Алхимия крови и слез - Мэй

наградил ее темным благословением злых духов, чтобы подставить в империи.

Поэтому Дея ничего не ответила. Она только придвинулась ближе к Эйдарису, который стоял непоколебимой силой.

— Ты осмелился бросить вызов дракону. Ты сгоришь в его пламени.

— Как бы не так! — выплюнул слова Дэнар.

А вместе с ними сорвалась и цепь, сдерживающая силу. Дея ощутила ее, почувствовала темных дафоров, которых укротил брат. Сколько жертв он принес на перекрестках, чтобы получить эту силу? Сколько невинных душ загубил? В короткий миг понимания Дея не сомневалась, что одной из них был их отец. Не просто мертвый, но умерший во имя темных ритуалов.

Дэнар копил эту силу, наверняка не использовал, когда явился Клинок — потому что знал, что придет сам император. Приберег смертоносные проклятия для него.

Фер Рин дернулся, но он не мог ничего сделать. Дея тоже растерялась. Пламенеющая танцовщица стояла в стороне, не приближаясь.

Эйдарис даже не двинулся. Но впервые за долгое время Дея ощутила его собственную магию, ту, что передавалась из поколения в поколение. Их сила дремала внутри их вен, но это не значило, что Эйдарис не умел ею пользоваться.

Он не шевельнулся, но его сила вспухла вокруг его фигуры, с ясно слышимым шипением поглотила всю темную магию, каждые вылепленные Дэнаром чары. Тлеющими искрами они опали вокруг императора.

Один короткий удар в челюсть, и Дэнар повалился на пол. Эйдарис стоял над ним, но убивать не торопился. Вместо этого он коротко приказал связать бесчувственного Дэнара. Повернулся к Дее:

— Как думаешь, твоя сестра справится с ролью королевы Мерадара?

Дея впервые задумалась, что вообще-то да, после Дэнара титул должен перейти к ней. А что тогда будет с Деей? Она сможет вернуться домой?

Захочет ли?

Эйдарис протянул ей руку, ту самую, которой только что ударил Дэнара, и Дея вложила в нее свою ладонь. Повернувшись к Пламенеющей танцовщице, Эйдарис коротко сказал:

— Сожги здесь всё.

Он имел в виду именно то, что сказал. Потому что та подняла руку, и в ней оказалась цепочка с маленьким уже подожженным шариком. Дар бога Карамаха, как говорили. Творение имперских алхимиков. Эйдарис не желал уничтожать Мередар, но хотел показать, что бывает с теми, кто идет против империи.

Его рука уверенно держала ладонь Деи, когда они выходили. И под синим небом Мередара, пока путевой дворец начинал заниматься за их спинами, Эйдарис сказал:

— Я не хочу вредить Мередару, и надеюсь, твоя сестра подтвердит все договоренности.

— Наверняка, — кивнула Дея. — Она умная женщина.

— Ты станешь мостом между нашими государствами.

— Так ты говоришь, что хочешь отправить меня в Мередар?

— Нет, — Эйдарис позволил себе немного мягкости в голосе. — Наоборот. Но ты права, я не могу тебе приказывать. Могу только спросить твоего желания. Станешь ли ты моей?

Дея растерялась. Император имел право приказывать и требовать, но сейчас спрашивал. Он знал, чего хотел, дракон уверен в том, что делает, иначе империя и клан развалятся, всё рухнет. Сейчас Эйдарис тоже знал, чего хочет.

Он притянул Дею к себе, провел пальцами по ее щеке, удивительно нежно. Дее показалось, в его глазах отражаются не только пламя и кровь, но и звезды.

— Я не хочу тебя отпускать, Дея. Ты дорога мне. Вместе мы сможем построить что-то прекрасное.

Он не требовал от нее ответа сейчас, просто наклонился и поцеловал. Не как дракон, который наметил жертву, а как мужчина, который не боится признать женщине, что она для него значит.

Эпилог

Больше любых признаний Дею убедили следующие недели.

Она была принцессой, а потому понимала, что после завоеваний и поцелуев не бывает сразу хорошо и радостно. Есть последствия, есть новые выборы и проблемы, которые неизбежно возникают.

Как ни странно, их не было с сестрой, ставшей новой королевой Мередара. Она хотела лично прибыть в лагерь империи, чтобы заверить в своей лояльности. Было бы разумно ее дождаться, но Эйдарис не стал. Он принял письменные заявления, оставил одного из генералов неторопливо отводить армию и поспешил обратно к столице.

Потому что Кэл не приходил в себя.

Бывшие в лагере маги заявили, что мередарские зелья скорее усыпляли и не должны были иметь такого эффекта, но они, видимо, стали взаимодействовать с проклятьем. В итоге Кэла порой мучили судороги, не полноценные приступы, но в себя он не приходил.

Маги развели руками, и Эйдарис отправился домой, где оставались лучшие алхимики и зачарователи. С ним отправилось немного воинов, Клинки и Дея.

Это была бешеная скачка, которую она с трудом запомнила. Наверное, ей было разумнее остаться в лагере, погостить в Мередаре и встретиться с сестрой. Но она не могла оставить Эйдариса, только не сейчас.

Едва они спешивались на ночлег, Эйдарис отправлялся к Кэлу и оставался с ним, а Дея — с Эйдарисом. Император ничего ей не говорил, но она ощущала его благодарность. А порой они так и засыпали рядом, даже не сняв дорожную одежду.

Во дворце Эйдарис днем решал сотни важных вопросов, а вечером не отходил от постели брата. И Дея видела, что он может оставаться грозным и твердым императором, Великим драконом и главой клана, но всегда неизменно трепетно относился к близким.

Дее не хватало и едких комментариев Кэла, его задора, который всегда отражался и в Эйдарисе. Теперь же Кэл толком не приходил в себя и на глазах слабел. Во всем дворце Дея ощущала растерянность и подступающую скорбь.

Всё изменилось, когда приехала делегация из Халагарда.

Насколько знала Дея, Лиссу уже успели отправить именно туда, без лишней пышности или огласки. Это было похоже на ссылку, а не на замужество, но Эйдарис рассказал, что сделала Лисса, и Дея считала, это лучший вариант.

Она видела, как прибыли халагардцы. Как их принц вскинул голову, рассматривая голову Дэнара на пике. Его привезли и казнили в Хаш-Таладане, на чужой земле перед собравшимися горожанами. Голову же по традиции вывесили перед дворцом.

Астхар долго смотрел, а потом пришпорил коня.

Он привез Эйдарису заверения в лояльности Халагарда: он и принцесса Лисса сочетаются браком по местным законам в ближайшее время, и Астхар официально станет наследным принцем. По хорошему, он и сейчас должен быть в Халагарде и готовиться к церемонии, но Лисса настояла на том, чтобы он приехал.

— Она жалеет о том, что делала, — сказал Астхар. — И хочет помочь брату. Она рассказала о проклятии. Думаю, я могу помочь.

Три дня. Три дня он читал заклинания, поил Кэла какими-то настойками с ашмером и творил странную магию за закрытыми дверьми, куда не пускал даже Эйдариса. Тот, конечно, весь извелся, и Дея успокаивала его, как могла.

На исходе третьего дня вымотанный Астхар предстал перед императором.

— Хотел бы я быть знакомым с тем магом, что наслал проклятие, — проворчал он. — Я считаюсь весьма умелым на родине, но даже мне было сложно. Тот маг вложил всю свою злобу! И авторские заклинания.

— Но у тебя вышло?

— Да. Скорее всего, приступы иногда будут возвращаться, но не смертельные и редкие. И совершенно точно проклятие снято с вашего рода. Твой брат, кстати, требует тебя и поесть.

Они ужинали втроем, Эйдарис, Кэл и Дея, прямо в комнате Воли императора. Он еще был слишком слаб, чтобы вставать с постели, но уплетал за двоих и требовал рассказать во всех подробностях, как прошла «вылазка в Мередар».

Когда пришла та Пламенеющая танцовщица, Кихави, Кэл явно смутился, а Дея деликатно предложила Эйдарису прогуляться. Он не сразу понял зачем, и Дея подумала, что над этим императору точно еще стоит поработать.

Они остановились на том же балкончике, что когда-то, смотрели на сад, слушали говор солдат из казарм и лай собак. Дея запрокинула голову, уставившись на звезды, и рука Эйдариса осторожно легла ей на талию.

— Не жалеешь? — негромко спросил он. — Я убил твоего брата.

— Он предал не только меня, но и свою страну.

— Ты ведь могла бы сейчас быть в Мередаре. Еще можешь поехать туда. В родную страну.

Дея невольно рассмеялась, и Эйдарис приподнял брови.

— Иногда суровый император слишком не хочет настаивать! — пояснила Дея. — Но на самом деле, звезды везде одинаковые. И там, где они, и есть мой дом.

— И ты… готова стать часть Сердца Дракона?

— Если сам дракон того желает.

Он развернул ее и поцеловал, уверенно, настойчиво, так что Дея хорошо прочувствовала: о да, он желал!