Сын Человеческий - Руслан Хазарзар

Василид (Βασιλείδης), родившийся в Сирии, в первой половине II века (Clem.Strom.VII.17 {106:3}; Hier.De viris ill.21) переселился в Александрию. Его учение известно нам по изложению Иринея (Iren.Haer.I.19:1–4{24:3–7}), Ипполита (Hippol.Philosoph.VII.20–27) и Климента Александрийского (Clem.Strom.II.20; IV. 12, 24–26; V. 1, 11; et cetera).

Василид утверждал, что апостол Матфей передал ему тайные слова, которые слышал от Спасителя (Hippol.Philosoph.VII.20:1). Согласно Оригену (Origenes. Commentarii in Romanos.V.1), Василид исповедовал учение о переселении душ.

По Василиду, Бог невыразим, не имеет имени. Из Бога исходит ум, из ума — логос, из логоса — мысль, из мысли — мудрость и сила, из мудрости и силы — справедливость и мир. Все это — силы первого неба, которые создают по образу своему силы второго неба; силы второго неба создают силы третьего неба и т. д., вплоть до сил 365-го неба. Глава ангелов этого последнего неба и есть Яхве, Творец мира сего. Так излагает учение Василида Ириней.

По Ипполиту, согласно учению Василида, в начале всего было ничто, однако из некоего неразумного, безвольного и вообще бессущностного Бога (οὐκ ὢν θεός) произошла потенция всего — панспермия[342] (Hippol.Philosoph.VII.21:1–3). Эта потенция создала три бытия: тонкое (идеальное), грубое (материальное) и требующее очищения (духовное).

Гностик Керинф, или Керинт (Κήρινθος) (кон. I–II вв.), склонявшийся в трактовке сущности Иисуса Христа к докетизму, считал, что эон, называемый Христом, соединился посредством крещения с человеком по имени Иисус и расстался с Ним на распятии (Iren.Haer.I.21{26:1}).

Гностики, допуская идею о бессмертии души, отрицали возможность телесного воскресения и, не будучи в состоянии отвергнуть ясное учение Писания о воскресении, на вопрос: чтó же собственно воскреснет при «кончине века»? — прибегали к иносказательному разъяснению слова воскресение и разумели под ним исход души из тела и переход ее к высшему ведению (Tertullianus. De resurectione carnis.19). В этом отношении интересен отрывок О воскресении (Περὶ ἀναστάσεως), обнаруженный в Парижском кодексе так называемых параллельных мест Иоанна Дамаскина, в котором он приводится под именем Юстина:[343] «Если бы воскресение было только духовное, — пишет автор данного отрывка, — то сам {Христос}, воскреснув, должен был отдельно показать тело лежащее, отдельно душу существующую. Но этого Он не сделал, а воскресил тело, в себе самом подтверждая обетование жизни. Для чего же Он восстал в пострадавшей плоти, как не для того, чтобы показать воскресение плоти? И желая удостоверить в этом, когда ученики Его не верили, что Он истинно восстал телом, когда они видели и сомневались, — Он сказал им: “Еще ли не веруете? Видите, это — Я” (Лк.24:38–39. — Р.Х.). И предоставил им осязать себя и показал следы гвоздей на руках. И когда вполне познали, что Он и в теле находится перед ними, пригласили Его есть с ними, чтобы и через это несомненно убедиться, что Он истинно воскрес телесно. Тогда Он вкусил меда и рыбы. Таким образом показал им, что истинно есть воскресение плоти. Он, желая показать — ибо, по Его словам (ср. Ин.14:2–3; Флп.3:20. — Р.Х.), “на небе житие наше” — и то, что не невозможно плоти взойти на небо, вознесся пред глазами их на небо, как был во плоти» (De resurrectione.9).

О других гностических учениях повествует все тот же Ириней в первой книге Ἔλεγχος καὶ ἀνατροπὴ τῆς ψευδωνύμου γνώσεως. Например, учение Карпократа было близко к идее Платона о переселении душ (Iren.Haer.I..20:1–4{25:1–6}). Кроме того, Карпократ и его последователи учили, что «Иисус родился от Иосифа и был подобен рожденным людям (τὸν δὲ Ἰησοῦν ἐξ Ἰωσὴφ γεγενῆσθαι, καὶ ὅμοιον τοῖς ἀνθρώποις γεγονότα)», но отличался от них тем, что «душа Его, твердая и чистая (ψυχὴν αὐτοῦ εὔτονον καὶ καθαρὰν)», хорошо понимала то, что она видит «в сфере нерожденного Бога (ἐν τῇ μετὰ τοῦ ἀγεννήτου θεοῦ περιφορᾷ)» (Iren.Haer.I.20:1{25:1}). Ириней также сообщает, что последователи Карпократа «имеют частью нарисованные, частью из другого материала изготовленные изображения, говоря, что образ Христа сделан был Пилатом в то время, когда Иисус жил с людьми (formam Christi factam a Pilato, illo in tempore quo fuit Jesus cum hominibus)». Карпократиане украшали их венцами и выставляли вместе «с изображениями мирских философов (cum imaginibus mundi philosophorum), именно с изображением Пифагора, Платона, Аристотеля и прочих», оказывая им, как язычники, знаки почтения (Iren.Haer.I.20:4{25:6}).

Гностицизм, безусловно, является своеобразным синтезом христианского учения с греческой философией, хотя, конечно, в него были вплетены и другие доктрины. Впрочем, Ириней, опираясь, по всей вероятности, на сочинения Юстина, утверждает, что все христианские ереси произошли от Симона Волхва (Iren.Haer.I.16:2{23:2}; ср. Деян.8:9-24) и что от симониан «получило свое начало лжеименное знание» (Iren.Haer.I.16:3{23:4}; ср. 1 Тим.6:20).

Гностики образовывали тайные союзы, попасть куда, в отличие от обычных христианских общин, было нелегко: вступающие должны были пройти ряд обрядовых испытаний и дать особую клятву. Именно в тайных организациях гностиков и появились тайные писания — в собственном значении слова ἀπόκρυφος (тайный). Они были предназначены для избранных, для тех, кому доступно «высшее познание». Некоторые группы христиан-гностиков селились в уединенных местах, вдали от городов (по образу ессеев). Наследием этих групп в ортодоксальном христианстве явилось монашество, по духу чуждое ранним христианским экклесиям.[344] У гностиков-маркосиан богослужение облекалось тайной (Iren.Haer.I.14:1–4{21:1–5}). Крещение было торжественно и сопровождалось формулой на еврейском языке: βασεμαχαμοσσηβααιανορα…, в которой ясно можно разобрать: בְּשֵׁם חַכְמוֹת («Во имя Хакмот…»).[345] За погружением в воду следовало помазание бальзамом, впоследствии усвоенное церковью (Corp. inscr. gr. № 9595a).

Идея дуализма, которую мы встречаем еще у кумранских сектантов, возникла не на пустом месте, она уходит своими корнями в древние культы Востока. Согласно им, доброе божество Ахура-Мазда ведет постоянную борьбу с духом зла Ангра-Манью. Они оба участвовали в создании мира: добрый дух создал все полезное и прекрасное, злой — все вредное и нечистое. У каждого из этих божеств есть помощники, которые ведут борьбу вместе с ними. В конечном итоге победу должен одержать Ахура-Мазда.

Одним из помощников Ахуры-Мазды в этих верованиях выступило солнечное божество — Митра. На рубеже летоисчислений культ Митры обособляется и затем начинает распространяться в Римской империи, а во II–III вв. становится одним из ведущих религиозных течений, особой религией (митраизм). Митру называли Непобедимым Солнцем, справедливым божеством. Существовали особые праздники-мистерии, посвященные этому божеству. Главным праздником Митры был день солнцеворота — 25 декабря (рождение Солнца).[346]

Аналогичные идеи были распространены и в других религиозных учениях, которые при этом проповедовали гностическо-мистическое слияние с божеством как единственное средство спасения. Одним из таких учений был герметизм, связанный с поклонением Гермесу Триждывеличайшему (Трисмегист), объединившему образы греческого бога Гермеса и египетского бога Тота. По верованиям герметистов, земля и весь телесный мир — зло, «темное начало». Они созданы не богом, а промежуточными силами. Из высшего божества проистекают: разум (λόγος), творец (δημιουργός) и человек (ἄνθρωπος), который, в свою очередь, тоже состоит из света и жизни. Человеку, чтобы спастись, необходимо пробудить в душе отблески света и воссоединиться с божеством. Одним из способов воссоединения с божеством было употребление магических заклинаний, основанных на «знании» истинной сущности и истинного имени бога,[347] как-то: «Войди в меня, Гермес, как зародыш в чрево женщины {…}. Я знаю твое имя {…}. Я знаю тебя, Гермес, а ты меня. Я — ты, а ты — я».[348] По-видимому, из этого и ему подобных заклинаний герметистов вошли в Евангелии от Иоанна аналогии: «Отец во Мне и Я в Нем {…}. Я и Отец — одно» (Ин.10:38,30). Эти стихи, вошедшие в четвертое Евангелие под влиянием языческих культов, сыграли существенную роль в создании христианского догмата о Триединстве Бога.[349]

Основным отличием новозаветного христианства от гностических учений было неприятие им самого понятия гносиса — мистического слияния с Богом, — которым гностики заменяли веру. Существенным отличием было также положение о том, что спастись могут все верующие в Христа (верующие, а не овладевшие мистическим знанием об истинном Боге), причем спастись не только духовно, но и плотски — Царство Божие, согласно Новому завету, принимало в себя телесные, хотя и преображенные сущности.

Однако гностический подход к миру и его Спасителю, — воспринятый, вероятно, через дуализм ессеев, через филонизм и через еще какие-то источники, — проявился уже в некоторых произведениях Нового завета — особенно в Евангелии от Иоанна, в посланиях к ефесянам и колоссянам.