюдения закона, а опорочить того, кто мне неугоден. К тому же, чтобы раскрыть убийство, одной осведомленности и информированности недостаточно. Но вернемся к нашим закадычным друзьям. Все было хорошо, пока политику не захотелось, чтобы художник сделал его портрет. Вернее, пока он не высказал это желание вслух и не подкрепил его определенной суммой денег. Скорее всего, такое желание возникло у него с момента знакомства с художником, но, по неведомой нам причине, он не стал торопиться со своим заказом. Разумеется, Хромов согласился. Думается, предложенная за портрет сумма была не такой, от которой отказываются даже очень известные художники. Все было замечательно — Хромов сделал огромное количество фотографий нашего политика. Вам ведь известно, что его работы соединяли в себе фотографию и живопись? Потом он заперся в мастерской и через пару недель в доме политика состоялся мини-вернисаж — выставка одной-единственной работы. К сожалению, наш политик допустил одну ошибку. Хромов сказал ему, что хочет устроить сюрприз, и политик почему-то согласился. Так что свой портрет он впервые увидел вместе со всеми гостями.

Вампир негромко засмеялся.

— Не знаю, чего он ждал. То ли забыл, с кем имеет дело, то ли просто совершенно не понимал Хромова. Когда с портрета было сдернуто закрывавшее его полотнище, половина присутствующих дам дружно свалилась без чувств, а политика едва не хватил удар. Он был представлен на портрете бреющим свою голову, лежащую отдельно от туловища на полном крови подносе, да к тому же вокруг валялись куски чьих-то рук и ног, изображенные с отталкивающей достоверностью. Беременная жена политика…

Я захлопала глазами.

— Да-да, у вампиров бывают жены и дети, представьте себе! Так вот беременная жена политика, посмотрев на картину, почувствовала себя так плохо, что возникла опасность выкидыша. К счастью для политика, все обошлось — ни мать, ни ребенок не пострадали. И, к сожалению для политика, на вечере было слишком много гостей, так что убить Хромова сразу ему не удалось. Скандал, конечно, разразился ужасный — крики, попытка устроить драку… Хромову пришлось выпрыгнуть из окна — вместе с картиной. Дружбе мгновенно пришел конец. За картину был выплачен только аванс. Политик отказался платить остальное и потребовал вернуть то, что уже было получено Хромовым. Тот, конечно, отказался, и на абсолютно законных основаниях — согласно заключенному между ними договору, аванс в любом случае оставался за художником. А самое неприятное — что, согласно все тому же договору, не заплатив полной суммы гонорара, наш общественный деятель не мог получить картину и уничтожить ее, а ему этого очень хотелось. До смерти хотелось… А теперь внимание — насколько мне известно, портрет политика в мастерской убитого Хромова найден не был. Как вам эта история?

История, конечно, звучала многообещающе. Но меня она не взволновала. Единственное, что меня волновало, это, говоря языком гадалок, сердечный интерес в казенном доме, внезапный удар и любовь ко мне молодого короля. А прочие короли с пустыми хлопотами и тузы всех мастей не интересовали меня нисколько. Но высказать эти пиковые мысли, затаенные от всех в сердце, вслух я не рискнула. К тому же появился официант с подносом, и в нашем разговоре сама собой возникла небольшая пауза.

Пока я с большим интересом изучала натюрморты, сооруженные на тарелках, выглядевшие весьма художественно, но не слишком съедобно, певица на сцене допела романс «Калитка». Кстати сказать, никогда не слышала, чтобы эту замечательную вещь исполняли так заунывно и угрожающе — создавалось впечатление, что персонажи романса готовились не к любовному свиданию, а к двойному самоубийству. Переждав аплодисменты и приняв от кого-то из зала букет красных роз, певица припала к микрофону и прошелестела:

— А теперь я спою вам один из моих любимейших романсов — «Дремлют плакучие ивы». Белый танец, господа! Дамы приглашают кавалеров.

— Идите и пригласите его, — повелительный тон вампира поверг меня в полную растерянность. — Не теряйте своего шанса! Неужели вы не хотите найти убийц Хромова?

Наверное, я должна была откровенно признаться, что не хочу, отчитать вампира — что он, в конце концов, себе позволяет! — и покинуть зал, полный нежитей, так и не попробовав ни одного блюда с декоративно заплеванных тарелок. Однако вместо этого я покорно встала и направилась к столику, за которым в компании охраны и какого-то тощего бесцветного типа в криво сидящих на длинном носу очках расположился господин Забржицкий — депутат Государственной думы, лидер партии прогресса и просвещения (сокращенно ППП), глава, заместитель, руководитель, доктор наук и прочая, и прочая, и прочая.

Путь от одного столика до другого показался мне невероятно долгам — то ли от неприятной слабости в коленях, то ли оттого, что по дороге я нервно глазела по сторонам. Все без исключения лица — жующие, смеющиеся, курящие, покачивающиеся в такт первым аккордам уже начавшегося белого танца — казались мне до боли знакомыми и столь же нереальными. Словно я попала в музей восковых фигур в тот момент, когда его экспонатам надоело притворяться неодушевленными. Бр-р! Терпеть не могу восковые фигуры. Такое ощущение, что смотришь на покойников.

Не знаю, чего я ожидала, но прием, оказанный мне у столика Забржицкого, оказался отнюдь не теплым. Не успела я наклониться к звезде отечественной политики и открыть рот, чтобы произнести нехитрую формулу приглашения, как на меня налетели два дубовых чурбана с человекообразными лицами. Мгновение спустя сумочка, которую я в затмении рассудка не оставила рядом с вампиром, а прихватила с собой, была сдернута с моего плеча с такой силой, что ремешок ее лопнул, а сама я, пронзительно вскрикнув, согнулась пополам, света белого не видя от боли в заломленной за спину руке.

Один из чурбанов, не отпуская мою руку и не обращая внимания на мои громкие стоны, провел по всем частям моего страдальчески искривленного тела портативным металлоискателем. Второй в это время распахнул сумочку, едва не сломав замочек, и вывалил ее содержимое на столик.

Вот теперь меня точно убьют или покалечат. Эти гориллы в жизни не поверят, что обычная девушка, не претендующая на роль Фанни Каплан или, на худой конец, Маты Хари, может таскать в вечерней сумочке такие подозрительные предметы, как складной швейцарский нож со множеством лезвий, шилом, отверткой, маленькой ножовкой, пинцетом и ножницами; а также ручной фонарик, маленький диктофончик, моток клейкой ленты, пачку сторублевых купюр, перетянутую желтой резинкой, зажигалку, сигару в металлическом футляре (между прочим, подарок того самого Дашкиного жениха, который получает за проезд с таксистов) и блокнот, наполовину исписанный странными знаками на неведомом науке языке (я же не виновата, что у меня впопыхах ужасно портится почерк!). Еще в сумочке находились, а теперь предстали перед всеми здоровенный штырь с острыми зазубринами по краям — то ли холодное оружие, то ли деталь от самодельной винтовки (на самом деле — ключ к замку от двери общего коридора в агентстве; замок, правда, давно сломался, но ключ я на всякий случай ношу с собой), подозрительный баллончик с надписями на иностранном языке — очевидно, содержащий в себе газ (в действительности — пятновыводитель, который я после того случая с упавшим на платье куском мяса всегда ношу с собой)… Список можно было бы продолжать, но и перечисленного достаточно для того, чтобы признать во мне диверсантку и террористку.