Август 1956 год. Кризис в Северной Корее - Андрей Ланьков

Несомненно, оба доклада были написаны в соответствии с генеральной линией Ким Ир Сена и, по всей видимости, одобрены им самим. Их общая тональность вполне соответствовала той тактике, которой Ким Ир Сен придерживался летом 1956 г., в условиях назревающегося кризиса. Снова признавалось, что выдвинутые против Ким Ир Сена обвинения, в том числе и самое существенное из них — обвинение в существовании в КНДР «культа личности», имеют под собой некоторые основания. Однако это признание сопровождалось обещанием, что сам Ким Ир Сен осознал допущенные ошибки и старается постепенно исправить ситуацию, избегая при этом опасного радикализма. Такая стратегия была направлена на то, чтобы снизить уровень недовольства в партийном руководстве и продемонстрировать потенциальным диссидентам, что в каких-то поспешных действиях нет необходимости. Ту же цель преследовали и примирительные замечания Ким Ир Сена и его доверенных лиц, адресованные советским корейцам. После недавней кампании против советских корейцев Ким Ир Сен стремился нейтрализовать недовольство, возникшее в их среде, и таким образом предотвратить возможный союз советской и яньаньской группировок. В конечном счете примирительная стратегия Ким Ир Сена достигла успеха: спустя месяц вызов, брошенный оппозицией, поддержала лишь горстка советских корейцев. В то же время Ким Ир Сен устами Пак Чжон-э ясно давал понять, что Советский Союз едва ли вмешается в конфликт на стороне оппозиции.

Как это часто бывает, намеки на новую политическую линию проявились и в открытой печати. 1 августа 1956 г. «Нодон синмун» опубликовала пространную передовую статью, разъяснявшую идеологическую ситуацию в СССР и по-новому представлявшую официальные советские концепции: мирное сосуществование, множественность путей к социализму, коллективное руководство и т. д. Все эти идеи в скором времени стали для пхеньянских идеологов анафемой, но в статье от 1 августа все они были представлены в весьма выгодном свете. Показательно, что особое внимание в статье уделялось такой «неудобной» для Ким Ир Сена части новой советской идеологии, как «культ личности». Общий смысл статьи в «Нодон синмун» не слишком отличался от заявлений, незадолго до того сделанных самим Ким Ир Сеном на собраниях высших функционеров. Разница заключалась, пожалуй, лишь в степени открытости — газетные авторы не могли быть столь же откровенны со своей аудиторией. Они были вынуждены подавать информацию, используя традиционный политико-культурный код, который был вполне понятен искушенному читателю официальной прессы. Прежде всего автор передовицы соглашался с тем, что культ личности — это ошибка и утверждал, что «всем ясно, что идеология культа личности не имеет ничего общего с марксизмом-ленинизмом». Также в статье содержались намеки на то, что ТПК и сам Ким Ир Сен делают все возможное для решения проблемы. Сразу за критическими замечаниями о культе личности Сталина, передовица цитировала те отрывки из речи Ким Ир Сена на III съезде ТПК, в которых он обещает следовать «историческим решениям» XX съезда. Однако главный упор в статье делался на попытки «врагов рабочего класса» использовать новые тенденции для того, чтобы «внести раскол» в коммунистическое движение и уничтожить «великие достижения» социалистических стран. Очевидный вывод был таким же, как и в других официальных заявлениях по данному вопросу: культ личности, в общем-то, является ошибкой, и против него надо, конечно же, надо бороться, но делать это следует спокойно и сдержанно, иначе коварные враги воспользуются ситуацией в своих целях.

5. «АВГУСТОВСКАЯ ГРУППА» НАКАНУНЕ АВГУСТА: УЧАСТНИКИ, ЦЕЛИ, МЕТОДЫ

Новые материалы, ставшие доступными в последнее десятилетие, позволяют дать более точные ответы на некоторые вопросы, касающиеся внутрипартийной оппозиции, и одновременно поставить новые вопросы, на которые пока, к сожалению, нет возможности дать определенный ответ.

Доступные нам данные не позволяют с уверенностью сказать, когда именно сформировалась оппозиционная группа. Однако очевидно, что оппозиция уже существовала и была достаточно хорошо организована к середине лета — точнее, к 20 июля, то есть к тому моменту, когда Ким Ир Сен вернулся из своей зарубежной поездки и когда начались частые визиты заговорщиков в Советское посольство. В этом отношении представляет интерес поведение Ли Сан-чжо, который, несмотря на то, что занимал должность посла в СССР и обычно находился в Москве, поддерживал тесные связи с оппозицией. В частности, 9 августа 1956 г. он предупреждал советских дипломатов о грядущих событиях. Показательно, что Ли Сан-чжо начал открыто критиковать Ким Ир Сена именно в первых числах июля[163]. В конце июня или начале июля Ким Сын-хва встретился с Ким Ту-боном, чтобы выяснить отношение последнего к возможному выступлению высших чиновников против Ким Ир Сена[164]. Чтобы достичь к концу июля известного нам уровня организации, оппозиция должна была существовать, по меньшей мере, с июня, а скорее — уже с весны 1956 г. В то же время оппозиционная группа едва ли могла сформироваться ранее 1955 г., ведь ее программа отражала то влияние, которое антисталинская кампания в СССР оказала на северокорейскую политику. Впрочем, возможно, что попытки определить точную дату возникновения «августовской группы» в принципе бессмысленны, так как группа формировалась постепенно.

После августовских событий немало высокопоставленных партийных работников, в основном выходцев из яньаньской и советской группировок, подверглись репрессиям или же, спасаясь от ареста, были вынуждены бежать из страны. Все они обвинялись в том, что поддерживали оппозицию и являлись соучастниками заговора. В большинстве случаев эти обвинения едва ли имели под собой основания — оппозиционная группа едва ли была так уж велика. В тех документах советского посольства, которые были составлены еще до августовских событий, упоминается менее десятка имен заговорщиков. В этих бумагах встречаются сведения об оппозиционной деятельности Чхве Чхан-ика (вице-премьер), Ли Пхиль-гю, Юн Кон-хыма, Со Хви (руководитель официальных профсоюзов), Пак Чхан-ока (вице-премьер), Ким Сын-хва (министр строительства) и Ли Сан-чжо (посол в Москве). Все эти деятели принадлежали к высшему эшелону северокорейской политической элиты. За исключением Ли Пхиль-гю и Ли Сан-чжо, все они были членами ЦК ТПК. Ли Пхиль-гю и Ли Сан-чжо, впрочем, тоже входили в состав ЦК ТПК, но являлись там только кандидатами в члены. Несомненно, что это — далеко не полный список заговорщиков. Можно предположить, что в высших органах КНДР, в том числе и в ЦК ТПК, были и другие активные сторонники оппозиции, о взглядах которых в советском посольстве тогда не знали, но едва ли таких людей было очень много[165]. Как мы увидим далее, «августовский заговор» во многом отражал настроения корейской интеллигенции и части партийного аппарата, но при этом все-таки оставался делом очень небольшой группы людей в высшем руководстве страны.

Впоследствии официальные северокорейские документы почти всегда включали в число заговорщиков и Пак Ый-вана, резковато-прямолинейного технократа из числа советских корейцев. Эти утверждения часто встречаются и в позднейших работах историков (см., например, работы Лим Ына и Ким Хак-чжуна)[166], однако похоже, что Пак Ый-ван был включен в список оппозиционеров задним числом. Его имя не упоминалось в доавгустовских документах посольства, и до конца 1957 г. его не обвиняли в причастности к заговору даже официальные власти. Принимая во внимание его тесные контакты с посольством, было бы странным полагать, что, будучи заговорщиком, он не связался бы с советскими дипломатами. Вероятно, Пак Ый-ван не входил в число непосредственных участников заговора, но он мог знать о планах оппозиции и, скорее всего, сочувствовал им. На это указывают как его контакты с Л. И. Брежневым во время третьего съезда ТПК, о которых уже шла речь выше, так и те критические реплики, которые встречаются в записях бесед Пак Ый-вана и советских дипломатов.

Ким Ту-бона, признанного лидера яньаньской фракции, человека пожилого и сторонящегося политических интриг, тоже, строго говоря, нельзя считать членом оппозиции, хотя позднее он был репрессирован именно как сторонник оппозиционного движения. Факты свидетельствуют о том, что Ким Ту-бон, по меньшей мере, знал о существовании оппозиции и, вероятно, разделял ее идеи. 24 июля Ким Сын-хва рассказал Филатову о двух своих недавних встречах с Ким Ту-боном (они вместе обедали), во время которых последний говорил об экономических трудностях и лишениях, которые терпит народ, и неумеренном восхвалении Ким Ир Сена: «Ким Ду Бон высказал мнение, что в ТПК широко распространен культ личности Ким Ир Сена и что, как показали события после XX съезда КПСС, во всех коммунистических партиях ведется большая работа по преодолению культа личности и его последствий, но в нашей партии пока что ничего не делается. Наоборот, у нас пытаются убедить народ в том, что у нас нет культа личности, и что у нас строго соблюдаются ленинские принципы коллективного руководства, и что Ким Ир Сен не хочет выступить с критикой своих ошибок»[167]. Однако похоже, что Ким Ту-бон по-прежнему возлагал все надежды на вмешательство всемогущего «старшего брата». В частности, он сказал Ким Сын-хва: «Вам, как коммунисту […] следовало бы написать письмо в ЦК КПСС, в котором рассказать о положении дел в нашей партии».