Колея к ржавому солнцу - Денис Воронин

мыла в ледяной воде, повозил влажной рукой по лицу и со всей тщательностью, компенсирующей остальное умывание, почистил зубы.

Завтракал Тим один, за едой размышляя о своем. Ночью, расстроенный ситуацией с неожиданным «наследством» в виде долгов Макса, он пытался решить, что ему теперь делать. А кому же? В самом деле, не бабушку же в это втягивать. Будет хорошо, если она ничего не узнает. Пусть Тим упадет и сдохнет, если проболтается.

Дилер дал ему всего неделю. Что можно сделать за это время? Уж точно не отработать долг Макса. Лежащее на поверхности решение рассказать обо всем Дяде Степе на самом деле решением не было. Дядя Степа – кто он такой? Простой участковый, склонный к пьянству. Даже если не побоится связаться с наркоторговцем, угрожающим Тиму (тут мальчик был уверен, что не побоится), сумеет он справиться с Повешенным? Времена сейчас такие, что в полиции у наркоторговцев наверняка сыщутся прикормленные «друзья». И они найдут, что сказать рядовому участковому, если тот полезет не в свое дело.

Нет, решать проблему следовало своими силами. Только какие у него силы? Тим, вздохнув, принялся размешивать сахар в кружке чая.

Ночью, в темноте, уткнувшись в подушку, он вновь и вновь возвращался к последним словам Макса. «Деньги спрятаны… На лодке… Не ходи здесь… Вали отсюда… Работа… Есть работа». В какой-то момент его измученному мозгу стало казаться…

Что ему стало казаться?

Что слова брата не были бредом, порожденным дозой сильного обезболивающего и приближающейся смертью? Что они могли хоть отчасти оказаться правдой? Что у Макса имелись какие-то деньги, которые он не стал отдавать Повешенному, а спрятал… «На лодке». На какой лодке? Единственной лодкой, про которую знал Тим, был тот швертбот, на котором они ходили в поход. Но хозяин яхты, школьный приятель Макса, продал ее почти задаром. Швертбот требовал серьезного ремонта, на который одноклассник не имел средств. И где она сейчас, эта яхта?

Глотая горячий чай, Тим подумал, что он накручивает вокруг сбивчивых слов Макса целый «Остров Сокровищ» или «Бронзовую птицу» – клад, яхта… Вчера ночью, когда голова шла кругом от бессонницы и тяжелых мыслей, все это стало казаться мальчику вполне реальным, чем-то осязаемым. Он принялся прикидывать, как ему найти приятеля Макса, а через него – нового владельца лодки. И вроде даже что-то придумал, проваливаясь в полудрему. Только теперь не помнил что…

Да и ладно!

Разве он это все серьезно?

Но другой вариант решения проблемы у него никто не отнимет. Тим помнил, как еще в первом классе читал взятую в библиотеке растрепанную книжку с вываливающимися пожелтевшими страницами. Запах старой бумаги казался Тиму запахом прошлых времен. Времен, когда молодые дедушка с бабушкой бегали на танцы и в кино на «Летят журавли», которые крутили, бабушка говорила Тиму, в неотапливаемом деревянном кинотеатре. Прочитанная Тимом книжка была как раз про это или даже более раннее время. Судя по ней, в те суровые годы детям приходилось совершать подвиги наравне со взрослыми. «Выпрямляйся, барабанщик! Встань и не гнись! Пришла пора!» Тим вздрогнул, представив спрятанный в углу чердака предмет. Руки словно ощутили холод промороженного металла… Мальчик на секунду прикрыл глаза и подумал, что, если через неделю придет его время, он так же, как герой книжки, выпрямится и будет стоять не пригибаясь.

Что бы там ни случилось.

Только бабушку жалко. Сначала один внук, потом – другой…

Решение, выкристаллизовавшееся у него в груди мутным куском льда, охладило его, заморозив все эмоции. Почувствовав озноб, Тим принес посуду на кухню, где ее забрала бабушка. Отойдя в сторону, он смотрел, как пожилая женщина ловко моет посуду – намыливает губку, круговыми движениями трет тарелку, запускает руку внутрь кружки, оставляя снаружи только большой палец. Мальчик вглядывался в лицо бабушки, пытаясь увидеть спрятавшуюся в ее морщинах скорбь. Но либо морщины были глубокими, либо что-то еще, потому что будничное лицо бабушки не несло на себе отпечатка траура. Неужели он один горюет по Максу, подумал Тим. Или Полина Ивановна наглоталась настоя пустырника, стоявшего у нее на верхней полке в кухонном шкафчике? Потому в помещении и витал едва уловимый запах лекарства?

Неслышно ступая по половицам, Тим вышел из кухни. Он надел высохший за ночь в тепле пуховик и постоял, размышляя. От чего предостерегал Макс своими этими: «Не ходи здесь… Вали отсюда»? Лучше бы рассказал про Повешенного. Или он его и имел в виду? И работа еще какая-то…

Где-то тут, на верхней полке гардеробной стойки, должен валяться фонарик. В ноябре в их поселке регулярно выключали свет, и фонарик со свечами, лежавшими в том же шкафчике, где и пузырьки с бабушкиными лекарствами, были предметами первой необходимости. Да вот он. Ребристый пластиковый корпус с резиновыми вставками удобно лег в руку. Тим пощелкал кнопкой, проверяя батарейки. Живы. Сунув фонарик в карман, он натянул «найки» и сказал:

– Бабушка, я прогуляюсь немного.

Полина Ивановна выглянула из кухни. Увидев одетого внука, сказала:

– Прогуляйся-прогуляйся. Раз уж все равно прогульщик. Будешь теперь лодырничать до самого вечера… Хлеб на обратном пути купи. Половинку черного и батон. Деньги-то есть?..

* * *

На хлеб деньги у Тима оставались, а вот на то, чтобы расплатиться с Повешенным… Эти мысли, как и не дававшие покоя слова Макса, заставили мальчика, щурясь от солнца, решительно перейти через продуваемый ледяным ветром с залива Крепостной мост. Оказавшись на другом берегу, Тим свернул направо и по скользкой улице Южный Вал дошел до улицы Сторожевой Башни. Пройдя мимо развалин кафедрального собора, разрушенного еще в войну, Тим увидел дом, по состоянию немногим отличающийся от руин.

Осыпающийся фасад трехэтажного здания, над которым, как скелет кита, торчали шпангоуты чердачных перекрытий. Местами отсутствующая крыша. Окна и дверь единственного подъезда, забитые листами блестящего металла, покрывали грубо сделанные граффити. Призрачную надежду на скорую реставрацию вселяла правая часть фасада, забранная в зеленую строительную сетку. Или это был знак того, что дом собираются сносить? Тим не знал.

Старые здания, даже самые обычные, всегда казались мальчику коробками, доверху набитыми смешными или печальными историями. Этот дом не был исключением. Чего только не происходило тут за сто или даже больше лет с момента его постройки. И одна из этих историй теперь – про найденного в нем умирающего наркомана.

Странное, неестественное, спокойное отчаяние подталкивало Тима на поиски денег, про которые он услышал от Макса. Денег мифических и нереальных, как древние человеческие племена, обратившиеся в прах. Отправной точкой поисков Тим сделал этот дом. Почему-то ему показалось правильным начать отсюда.