Много снов назад (СИ) - "Paper Doll"

Рози, в свою очередь, не признавала своих чувств и даже не давала себе отчет в их разрушительном влиянии. Наивно испытывала их, изумленно поражаясь всякий раз, когда мысли о мужчине занимали всё больше и больше места в голове. Звук его голоса был мучительно искусительным, каждый взгляд — пронзительно пленяющим, а случайные прикосновения — обжигающими кожу. Она погрязла в мужчине целиком и полностью, находя исключительно в нем отражение всех своих грез.

И наивно упрямый взгляд её чистых голубых глаз сокрушал в Дугласе что-то неизведанно странное. Рози самого того не знала, но заставляла слова застревать посреди его горла, сковывать все движения и думать в разы усерднее, прежде чем что-либо произнести. И Дуглас смотрел на девушку в некотором исступлении, задавая немой вопрос — «Чего ты от меня хочешь?», когда она пыталась дать ему понять, что хотела того, чего он не мог ей дать.

Он набросил на плечи Рози пиджак. Ощутив на себе его тепло и запах, она будто смягчилась, хоть и до этого её черты едва могли принять строгий вид.

— Нужно возвращаться, — только и произнес Дуглас. Вместе с тяжелым вздохом отвел от девушки взгляд. Погасил сигарету и выбросил окурок в урну.

— Нет, — она одёрнула его за рукав рубашки, возвращая на прежнее место. Поймав на себе строгий взгляд мужчины, сложила руки на груди, неуверенно поджав губы. Рози понимала, что в его глазах это всё выглядело не иначе, как ребячество, с которым стоило завязывать. — Это конец?

— Ты явно преувеличиваешь, — Дуглас спрятал ладони в карманах брюк, остановив взгляд на носках вычищенных до блеска туфлей. — Мы останемся соседями, как было и раньше. Ты милая девушка, но разве могла ожидать от меня чего-то большего? — он пытался сохранять в голосе стальные нотки, разрезающие душу Рози надвое.

— Смотря, что вы сами подразумеваете под «большим»? — вторила девушка, пытаясь держать себя в руках. Пиджак спадал с плеч, и холод снова касался кожи, но навряд ли от него кожа покрылась мурашками.

— Ничего из того, что ты, вероятно, могла иметь в виду, — Дуглас потерел переносицу. Кажется, его намек скорее изобличал его самого, нежели Рози. — Это всё недоразумение. Всего лишь дурацкое недоразумение. Давай, вернемся внутрь, — он положил ладонь на спину девушки, подталкивая её ко входу. В конце концов, Дуглас и сам успел изрядно замерзнуть.

— Будет лучше, если я вернусь домой, — она сбросила с плеч пиджак Дугласа, небрежно предложив его обратно.

— Тебе стоит вернуться хотя бы за верхней одеждой. Поэтому не глупи и пошли, — в голосе мужчины чувствовалось раздражение и злость, что лишь подпитывали её упрямство, вынуждая Рози сопротивляться всякому принуждению, что было заложено в её природе.

— Попрошу Киллиана привезти. Не велика беда, — она оставила пиджак на его плече, а затем круто развернулась на пятках и, обняв себя руками, ушла.

— Ты поступаешь безрассудно и глупо, — крикнул ей вслед. Но Рози ничего не ответила и даже не повернулась. Упрямо продолжила свой путь, когда он продолжал стоять на месте, сомневаясь в том, насколько правильно было бы пойти за ней.

В конце концов, она была не маленькой. Рози было семнадцать, и она должна была понимать, что делала. По крайней мере, в этом безнадежно убеждал себя Дуглас, дабы оправдать своё бездействие. Прикурив ещё одну сигарету, он смотрел девушке вслед, испытывая волнение, не казавшееся таким уж приятным, как мужчина к тому привык.

Забрав своё пальто, он тоже решил не возвращаться к столу. Вечер был безнадежным, и не было смысла давать ему второй шанс. Дуглас написал Кэрол сообщение, предупредив о своем уходе, прежде чем совсем выключить устройство, что соединяло его с внешним миром.

Спустя несколько кварталов по пути домой, куда мужчина направлялся неторопливо и не впервые ли совсем нехотя, он свернул в бар, чтобы пропустить несколько стаканов скотча. Несколько часов спустя Дуглас покинул бар не один.

***

Невзирая на треволнения вечера Рози спала, как убитая. Едва успела оказаться дома, как, не сменяя одежды, залезла под тяжелое теплое одеяло и в ту же секунду уснула. Её взял озноб, казалось, температура немного повысилась, но за ночь всё прошло. Всё кроме беспокойства, взявшего верх над разумом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Всё утро девушка сновала по квартире, как привидение. Ни единого пропущенного звонка от отца или брата. Лишь несколько по привычке от матери. И всё же по большей мере мысли Рози возвращались неизменно к Дугласу. К холодной проницательности его глаз и острым, как лезвие ножа, душераздирающим словам.

Прежде Рози и не смела задумываться о том, чтобы между ними могло быть что-то большее, как он обрезал пути к этому быстрее, чем она успела их найти. Мысль о том, что, вероятно, мужчина сам думал об этом или, может быть, даже хотел, крепко закрепилась в сознании, и девушка упрямо не хотела её отпускать. Как она могла понять? Ни единого намека или подсказки. Лишь бесконечная череда разговоров.

Она спрашивала однажды, насколько сильно его коробила их разница в возрасте, но ответ был заранее очевиден, а потому Рози, преисполнена надежды, лишь в сердцах могла мечтать о том, что он будет иным. Полагать, что Дуглас мог бы ответить взаимностью на мнимое чувство, зародившееся на почве надломленной души, было слишком самонадеянным, но теперь стало обретать смысл. Рози считала себя глупой и безрассудной, всего лишь испытывая подрывающее уверенность в себе чувство, но рамки того, о чем она и не могла подумать и о чем, как оказалось, думал он, стерлись.

И всё же Рози не была уверена в положении своих дел. Дуглас был старше, умнее и рассудительнее неё. Она не знала его подноготную и не смела нарушать память об истории, которую он сам хотел оставить в прошлом, но видела каким он был без лишнего контекста. Девушке было достаточно знать, каким он был рядом с ней, а остальное едва ли могло быть важным. Она и сама была иной рядом с Дугласом, но от того не менее настоящей.

Даже несмотря на месяц с излишком их знакомства, Рози упорно не понимала мужчину, хоть ему самому казалось, что она видела его насквозь. Они будто были замкнуты в комнате, в кромешной темноте которой не могли рассмотреть чего-либо. И двигались на ощупь, не подозревая, что оставались в этой комнате наедине. Всего-то оставалось найти друг друга, но вместо того, чтобы подать хоть один условный знак они бесцельно блуждали, не подозревая, что дверей не было. Пространство заведомо было замкнутым, ни единого шанса к побегу. И если Рози даже не подозревала, где находилась, Дуглас не знал лишь об отсутствии выхода.

Обстоятельства, отталкивающие мужчину от неё, огорчали. Рози не могла что-либо изменить, и это превращало все надежды, предположения и мечты в пыль, растворяющуюся под холодным взглядом Дугласа, убивающим внутри неё все живые чувства. И всё то, что предполагаемо должно было дарить девушке легкость, подрезало её крылья, вынуждая сохранять приземленность.

Приведя себя в порядок, девушка решила выйти на улицу, развеять мысли и купить что-либо для завтрака. Погода стояла мерзкая, и Рози вспомнила об оставленном пальто лишь когда пришлось нехотя сменить его на куртку.

Она уже запирала дверь на ключ, когда из соседней квартиры кто-то вышел. Девушка медленно развернулась, ожидая неловкой встречи с Дугласом, но это был не он. Это была женщина, торопливо застегивающая пуговицы на своем пальто и поправляющая съехавшую с плеча сумку. Волосы её были в беспорядке, на щеках играл здоровый румянец, а глаза оставались совершенно сонными.

Она неуверенно посмотрела на Рози. Кивнула ей, а затем стыдливо спрятала глаза, прежде чем поспешила убежать, проводя пятернёй по волосам, чтобы придать тем менее взлохмаченного вида. Девушка оставалась стоять на месте. Сердце упало в пятки, дышать вдруг стало сложно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Закрыла глаза, сосчитала до пяти, перевела дыхание и вышла на улицу. У Рози совершенно пропал аппетит, поэтому она стала бесцельно бродить по городу, хоть прежде у неё не было подобной привычки. Девушка чувствовала себя глупо, как никогда прежде. Она осознавала, что Дуглас был взрослым мужчиной, ничем ей не обязанный, но всё же трезвый взгляд на действительность не избавлял от горечи, появившейся на кончике острого на правду языка. Её всю трясло, будто от озноба, и ни о чем другом она не могла думать.