Игры с судьбой. Книга третья - Наталья Баранова

Гулко бухнуло в груди, словно подтверждая. Горечь разливалась по губам. Когда — то не верил словам Императора, злости и гневу в интонациях. Отрицал и закрывался от того. Не верить Хранителям…. Быть может, оттого, что не пытались навязать ему эту правду, не душили ею, как веревкой, сдавливая горло, верил. И от веры мягким становилось сердце, сжималось трепеща.

Пустыни и песок, ядовитая атмосфера. Небольшие города под куполами и более крупные, укрытые толщами скал. Не понятно было, как измученная искорка жизни не сдалась смерти, не ушла в небытие, прячась от неимоверной тяжести бытия. Казалось, Эрмэ не знает запретов. Ни перед чем не останавливались ученые Империи. Ни на что не смотрели как на святыню.

Но отчего — то вдруг, внезапно пришло осознание. Не выбирают средств там, где выбора нет. Когда единственный выбор — жизнь или смерть, на что не пойдешь ради жизни? И так легко сорваться, переставши быть человеком, не по видовой принадлежности, но по состоянию души, бредя по этому пути.

— Спасибо, — произнес Да-Деган, подчиняясь внезапному порыву, зову момента, посмотрев в юное лицо Хранителя. — Я был не прав. Я видел монстра и не видел в нем души и чувства. Я считал самое разумное — уничтожить Эрмэ, развеять прах. Но…. Я сделаю все, что могу, что б сохранить то, что вы хранили столетия….

18

Словно во сне вспоминается. Три дня всего было, что б увидеть иную Эрмэ, чем знал до этого. Но эти три дня, как граница. И пока путешествовал в обществе Хранителей, словно изменился и сам.

Пришло понимание. Накрыло шквалом — нет ничего общего у кучки Властителей с истинным ликом Эрмэ. Накрыло с головой, сжало сердце жалостью. Как и Лигу когда-то жалел, жалел эту уставшую, саму на себя не похожую планету.

Словно кто — то возложил на нее венец страданий, избороздив язвами пустынь ее некогда цветущее лицо. И неважной была дикая первобытная мощь воинов, и безразличным высокомерие Властителей. Только поражался тому, как играются, вырывая из рук, друг у друга власть, вместо того, что б помочь собственному миру.

Впрочем, что до мира Имущим Власть? Кривились губы….

И не мог, заставить себя уже не смог бы — отдать приказ, разрушить увиденное. Ведь в изумлении взлетали брови, когда касались руки прозрачных колб, хранивших… столь много, так много хранивших!

Как брел, словно во сне, в бреду мимо криокамер с замороженными эмбрионами существ разных видов. Было б желание и упорство — вернулась бы жизнь….

Кусал губы, понимая, что чуть уже не сделал непоправимый шаг, увлекая все это… в никуда. В пустоту небытия.

Шатало, едва стоял на ногах, а успокоиться, сбросить напряжение не мог. Било тело ознобом, как в холодных стенах Файми. То ли оттаивал от ненависти своей. То ли напрочь замерзал, не находя выхода, не зная разгадки, правильного ответа.

Только обхватив виски руками, словно маятником мерить пространство. Исшагать всю комнату — вдоль и поперек. Искать и не находить ответа. Было проще еще вчера, эти три дня до… а теперь…

Закрыв глаза, прислониться лбом к прохладе стекла, ища себе успокоения. Хоть краткого мига забыться.

Оноа….

И оноа от памяти не излечит. Как и от многих и многих проблем. Не сбежать ему от самого себя. И все по боку — планы, расчеты, задумки и мысли. Не было тогда цели — сохранить. Теперь же иначе нельзя.

И снова и снова обращаться к звездным картам анализируя и сопоставляя. Искать решение, судорожно искать. Время вспять не ходит и больше его не становится. Сколько можно тянуть время — год, два. Пять? Потянул бы. Но все чаще сходятся в линию брови Императора, а в зрачках полыхает гнев.

Зная это, не рискнул ехать сам — отправил посланца. Мягко, аккуратно формулировал отказ. Не пойдут корабли Иллнуанари на Юбианай. Нужен и пиратам отдых. Да и слишком рискованным будет рейд после разгрома Та-Аббас. Мало сил у Лиги, но потерять и вторую крупную верфь позволить она себе не может.

«Я же, мой господин, верный пес, но не самоубийца».

Возможно, и письма не стоило писать. Гнев Императора вспыхивал легко, словно сухая трава, погасить же его было трудно. И все же, рискнуть флотом, командой, он позволить себе не мог. Велика была возможность проигрыша. А проиграв не удержать ему и позиций при дворе Эрмэ. Не упустит Локита возможности вонзить зубки в горло упавшего врага, покуда тот не встал на ноги. Нет! Этой радости он ей не доставит!

Уж лучше гнев Императора. И даже быстрый клинок, выпивающий жизнь лучше ее издевательств.

Писал, мягко подводя к тому, что и сам чувствовал себя обиженным невнимательностью к своим словам, снисходительностью к Локите. Напоминал, что играет Хозяин с огнем, позволяя ей жить и дальше, плести интриги.

И о том, что опасается ее интриг, с ослабленным бесконечными войнам флотом, с уставшими от рейдов матросами, недовольными его приказами, что боится за свою жизнь — мятежа в Гильдии или заговора, созревшего с ее подачи.

Знал, это признание — и сила его и слабость. Просил защиты у хозяина. И просил поддержки. Напоминал, что лишь милостью Хозяев Эрмэ всегда была сильна Гильдия, и что ни один из владельцев Иллнуанари сотни лет не делал большего, нежели он.

Закусив губу, он остановился около окна, вспоминая послание. Обещали Хранители — тайно или явно, но содействовать ему, помогать. В этом — помогут ли? Им ли затушить пламя в дьявольском взоре хозяина Эрмэ? Надеялся, верить не смея, что — смогут.

И било разрядами тока в висок. Боль, пульсируя, то накатывала, то отступала, подобно прибою. И неприятненькая мысль жгла и жгла разум, отнимая покой.

Арстрию»…. Если и двадцать лет назад стоял на Эрмэ его остов, мог ли кто остановить надвигающуюся бурю? Если он уже был…. Там, в невероятном, далеком прошлом, которое даже представить себе он не мог?

Кто б мог изменить реальность так, что б не…..

Дрожью прошивали мысли. Холодом лезли за воротник, тяжким ознобом.

Вспоминались слова Хэлдара о невероятном совершенстве корабля, избыточных его функциях, о том, что не обычным лайнером «Арстрию» б быть, а исследовательским флагманом, космической лабораторией…. И закрадывалась мысль, пошаливало воображение — может, кто и знал о том, что и как и откуда…. Замыкалась петля соединившая узлом прошлое с будущим.

Но кто мог знать? Кто?

Кто курировал постройку лайнера? Стратеги! Кто упустил бунт на Рэне? И упустил ли….

Сомнения…. Грызли сомнения, вытягивали мозг из костей. И тело, и душу ломало. Неопределенность — самая страшная пытка. Но броситься на Софро, выяснить, узнать не мог. Просто не смел.

Вздохнув, он прикрыл глаза, пытаясь вспомнить. Но воспоминание не давалось ему, прячась, отступая, словно играя с ним. А открыв глаза, Да-Деган заметил в отражении стекла знакомый силуэт.