Птица малая - Мэри Расселл

Энн Эдвардс, которая услышала об этом по радио, готовя вместе с Джорджем завтрак, была возмущена:

— Мы оплатили чертову программу, вложили в нее живые деньги. Вся идея ПВЗР была американской. Если кто и должен на этом заработать, то США, а не ООН, и уж точно не Япония!

Джордж фыркнул:

— Ну да, у нас столько же шансов обогатиться, как у Карла Сагана, а он давно мертв. Конечно, — прибавил он вкрадчиво, — вот почему было бы здорово, если б мы…

— Не начинай снова, Джордж.

— Да ты просто трусишь.

Очень медленно Энн отвернулась от раковины и, прищурившись, посмотрела на любимого мужа, с которым прожила более сорока лет. Вытерев руки полотенцем, она аккуратно сложила его и положила на стойку.

— Нажрись дерьма, — предложила Энн, мило улыбаясь, — и сдохни.

Джордж расхохотался, что разозлило ее еще больше.

— Ох, Джордж, будь же серьезным! Ведь придется оставить тут всех, кого знаешь и любишь…

— Точно. И даже если вернемся, все, кого мы знали, будут мертвы! — воинственно признал он. — И что? Они умрут в любом случае. Ты хочешь непременно быть рядом и наблюдать?

Энн моргнула.

— Послушай. Когда наши предки плыли из Европы, они все равно что летели на другую планету. Они тоже оставили все!.. Ну, Энн, кого мы бросим? Наши родители умерли. Детей у нас нет. Да у нас даже кота нет.

— У меня есть ты, а у тебя — я, — сказала Энн слегка обиженно.

— Именно. И вот почему было бы так здорово…

— О боже. Остановись. Хорошо? Просто остановись. — Она опять повернулась к раковине. — В любом случае они не станут предлагать работу парочке старперов.

— Спорим? — спросил Джордж, и она расслышала в его голосе самодовольную улыбку. — Священники ведь тоже не дети. К тому же шестьдесят — не так много.

— Черт возьми, Джордж! С меня довольно! — сказала Энн, гневно разворачиваясь. — Раз уж ты говоришь, что я прекрасна, когда сержусь, то помоги мне, когда буду тебя потрошить, — пригрозила она, потрясая десертной вилкой. Джордж рассмеялся, и она тут же остыла. — Ладно. Тешь себя фантазией. Забавляйся. Но, Джордж, — сказала Энн серьезно, — а если они предложат? Что касается меня, ответ — нет. Закрыли тему.

Ужин в доме Эдвардсов был непривычно тихим.

В конце этого долгого воскресенья Джимми вызвали в кабинет Масао Яногучи, который обратил внимание на помятую несуразную одежду, покрасневшие белки глаз и прикинул, что парень бодрствует почти тридцать шесть часов. Указав Квинну на стул, он наблюдал за комически затянутой процедурой, пока тот складывал себя в сидячее положение. На письменном столе Яногучи лежал журнал охраны, открытый на нужной странице.

— Мистер Квинн, имена мисс Мендес и мистера Эдвардса я знаю. Предполагаю, что доктор Эдвардс — жена мистера Эдвардса. А кто такой Э. Д. Сандос, не подскажете?

— Мой друг, сэр, священник. Они все — мои друзья. Простите. Мне следовало позвонить вам первому, но было четыре утра, и я не был уверен по-настоящему… не на сто процентов…

Яногучи позволил молчанию заполнить комнату. Джимми крутил вокруг запястья свои часы, неосознанно подражая недавнему жесту Софии. Пару минут он смотрел в пол, затем глянул на Яногучи, но почти тут же отвел взгляд.

— Я боялся, что ошибаюсь, и хотел, чтобы послушал еще кто-то… — Джимми умолк и на этот раз, вскинув глаза, не стал отворачиваться. — Это неправда. Я знал. Я был уверен. Просто я хотел сначала разделить это с моими друзьями. Они для меня как семья, доктор Яногучи. Конечно, это не оправдание моей недальновидности. Я подам заявление об уходе, сэр. Мне очень жаль.

— Я принимаю ваши извинения, мистер Квинн. — Яногучи закрыл журнал и поднял со стола единственный листок бумаги. — Госпожа Мендес оставила для меня эту докладную записку. Она рекомендует, чтобы ИИ-проект ограничился выполнением заявок. Полагаю, я соглашусь. Это принесет ИКА значительную экономию — благодаря вашему предложению, чтобы проект выполнялся на условиях пари. — Яногучи отложил записку. — Я бы хотел, чтоб вы продолжали сотрудничать с госпожой Мендес, хотя на прежней должности вы больше не нужны.

Он посмотрел, как Квинн справляется со своими чувствами, и, оставшись довольным самодисциплиной молодого человека, продолжил:

— Начиная с завтрашнего утра вы станете руководить непрерывным слежением за источником этих передач. В вашем распоряжении будет штат из пяти человек. Круглосуточный график, по двое на смену. Я бы хотел, чтоб вы координировали свою работу с аналогичными командами на Барстоу и других телескопах.

Он встал, и Джимми тоже поднялся на ноги.

— Поздравляю, мистер Квинн, это историческое событие.

Прижав руки к бокам, Масао Яногучи коротко поклонился; позже Джимми поймет, что был удивлен его жестом даже больше, чем прочими событиями того дня.

— Разрешите отвезти вас домой, — предложил Яногучи. — Не думаю, что вам следует садиться за руль. Я скажу своему шоферу, чтобы завтра утром он заехал за вами. Вы можете оставить здесь на ночь свою машину.

Джимми был слишком изумлен, чтобы что-то сказать. Масао Яногучи засмеялся и повел парня к стоянке.

Этой ночью, всего второй раз за многие ночи, у Эмилио Сандоса была бессонница.

Он пользовался этой квартирой бесплатно, потому что дом располагался слишком близко к наступавшему океану; никто больше не решался в нем жить, и домовладелец оставил попытки сдать его в аренду. Нынешней ночью, как всегда, один в маленькой спальне, Эмилио глядел на потрескавшийся залатанный потолок, выглядевший весьма живописно в свете луны, отраженном от моря, и слушал гипнотический шум волн, звучавший совсем рядом. Он знал, что заснуть будет трудно, но не закрывал глаза в попытке приблизить сон.

В какой-то мере Эмилио был готов к тому, что произошло вчера вечером. «В этом мире уйма народу, — как-то предупредил его Д. У. Ярбро. — Когда-то, где-то одна или две женщины смогут разбудить в тебе мужчину. Имей это в виду, сынок». Поэтому Эмилио еще до встречи с Софией Мендес сознавал, что ему предстоит встретиться с кем-то наподобие нее. Он больше не отрицал смятения, которое вызывала в нем София; он просто признал, что ему нужно время, чтобы отклик своего естества привести в согласие со своими обетами.

Эмилио никогда не оспаривал непреложность обетов всерьез. Он считал их необходимой составляющей апостолата, делавшей его пригодным для душеспасительной деятельности, и, когда пришел срок, принял их всем сердцем. Но в пятнадцать лет, когда все это начиналось? Эмилио смеялся бы до колик от одной только мысли, что может стать священником. О, конечно, Д. У. сделал так, чтобы с Эмилио сняли обвинение, и вытащил с острова раньше, чем за него взялся кто-то еще, и Эмилио был ему благодарен, хотя не очень умел это выразить. Но вначале он намеревался быть послушным только до восемнадцати, а там уже поступать как ему заблагорассудится. Уехать в Нью-Йорк. Прорваться в низшую лигу. Возможно, бокс. Легкий вес. Или полулегкий, если наберет больше. Опять торговать, если придется.