Хозяйка кабаре - Марина Серова

Словом, Сабаров все тщательно распланировал. Самое главное — не попасться по дороге из леса до дому и обратно. Но Геннадий рассчитывал на то, что дело сработано очень чисто и за один вечер милиция никак не выйдет на его след.

Он продумал и принял все меры для того, чтобы при ограблении кассирша не узнала в бандите своего знакомого. Лицо скрывала маска, а говорил Геннадий во время налета очень мало и измененным голосом, который тренировал во время подготовки к операции.

Однако был предельно осторожен, пробираясь ночью к дому со стороны леса. Их двор примыкал к оврагу. Прокравшись через овраг, настороженно прислушиваясь и всматриваясь в темноту, словно дикий зверь, Сабаров благополучно проник во двор своего бывшего дома.

Деньги на всякий случай решил в дом не тащить — вдруг сын все-таки вернулся. Поэтому мешок припрятал в сарайчике рядом с забором. Когда через несколько минут, завершив все дела в доме, с Арсеновым чемоданом в руках Геннадий вернулся к сарайчику, то обнаружил, что мешка с деньгами там нет. Сердце его оборвалось.

На секунду он присел на пустой чемодан, тупо глядя на то место, где только что оставил мешок с огромной суммой, и пытаясь осознать происходящее. Затем обескураженный Сабаров в панике заметался по двору, думая, что в темноте мог перепутать сарай — их во дворе стояло несколько. Но поиски его оказались тщетны — деньги исчезли без следа, самым непостижимым образом.

Сабаров был в полном шоке — план, столько лет вынашиваемый им и так тщательно подготовленный, проработанный до мелочей, блестяще выполненный, вдруг разлетелся в прах. Исчезли деньги, которые он уже крепко держал в своих руках.

В сознании Геннадия не укладывалась вся нелепость происшедшего — ведь он оставил мешок лишь на несколько минут. Сабаров запоздало проклинал свою неосторожность и, изо всех сил напрягая мозги, пытался понять, что же могло произойти.

Выходило, что кто-то воспользовался результатом его рискованной операции. Кто-то выследил его, несмотря на все предпринятые меры предосторожности. Но как такое могло быть? Кто мог решиться на такое? Ведь с момента его возвращения в Разин Геннадий практически ни с кем не общался, никто не мог заподозрить его намерений.

И вдруг его осенило — сын! Только он один был способен на такое. Арсений ненавидел отца и с самого начала контролировал каждый его шаг. Присматривал за ним. А когда не мог делать этого сам, посылал шпионить малолетнего проныру-братца.

Геннадий сокрушался — и как же он сразу не разобрался! Ведь в глазах Арсения он не раз улавливал такое выражение, словно тот видит его насквозь и молча издевается над его наивностью.

Сабаров стал лихорадочно соображать, что делать. Оставаться опасно. Бежать? Без денег? Оставить все этому щенку? Ну уж нет! Тем более что бежать из города без средств и на краденой машине бессмысленно. Владелец «газика» наверняка уже заявил об угоне, и Сабаров добрался бы на нем не далее, чем до ближайшего поста ГАИ.

Нет, он дождется возвращения гаденыша и заставит его вернуть деньги. Геннадий знал, как надавить на сына. Его слабое место — малолетний братец. Стоит только добраться до него и пригрозить сыну расправой над его дорогим Сереженькой, тот станет как шелковый и сам в зубах притащит деньги.

Увы, эмоции плохой помощник, когда дело касается рискованных затей. Гнев и безумное желание вернуть свою добычу ослепили Сабарова-старшего, и он потерял присущую ему расчетливость и здравомыслие. Как говорится, «жадность фраера сгубила». Сабаров решил, что мальчишки, а вместе с ними и деньги, от него никуда не денутся, — оставалось только дождаться возвращения братьев.

На этом он успокоился и отправился в дом. Там, чтобы скрасить часы ожидания, напился до полной отключки. В доме оставался его собственный запас самогона, о котором Сабаров очень сожалел, когда собирался сбегать с деньгами, поскольку никак не мог забрать с собой. Теперь же он попытался утешиться планомерным его «уничтожением».

Пробуждение Сабарова оказалось подобно кошмару. Обвинения, которые ему предъявили, были ужасны. Ведь Геннадий заранее решил, что нипочем не пойдет на «мокруху». Целью являлись только деньги, и он собирался обойтись без жертв. Но, разумеется, его объяснения никого не интересовали. Против него свидетельствовали все улики. Даже пистолет, который он спрятал в овраге, на подступах к дому, теперь непостижимым образом оказался у него под подушкой. Вот такую мистическую историю поведал журналисту осужденный Геннадий Сабаров.

Коненков — истинный прародитель постсоветского частного сыска — упорно продолжал расследование. И в результате ему, представьте себе, удалось-таки найти одного свидетеля, поведавшего ему очень любопытные факты. Оказывается, в ту злополучную ночь на острове, где заночевали братья, находился еще один человек.

Один заядлый рыбак, старик из соседней деревни, давно приметил тот небольшой островок посреди Кизлярки напротив Разина. Он частенько приезжал туда на своей моторке поудить рыбу. Его излюбленным местом стала маленькая бухточка, незаметная для посторонних глаз за зарослями камыша.

Старику особенно нравилось, что его не видит в этой бухточке никто, а ему как раз прекрасно видно и что происходит на островке, и что — на противоположной стороне.

Федор Степанович — так звали рыбака — приехал в тот день на остров раньше братьев, и те даже не подозревали о его присутствии. Он же прекрасно видел, как они сперва удили рыбу с зеленой деревянной лодочки и как потом, с наступлением темноты, причалили к берегу.

Через некоторое время рыбак разглядел, что парнишка постарше разделся и вплавь отправился на противоположную сторону. Сперва старик не придал этому значения — мало ли какая надобность, может, просто захотелось парню размяться. Но когда через несколько часов он так и не вернулся, Федор Степанович удивился — неужели старший парень оставил мальца одного ночевать на острове? Или, не дай бог, с ним самим что случилось, не доплыл?

Дотошный старикан хотел было подойти к мальцу, спросить, не требуется ли помощь. Но, направившись в его сторону, еще издалека увидел, что тот не подает ни малейших признаков тревоги, а спокойненько возится у костра. Рядом с костром на какую-то корягу он нацепил светлую рубашку старшего, словно хотел ее просушить. Одним словом, все было в порядке, и Федор Степанович не стал подходить ближе, любопытствовать. Решил, что только напугает своим появлением ребенка.

Старший же вернулся только перед рассветом — это тоже не ускользнуло от глаз Федора Степановича. Парень сразу надел просушенную рубаху, и они вдвоем с мальцом просидели у костра еще несколько часов. Дальше приезжий рыбак ничего не видел — пошел спать.

Когда проснулся, было уже за полдень. Ребята уплыли. Вскоре уплыл и сам Федор Степанович. В ту ночь старик простудился и долго хворал, не выбирался на остров примерно в течение месяца. Разумеется, за это время все страсти уже улеглись, и он мог бы так никогда и не узнать о страшном происшествии в Разине.

Однако этого не произошло благодаря дотошности все того же журналиста, который не желал так просто сдаваться. Коненков отыскал свидетеля ночных похождений старшего брата только на следующее лето. Кто-то из соседей Сабарова-младшего вспомнил, что видел в тот день причаливающую к острову моторную лодку, которая частенько появлялась в тех краях. Журналист долго наблюдал за островом, пока наконец не «выловил» заезжего рыбака и тот не рассказал ему все, что видел своими глазами.

Сопоставив эти два рассказа — осужденного Сабарова и старого рыбака Федора Степановича, — Коненков, в заключение своей статьи, сделал вывод, что в действительности перепрятал деньги, убил кассиршу и подкинул на место преступления улики, столь явно указывающие на Геннадия, не кто иной, как его сын — Арсений Сабаров. Злоумышленник одним махом избавился от ненавистного ему отца и приобрел солидный капитал.

Коненков высокопарно называл в своей статье Арсения «криминальным гением». Статья наделала много шума в маленьком тихом Разине.

Скорый и внезапный отъезд братьев — через месяц после ареста отца — склонял многих к мысли, что Коненков прав. В местных газетах еще долго бушевали страсти по Сабаровым. Возникло даже настойчивое предложение — потребовать отправки дела Геннадия Сабарова на доследование. Но выяснилось, что уже поздно — тем же летом, вскоре после выхода статьи, он умер в тюрьме от туберкулеза.

Пересказав моим внимательным слушателям статью, я выразила свое восхищение журналистом, проделавшим такую кропотливую работу. Кроме того, сообщила, что, проанализировав вслед за автором все факты, пришла к тем же выводам, что и он.

Обращаясь к братьям, я поинтересовалась:

— Вы не желаете поведать нам какие-нибудь подробности, что-нибудь, чем вы особо гордитесь в своей первой в жизни «блестящей операции»? Или я ошибаюсь — уже не первой, а, господин Сабаров? А может быть, вы хотите высказаться, господин Кравцов?