Ведьмин век - Марина Дяченко

Маньячка. Ты так мечтаешь, чтобы тебя изнасиловали?..

Пепельница переполнилась. Клавдий откинулся на спинку жесткого вертящегося кресла и прикрыл глаза. Коротенькая передышка… Кстати, который теперь час?..

Жесткая, подвижная, надежная машина инквизиции – его заслуга. Его заслуга, что подписанный приказ почти сразу перестает быть бумажкой, оборачиваясь досмотрами и ревизиями, арестами, облавами и патрулями. Не зря он сидел в этом кресле пять последних лет; можно только предположить, в каких именно выражениях проклинают его сотни ведьм – в далеких провинциях и на соседней улице…

Он мрачно ухмыльнулся. Тревога, возившаяся в его душе с самого визита к другу Митецу, чуть притупилась, но не ушла. Потому что эпидемия в Рянке подавлена, трагедию в Однице удалось предотвратить, но никто-никто не понимает, откуда взялся этот внезапный всплеск зла в ведьминских душах, и без того не слишком благостных. И откуда взялась эта новая поросль, безудержно агрессивная, с невиданно глубокими «колодцами», с какими-то неумными, даже безумными мотивациями… Неужели это те серенькие, неинициированные ведьмочки, которых в каждом городишке по несколько сотен на строгом учете? И с чего это им всем сразу захотелось в новую жизнь, вернее, в новую смерть?..

Что-то случилось с их чувством самосохранения. Внешняя победа спокойствие, воцарившееся в стране – в любой момент может обернуться пес знает чем. Перехватают тысячу ведьм – кто знает, не вылезут ли из неведомого подпола еще три тысячи?..

Он поиграл авторучкой. Великолепное перо, способное одним росчерком прихлопнуть множество поднимающихся голов. Хорошо хоть, чернила не красные…

Он болезненно поморщился. Даже тот упрямый юноша, много лет назад впервые переступивший порог инквизиторской школы, вряд ли предполагал, что придется сидеть в таком… в такой яме. Да погибнет скверна, так ее растак…

Среди его педагогов был некий умный и, кажется, вполне достойный человек, бывший убежденным сторонником «варианта ноль». Официальная Инквизиция старательно декларировала непричастность к самой идее «варианта», однако вовсе не запрещала своим сотрудникам рассуждать о несомненных его выгодах. «Вариант» без затей декларировал, что ведьма в мире лишняя. Вообще. Любая…

Клавдию захотелось раздраженно отшвырнуть ручку. Вместо этого он глубоко вздохнул и аккуратно положил ее на стол.

В окошке селектора трепыхнулся зеленый огонек.

– Слушаю.

– Да погибнет скверна… патрон, приема настойчиво добивается Хелена Торка, учетный номер шестьдесят во…

– Я помню ее номер, Мита. Она одна?..

– Прочих… патрон, прочих было семьдесят два человека, с утра. Я распределила их… короче, их уже приняли. Господин Глюр и заместители. А Торка…

– Я приму ее.

– Да, патрон, – смиренно вздохнул селектор.

Среди множества виженских ведьм только неполный десяток обладал такой привилегией – подвергаться контролю лично Великого Инквизитора. Клавдий завел это правило сам, и за пять лет оно перестало быть новшеством, потому что вошло в привычку; Клавдий не жалел о потере времени. Привилегированные виженские ведьмы были исключительно интересными собеседницами.

Хелена Торка возглавила виженский оперный приблизительно в то же время, когда Клавдий встал во главе Инквизиции; собственно, удержаться на своем посту ей удалось исключительно благодаря Старжу. «Наш новый Великий Инквизитор – человек с широкими взглядами…»

Хелена Торка была «глухаркой», неинициированной ведьмой – несмотря на многочисленные соблазны, импульсивность характера и свои почти что пятьдесят лет. Хелена Торка знала цену слишком многим вещам; главное же – Хелена Торка была предана своему театру. Как собака.

Дверь бесшумно прикрыли снаружи; женщина, чье лицо скрывалось под темной вуалькой на шляпе, болезненно вздрогнула. Клавдий никогда не принимал ее здесь – для регулярных контрольный встреч с предводительницей богемы куда лучше подходила маленькая комнатка этажом ниже, та, похожая на гримуборную, с большим зеркалом и мягким диваном; обстановка же рабочего кабинета не к располагала ни к спокойствию, ни к доверительности, скорее наоборот. Никакую ведьму не обрадует дознавательный инквизиторский символ, вырезанный прямо на деревянной обшивке стены. В трех экземплярах.

– Добрый вечер, Хелена, – Клавдий поднялся, одновременно пытаясь ослабить удар, пришедшийся на ведьму. Директриса оперного никогда не могла похвалиться защитой. Хотя бы средненькой.

– Приветствую, мой инквизитор, – женщина чуть склонила голову. Тяжкие… времена…

– Нелегкие, – Клавдий подождал, пока женщина усядется в кресло для посетителей. Вытянул сигарету, спрятал снова. – Я, наверное, неприятный сейчас? Сильно давлю?

– Ничего, – тонкие губы под тенью вуали страдальчески улыбнулись. – Я потерплю… В конце концов, именно ради этого… незабвенного ощущения я просидела в приемной шесть часов.

– Прошу прощения, Хелена, – сухо отозвался Клавдий. – Думаю, вы все понимаете.

Голова в черной шляпке медленно кивнула. Женщина старалась не поднимать глаза на дознавательные знаки на стенах.

– К делу, – Клавдий уселся. – Сегодня не контрольный день. Что побудило вас, занятого человека, вырвать из своей жизни эти самые шесть часов?

– Я не побеспокоила бы вас, – тонкие губы улыбнулись снова, – если бы не считала свое дело исключительно важным.

– Театр?

– Училище. Вы знаете, мой инквизитор, хореографическое училище полностью находится, так сказать, под крылом театра… подготовка новых…

– Понимаю. Что?

– Вчера… взяли пять девочек. Сегодня утром – еще две.

– Сколько их всего? Вас?

– Это очень талантливые дети, – директриса медленно подняла вуаль, открывая взгляду собеседника тонкое белое лицо с синими шнурочками вен на висках. – Девочки. От четырнадцати до шестнадцати.

– Сколько?

– В училище – десять.

– Очень много, Хелена.

– Это искусство, – женщина царственным движением вскинула подбородок. – Не я придумала, что… талантливые дети часто оказываются… нами.

Клавдий откинулся на жесткую спинку. Подобная закономерность не была открытием – среди девочек, склонных к «изящным искусствам», колоссальный процент юных ведьм. Неинициированных, естественно.

– Хелена. Вы не… говорили им о необходимости стать на учет?

Женщина молчала.

– Сколько из десяти – учтенные?

Тонкие губы едва шевельнулись:

– Две.

– Хелена? Что я должен вам сейчас говорить?

Женщина медленно поднялась. С усилием – но все равно грациозно. Даже горделиво.