Рок царя Эдипа (СИ) - Ростокина Виктория Николаевна

В другой раз Николай Павлович устроил бы ей такой разнос, такой скандал, но сейчас почему-то стушевался и растаял в воздухе.

— Готова? — спросила Инна.

— Д-да… — пролепетала Надя. — Инна Николаевна…

— Пошли!

— Инна Николаевна, подождите, он не то хотел сказать.

— Я гадать не собираюсь. Мне надоело решать кроссворды!

— Он просто…

— Хватит, Надя, он не ребенок, он знает русский язык лучше меня. Во всяком случае, пакости говорить у него прекрасно получается. Пошли.

И Инна двинулась к двери, натыкаясь чемоданами на мебель.

— Ладно, хочешь правду?.. — тихо сказал Алексей. — Я скажу, только потом не жалейте…

— Инна Николаевна… — взмолилась Надя.

— Хорошо, я слушаю.

Инна так и не поставила чемоданы.

— Говори.

— Сказать, да?

— Сказать, сказать…

— Это ужасно, это вообще… Понимаешь?.. Я даже не знаю…

— Очень содержательно, — съязвила Инна. — Все?

— Но это правда, — не слушал ее Алексей. — Я люблю тебя. Понимаешь, не как мать, а как женщину…

Надя уронила свою сумку.

— Дико? Да? Страшно? А я ничего не могу с собой поделать! Ты понимаешь? Я с ума схожу! Я вообще… я не знаю, что с собой сделаю…

Было слышно, как у Нади стучат зубы.

— Вот ты хотела правду! Вот тебе правда! Только не надо говорить, что это глупость и выдумки… Это правда. Довольна?!

Инна спокойно поставила чемоданы и даже улыбнулась:

— Довольна.

Надя перевела на нее обезумевший взгляд.

— Вот теперь можно сесть и все спокойно обсудить, — сказала Инна. — Вот теперь все ясно.

Надя как-то неловко качнулась в сторону и поспешно зашагала к двери. Инна поймала ее за руку.

— Успокойся, Надя, давай сядем.

— Не-ет… — почти пропела невестка. — Вы что-о-о?.. Это…

— Это нормально, — жестко произнесла Инна. — В этом нет ничего постыдного. Странно было бы, если б Алеша миновал этот этап.

— Какой этап? Вы что говорите? Это же грязь… Это…

— Это эдипов комплекс, — спокойно сказала Инна. — Это, увы, настолько распространенное явление, что даже термин придумали, как видите. Сядьте все, в конце концов.

Надя пристроилась на краешек стула, готовая в любой момент бежать из этого страшного дома. Алексей сидел, набычившись, смотрел в пол.

— Это не страшно, — сказала Инна. — Это только грустно. Я, когда у меня случилась первая менструация, тоже испугалась, да как! Я Бог знает что выдумала! Я под троллейбус броситься хотела. Мама-то меня не просветила. Постеснялась. И вы оба, к сожалению, темные-темные… Ну так давайте проведем маленький ликбез. Согласны?

Ни Надя, ни Алексей не ответили.

— Так вот, — Инна не очень и ждала их согласия, — кто такой Эдип, знаете?

Она посмотрела на Надю, и та нехотя ответила:

— Какой-то царь, да?

— Да, античный царь. Ну и что?

— Он себе, кажется, глаза выколол, да?

— А почему?

Надя пожала плечами.

— Потому что он жил со своей матерью, — просто сказала Инна. — Как с женщиной. Но эдипов комплекс не в этом. Все сложнее и проще. Был такой ученый Зигмунд Фройд, — она произнесла фамилию на западный манер. — Он и исследовал эти взаимоотношения сына и матери. Он просто взял и сдернул романтический флер, просто посмотрел правде в глаза. И вот видит такую интересную картину. Первая женщина для ребенка — мать. Нет, не в родственном смысле — это само собой, — в физиологическом. Он прикасается к ее груди, он ощущает ее тело. Она целует его. Ласкает. Он может с ней откровенничать. Первые сексуальные ощущения он испытывает именно с ней. Многие мальчики в детстве говорят, что женятся на своей маме.

— Ужас, — сказала Надя.

— Да нет, Надюша, это нормально, — улыбнулась Инна. — Со временем у большинства мальчиков это проходит. Иногда очень болезненно, тяжело. Мальчику стыдно вспоминать это, он мучается — вот это и есть эдипов комплекс. Но тяга к матери как к женщине проходит с возрастом, отступает, стушевывается. Мальчик начинает даже стесняться матери…

— Вот вы сами говорите — проходит… — поймала ее на слове Надя.

— Да, в нормальных семьях. Но у нас-то, Надюша, все ненормально. Все ужасно, все порвано и поломано. И мы теперь хотим склеить. У нас же не было пути, не было времени. И оказывается, что перепрыгнуть это нельзя. Получилось, мы вернулись в самое Лешино детство… И там это было бы невинно, естественно…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— И что теперь делать? — наконец подал голос Алексей.

— Пережить все это, — сказала Инна. — Это в самом деле скоро пройдет. И не потому, что глупость, как ты говоришь, а просто у тебя теперь будет жена. Ты очень быстро повзрослеешь. Моментально. Только надо убедить Надю быть терпеливее. Ей очень тяжело, Леша, ей очень страшно, но ведь она любит тебя, да, Надюша?

Надя молча кивнула, у нее дрожали губы, она была готова заплакать.

— А я ей помогу. Я тоже скажу тебе правду. Если отбросить все предрассудки, то, честно говоря, ты не в моем вкусе. Мне нравятся совсем другие мужчины. Да что там — я люблю Тэда. Вот с ним мне хорошо. Мне просто замечательно.

Она говорила специально жестко, чуть насмешливо, свысока. Она понимала, что идет по самой грани, что, может быть, даже чуть заступила за край, но теперь другого пути не было.

— Я бы никогда не выбрала тебя, даже если бы ты не был моим сыном. Ну понимаешь, другой сексуальный тип. Я совсем не хочу обидеть Надю. Ты парень симпатичный, не урод, не кретин… Я вполне допускаю, что в тебя можно влюбиться. Да и странно было бы матери думать иначе. Но ты вовсе не так хорош, каким себе кажешься. Так что Надя еще очень может подумать… Правда, Надюша?

— Я люблю Леку, — сказала Надя.

— Тебе повезло, сын. А?

Алексей молчал. Что творилось в его душе — вряд ли он сам сейчас бы разобрался.

— А теперь идите ложитесь спать. Утро вечера мудренее.

Надя поднялась, взяла Лешу за руку и потянула за собой. Он шел нехотя, но безропотно.

«Вот и поговорили, — подумала Инна. — Вот и все».

— Иди, я тебя чмокну на сон грядущий, — улыбнулась Инна.

Алексей наклонился, она поцеловала его.

— И тебя, Надюша. Хорошая, добрая, красивая моя девочка.

— Я обожаю вас, — шепнула ей на ухо Надя.

Инна разделась, легла, накрыла голову подушкой.

«Ничего у меня не получилось, — подумала она. — Так, сотрясение воздуха, как тот лопнувший пакет. Хорошо, что они такие темные. Хорошо, что не знают всей правды. Хорошо, что поверили в мою ложь. Ложь во спасение».

Она услышала, как медленно, исподволь, сын и невестка стали ласкать друг друга. Как сдавленно вскрикнула Надя. Как застонала потом. Как уже откровенно заскрипел диван. Как стеснение ушло и молодые забылись в исступлении ласки, сладострастно задышали, перемежая слова любви со стонами наслаждения…

Инна больше не прятала голову под подушкой, не затыкала уши. Она слушала. С мазохистским упорством — ей самой нужна была эта терапия.

«Он мой сын, он мой сын, и все, — твердила она. — Он любит девушку. Он спит с ней. Она ему отдается. Им хорошо…»

И вдруг отчетливо и безвозвратно поняла — он ей не поверил. Более того, он как бы принял ее игру. Хотя она никакой игры не затевала. Но он решил, что это такая конспирация, чтобы обмануть Надю. Он решил, что они в сговоре — мать и сын.

От этой мысли она чуть не задохнулась. Закрыла рукой рот, чтобы не вырвался стон.

Дельфийский оракул предрек царю Лаю и царице Иокасте, что их новорожденный сын убьет отца и женится на матери.

Судьба была предначертана богами. Еще никому не удавалось изменить ее. Но царь Лай выступил против богов, против судьбы. Он велел выбросить младенца на гору, а чтобы тот чудом не спасся и погиб от зубов хищников или от рук злодеев, велел перерезать на ногах сына сухожилия.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Прошли годы. В страшной схватке царя Лая убил незнакомец…

«Нет-нет, глупости, — лихорадочно думала Инна. — Это все мне почудилось. Это мое больное воображение. Я все исправлю. Скоро они поженятся, и все. И я буду веселиться на свадьбе, петь и плясать! Ох, как я буду плясать! Небу станет жарко!»