Интимная жизнь элиты - Евгений Осипович Белянкин

Именно во время этих разговоров о Кузнецове Братышев сказал Егору.

– А ведь герой-любовник, Егор, живет и в тебе. Только негде было раньше удачливо развернуться. Потому я и рекомендовал тебя в Лондон… Каждый разведчик должен иметь свой почерк… Кузнецовский почерк – это твой, неискусственно созданный, а естественный почерк… Может быть, сила наставника не в том, чтобы открыть какое-то ноу-хау, что немаловажно, но найти в разведчике то, что сделает его большим профессионалом… Это как развернуть и раскрутить внешне и внутренне актера…

Находясь в Стокгольме, Егор старался понять все заново: и то, что они с Братышевым изучали, и то, что он уже познал на практике в Лондоне. Кузнецовский почерк – это твой, Егор, почерк…

Вспоминалось Суворовское, где военная система сдерживала его, да и сам не позволял себе оплошности – ведь хотел быть разведчиком! Быть разведчиком, думал он, – это серьезно: легкость поведения, тусовочность – глупость и недомыслие! А ведь вон как все обернулось!

Теперь Егор смотрел на себя по-иному. Разведчик – это артист, жизнь – сцена, а отношения людей – всего лишь продуманные столкновения страстей и потребностей…

…Егор включил было телевизор. Но вдруг выключил и позвонил Мариани.

Было удачно – она сама взяла трубку.

– Это вы, господин Егор?

– Да, тот самый несчастный журналист, который, шагнув на шведскую землю, вдруг влюбился с первого взгляда. Понимаю, что это нехорошо… Заранее простите за мое вторжение.

– А вы, господин Егор, сердцеед, но мне это, честное слово, нравится…

Поговорив ни о чем, обменявшись любезностями, Егор удовлетворенно положил трубку и включил телевизор: иногда под него лучше думается…

Глава 43

Ивар Грот говорил о художнице без особого уважения лишь потому, что она богемная женщина.

– Им можно, – подчеркивал он особо, – она элита нашей страны. Богатая, известная, вхожа в самые престижные дома, знакома с королевой! Да и брат ее большой позер, хотя, говорят, ученый отменный…

Егор в чем-то был согласен с Иваром – ему, коммерсанту, нужно было «из кожи лезть», а Линдгрен, сливки общества, жили, «не напрягаясь».

С Мариани дружба пошла сразу. Встречаясь с Егором, она смело бросалась к нему на шею с возгласом: «А ты у меня, мальчик, прелесть!»

Говорить по-русски Мариани научилась, оказывается, в семье сына Льва Толстого. Лев Львович Толстой лечился в Швеции и здесь женился на дочери доктора, фрекен Вестерлунд. Умер Лев Львович в Швеции в преклонном возрасте в годы Отечественной войны. Сыновья его, окончив университет, пошли по сельскому хозяйству. Павел и Никита владели в Швеции имениями, а Никита Львович в свое время был заместителем директора департамента сельского хозяйства.

– Толстые, – Мариани без стеснения целовала Егора, – это моя визитная карточка.

И она показала портрет Никиты Львовича.

– Нравится? Чувствуется в нем сила деда?

Все свое время Егор проводил у Линдгрен.

Брат Мариани был добрым малым, чисто скандинавского типа: высокий, стройный, с густыми пепельными волосами.

– Американская физика сейчас держится на иммигрантах, – тихо постукивая пальцами о стол, говорил он. – Во многом на русских и азиатах. Ядерная физика в Швеции в застое. Снова хочу поехать в Америку. Надо же держать творческий уровень!

По вечерам, если Мариани была дома, появлялись завсегдатаи – главным образом Эйнар Хеглунд, политик, член риксдага, и Сет Юнгберг, истинный швед, так он представлял себя – журналист, литератор, министр в новом правительстве… Оба были любовниками художницы. Егор не мог не удивляться свободе этих отношений. Хоть и говорят, что шведская семья – миф… Два любовника в одном доме не ссорились и не делили Мариани – никаких претензий друг к другу… Недаром в России так много спорят об этом феномене.

Мариани, когда Егор спрашивал ее об этом, лишь пожимала плечами:

– Милый, для нас сексуальная революция оказалась более удачлива: она не уничтожила чувства – зато сумела раскрепостить сексуальность, вывести ее из дремучих ханжеских нормативов… За это я ее ценю. Ты говоришь пена? В нашей жизни нет отстоя, как в кружке пива. Мы не развратны, понимаешь, Егор, мы просто свободны в сексе…

И она показала свою новую картину, которую начала. Раздетые догола парень и девушка лезли по отвесной скале…

– Смотри, какая экспрессия! Я специально подобрала мягкие тона! А светотень?.. Как она ложится, оттеняя их волшебные, счастливые лица!

Картина впечатляла.

– Мне трудно понять ее смысл, – сказал Егор.

– Полотно называется «Дон Жуан», – заметил Сет Юнгберг. – У нас в шведской литературе Дон Жуан запечатлен в книге «Мадонна скотских дворов». Обвиненный в распутстве парень предстал перед судом. И когда его спросили: «Было это?» – он замешкался, адвокат ему шепнул: «Говори – да, я ласкал ее, но не обладал ею».

В этот вечер Егор задержался у Мариани. Возможно, она сама это подстроила, но он остался у нее на ночь.

– Один из прекрасных способов соблазнить мужчину – это гадание на ладони, – Мариани показала, как надо это делать. – Поверхность ладони очень чувствительна… Разглядывая линию любви, можно одновременно потирать, поглаживать пальцами ладонь, вот так…

Егор, обняв ее, сказал:

– У нас все проще…

Её голова примостилась на его груди. Она чувствовала, как громко билось сердце. Нежные руки ласкали упругое тело, и Егор, чувствуя мягкие кошачьи прикосновения, думал о том, что она душою добрая…

Странно, но она совершенно без стеснения рассказывала ему о своем «распутстве»…

– Еще в гимназии страшно хотела. Я сама взяла одного мальчика. Потом уговорила его друга. Потом меня взял моряк, когда я ездила в Гетеборгский порт. Только с ним я поняла истинность этого наслаждения… Я любила тогда ездить на пикники. Каждый пикник заканчивался новым мальчиком. Иногда хотелось моложе, иногда – старше… Поцелуй меня, в губы.

Егор поцеловал.

– Не думай, что Швеция развратна. Ведь шведы первыми изобрели алименты!..

Егора ждала депеша из Москвы. Ему предлагалось поехать в Париж, где должен был осуществиться обмен русского разведчика Носкова на американского сотрудника авиационной компании, которого в свою пору русские обвинили в шпионаже.

Не зная, в чем будет «сущность» его дела, он быстро собрался. Скворцов, отвозя его на собственном авто в аэропорт, дорогой сказал:

– Тебе это полезно. А теперь хочу ответить на твой вопрос… Сколько я ни тружусь на ниве разведки, столько являюсь свидетелем спора: разведка – ремесло или искусство? Ее называют второй древнейшей профессией… Лично я считаю, что наша работа содержит в себе элементы творчества. Думаю, в лучших своих проявлениях разведка – искусство. В заурядных – ремесло. Все это можно отнести и к журналистике. Все же я не думаю, что разведка полностью не искусство… А ты как мыслишь? У тебя ум молодой…

– Я только набираю опыт, – заметил Егор: Скворцов ему импонировал