Прорыв - Алексей Корепанов

Да, глубокие отпечатки траков, куски вывороченной земли и вырванная с корнем трава говорили о том, что пересекающимся курсом по этим землям когда-то проследовали боевые машины. Туман совсем рассеялся, и следы были отчетливо видны.

— Все правильно, — сказал Дарий. — Они заходили не с юга, как мы, а с запада. Да, Тан, так же нам говорили?

— Точно, — подтвердил Тангейзер.

Силва выпрямился в кресле.

— Принимаю решение: мы пойдем по их следам! Но с предельной осторожностью!

Диони опасливо хмыкнул.

— Они тоже, небось, с предельной осторожностью… И где они теперь?

— Судя по следам, они не боевым порядком шли, а стадом, — сказал Силва. — А мы стадом не пойдем. Правильно, Бенедикт?

— И хотел бы, да не получится, — отозвался танк. — Даже если последует такой приказ. Ну, разве что, если распилю себя на куски.

— Пилить не надо. Давай, потихоньку, и все свои рецепторы задействуй!

— Слушаюсь, Дар!

Это были последние слова, прозвучавшие в башне. Далее, в течение чуть ли не трех часов, там царило напряженное молчание. И сам танк, и его экипаж пребывали в состоянии постоянной готовности к любым неожиданностям, которые вряд ли могли бы оказаться приятными.

Следы все вели и вели на восток, кое-где виднелись в траве пустые банки из-под тушенки и смятые одноразовые стаканчики, и теперь не оставалось сомнения в том, что здесь прошла танковая группировка именно Межзвездного Союза, а не каких-то чужеродцев. Такие же предметы присутствовали в любых местах, где проходили танки Союза. Они, эти предметы, придавали особую прелесть пейзажу. Да и поваленные деревья были отличительной чертой таких походов — зачем объезжать, когда можно напрямик?

И только когда впереди показалась очередная превращенная в дрова рощица, командир прервал молчание.

— «Трицер»! — выдохнул он, показывая на экран.

Там и вправду виднелась обрамленная сухими ветками широченная корма танка «Трицератопс».

Глава 7. С миру по нитке

Мамы разные нужны,Мамы разные важны.

Коньяк казался капитану Линсу Макнери горьким, и такими же горькими были его мысли. Обломки разбитых надежд кружили в пропитанном парами солнечного напитка мозгу и больно кололи в виски. Все построения этого окружного следователя Бумберга-Хренберга рухнули, словно какое-нибудь старое корыто при аварийной посадке. Никого и ничего в посадочных лапах «Пузатика» не оказалось. Разве что валялась в углу одинокая пустая бутылка с отбитым горлышком и полусодранной этикеткой, на которой читались только остатки названия: «…мат…адов». Ее извлекли оттуда техники динтинского космопорта, спускавшиеся во все посадочные опоры по указанию этого Хренберга. Который, кстати, от расстройства был не то что белым, а зеленым с красными пятнами. Бутылку эту он чуть не испепелил взглядом, крутя в руках, потом уложил в прозрачный пакет и стал задавать вопросы техникам. На предмет того, что это за средство, и с какой целью его могли использовать внутри посадочной опоры. Следователь, кажется, был готов принять версию о том, что Обер с Эннабел распили эту бутылку и превратились в невидимок. Во всяком случае, такое впечатление сложилось у Макнери, который не отходил от сыщика. Версия приказала долго жить, толком не успев родиться, когда пожилой портовый техник, обладающий, видимо, неплохим кругозором, пояснил, что скрывается за обрывками слов на этикетке. «Инфернальная ругань» на деле оказалась вполне симпатичным названием: «Аромат садов». Как поведал многомудрый работник космодрома, этот алкогольный плодово-ягодный напиток производился на Растардане в системе Стригуса, и был хорош своей дешевизной и сравнительно легким воздействием на мозги, что позволяло употреблять его в процессе работы. Указал знаток и на недостатки «Аромата». А точнее, на один-единственный: именно на «аромат». Запах у вина был, мягко говоря, не очень, и пространство внутри посадочной опоры казалось как раз таким местом, где его и можно употреблять, не рискуя нарваться на чье-либо недовольство. Эрудированный специалист даже вызвался предположить, в каком порту это распитие состоялось, но еще более погрустневший следователь не проявил интереса к такой информации. Сунув пакет с бутылкой под мышку, он повернулся к Макнери и «обрадовал» капитана: дальнолет будет задержан в порту, все пассажиры и команда, за исключением дежурных, должны покинуть его, и полицейская бригада вновь прочешет корабль с ног до головы. Да, он так и сказал, этот сухопутник: «с ног до головы»! Впрочем, Макнери даже не отреагировал на это саркастической ухмылкой — он представил себе физиономии боссов, когда они узнают о столь неслыханной задержке, те слова, которыми они помянут не только полицию, но и его, Линса Макнери, и с еще большим унынием задумался о своем будущем.

Да, коньяк отдавал горечью, но капитану ничего не оставалось, как пить и такой. А что было делать? Обычно на стоянках, которые длились никак не меньше трех часов (высадка-посадка, разгрузка-погрузка, техосмотр), он позволял и себе, и кое-кому из экипажа посетить портовую таверну — речь, разумеется, шла только о самых легких дозах. Но сейчас ему было не до этого. И не только из-за грустных мыслей. Не то чтобы он не доверял способностям полицейских, — а полиции на территории космопорта крутилось предостаточно, — но решил, что лишние глаза не помешают. Поэтому почти весь экипаж, по его указанию, бродил по залам ожидания, комнатам матери и ребенка, камерам хранения и прочим помещениям, выискивая пропавших Эннабел Дикинсон и Уира Обера (у каждого в памяти отпечатались их мнемограммы) и раздражая полицейских. Линс Макнери тоже на месте не стоял, ходил туда-сюда, подозрительно вглядываясь в лица, и чуть не попал впросак, когда, войдя в туалет, увидел у писсуара стоящего спиной к нему высоченного широкоплечего то ли человека, то ли сапиенса. Правда, одет был этот тип не в плащ, а в переливчатый радужный свитер и такие же брюки, и не то что длинных, но вообще никаких волос на голове не имел… но что мешало Уиру Оберу переодеться и побрить эту самую голову наголо? Во рту у капитана тут же пересохло, несмотря на сделанный недавно очередной глоток, а ладони, наоборот, вспотели. Расставив руки и непроизвольно присев, он начал неслышно подбираться к занятому делом субъекту. А тот как раз этим делом заниматься перестал и развернулся, отходя от писсуара. Оказалось, что он похож на Уира Обера не более, чем Линс Макнери на пропавшую Эннабел Дикинсон. По инерции капитан сделал еще два шага на полусогнутых ногах, заставив берсийца (а судя по вертикальным зрачкам и вогнутому лбу, это был именно берсиец) удивленно раздуть ноздри и шевельнуть ушами. Макнери ничего не оставалось, как мгновенно напустить на себя вид крайнего нетерпежа и устремиться к освободившемуся писсуару, на ходу расстегивая ширинку комбинезона. Впрочем, дальше притворяться не пришлось — мочевой пузырь давно уже не прочь был избавиться от содержимого, просто от всех треволнений капитан как-то забыл об этом. Струя звонко ударила в белизну писсуара, и Линс Макнери почувствовал хоть какое-то облегчение, пусть и не душевное…

…Увы, все усилия полиции и экипажа оказались тщетными — пропавших так и не удалось обнаружить ни на борту дальнолета, ни вне его. Сыроватая ночь уже собиралась передавать смену утру, когда наконец была дана команда на погрузку и посадку пассажиров. Ссутулившийся следователь ушел, не прощаясь, в отличие от постсержанта Коваржека, успевшего еще чуток глотнуть коньяка в компании капитана Макнери. Бойцы третьей дежурной бригады устало брели к мобилям, с тревогой обсуждая перспективы поставок пива. Неужели и вправду власти предержащие пойдут на то, чтобы закрыть Дыры?

Город Динтин готовился начать новый трудовой день, когда «Пузатик» с громом вонзился в серые небеса и оставил Селеби за кормой. Дальнейший его путь лежал к системе Яблони, попавшей в Книгу рекордов Гиннесса за свой самый обширный среди известных пояс астероидов. Он занимал чуть ли не треть всей планетной системы. В отдалении от этого гигантского скопища то ли так и не родившихся, то ли уже погибших миров нарезала круги по орбите единственная обитаемая планета системы — Яблочко. Линсу Макнери она была памятна тем, что однажды, смешав в портовой таверне «Наливное яблочко» коньяк с местным кальвадосом[16], он перепутал свой «Пузатик» с задержавшимся на техосмотре «Алым парусом» и чуть не устроил скандал по поводу отсутствия пассажиров. Вернее, скандал-то он устроил, но прибежавший старпом «Пузатика» все уладил и забрал Макнери. С тех пор капитан посещал таверну «Наливное яблочко» с некоторой опаской, и если и пил там кальвадос, то чуть ли не на две трети разбавлял его водой. Полностью отказываться от такого вкусного напитка ему не хотелось.