Игры с судьбой. Книга третья - Наталья Баранова

Легкое шуршание останавливающейся кабины привело его в чувство. И следуя за провожатыми, Да-Деган ступил на перрон, разверзшийся в стене тоннеля.

Мягкий, неяркий свет золотил стены, смазывал тени, обдавал теплом и уютом. Следуя за двумя, похожими на тени, людьми, он углублялся в место, где время теряло власть и силу, готовое уступить место вневременью. Почему — то гас шум шагов по каменным плитам, не кричало им вослед судорожно суматошное эхо.

Тишина. Благоговение. Покой. Всеобъемлющий покой.

Трепетала душа, как огонек свечи. Ждал. Чего? Но не ждать не мог. И сжималось сердце, трепетало, словно сердце обычнейшего из смертных, а не любимца судьбы, ее избранника.

Стены распахнулись внезапно, отступив. Перестал нависать свод. Подняв голову, Да-Деган смотрел вверх, не видя ничего, кроме плотной сгущающейся темноты, в которой на сумасшедшей высоте слабо поблескивал огонек.

— Прикройте глаза, — прошелестел голос одного из Хранителей.

Он повиновался, но даже сквозь прикрытые веки чувствовал, что яркий шквал, подобный девятому валу заливает пространство сиянием.

Открыв глаза, он невольно вскрикнул, отступив на шаг. Пусть сияние длилось миг, пусть только несколько секунд он смотрел на колосса, устремившегося в высоту, пусть корпус был исковеркан, а яркая сталь потеряла блеск, не узнать он не мог. Сбылись ожидания….

— «Арстрию», - прошептал Да-Деган пораженно.

— «Арстрию»? — спросил провожатый.

— Но как? — тихо спросил Да-Деган, чувствуя, как мурашки озноба бегут по коже, как замерзает в жилах кровь, — этот корабль ушел с Рэны менее десяти лет назад…

— Вы, наверно, ошиблись, — отозвался Хранитель. — Этот артефакт находится здесь давно. Он появился незадолго до возникновения Первой Империи. И никуда не исчезал доныне. Пойдемте…..

Стремительно холодела кровь. Било лихорадкой. И чтоб не закричать Да-Деган прикусывал губы.

Так знаком был путь. Через люк запасного хода в недра корабля. Все повороты знакомы. Не раз на нем летал с мальчишками на Софро. Не раз выдирал любопытных чуть не из двигательного отсека этого самого корабля.

Только не был так ярок металл, как когда-то давно, тускнел. Время, грызло корабль время, точило. Был крепок еще, устоял. Но сколько ж лет стоял он так, впаянный в недра, в бесплодной пустыне…? Ведь недавно, совсем недавно был и бунт, и огонь. Недавно уходил координатор в полет, как казалось — на Софро, за помощью и поддержкой….

И так знакомы коридоры. Сине — серый металл, широкие палубы, уходящие вдаль. Но запустение и время лишили корабль неотразимости, не в силах разорвать соразмерности, лаконичной функциональности, узнаваемости.

Он шел вслед за Хранителями, мысленно вспоминая закругления поворотов, считая шаги.

Незнакомыми были сухожилия кабелей, змеившиеся под потолком, легкий запах стерильной чистоты, сменивший аромат роскоши.

— Энергетическая установка до сих пор работает без перебоев, — проговорил Хранитель. — Поэтому нет нужды переносить архив куда-либо в иное место. Да и навряд ли нам это удастся сделать без потерь, если случится что-то непредвиденное. Конечно, это не единственное Хранилище. Но лучше начать отсюда.

Темнота небольшого зала, куда его привели, осветилась скупым свечением голограмм. Внезапно, словно через его тело пропустили сильнейший ток, покачнулась реальность, угасая. Волосы шевелились на голове.

Словно раздвинулась ночь, и к нему в руки из безумной дали летела искорка чужой, доныне чуждой планеты. Рос в размерах шар, и наливалась пустота сиянием.

Синий-синий, в белой пене облаков и снеговых шапок, никогда не виданный таким, нет, даже помыслить не мог о таком(!) целый мир лежал на ладонях, медленно поворачиваясь, подставляя взгляду, позволяя любоваться собой широкие просторы континентов, бусы атоллов, бескрайнюю морскую синь.

— Такой была наша планета до возникновения Империи, — проговорил далекий, теряющийся в пространстве голос.

Она…. Его манила планета, звала. И словно в виртуальной реальности только более явственно и ярко, со всеми отзвуками, запахами, дрожью трав, этот мир наваливался на него, затягивая, словно в воронку, выпивая его душу. Зовя с той силой и страстью, противиться которым он не мог.

В этом мире было все, что он любил, к чему тянулся. Этот мир, как он был прекрасен, как резонировали в такт ему — и сердце и душа. И на миг показалось — он провалился в этот мир — переродиться. Если не собой прежним стать, но и не тем что сейчас — уставшим и издерганным, с кровоточащей душой, обнаженными нервами, а хоть тем, каким был лет семь — десять назад. Незлобивым, спокойным. Способным прочувствовать и соль земли и гармонию жизни.

Он очнулся вмиг, очутившись в комнате с темными стенами, взволнованные лица Хранителей склонились над ним.

— Что с вами? — спросил молодой.

— Не знаю, — ответил он. Стремительно надвигалось чувство странной, нелепой, страшной потери, словно вырвав его из грез, кто — то насмеявшись, выдрал здоровенный клок души.

Закрыв глаза, он попытался вспомнить. Небо. Море. Крикливые птицы в небе. Обычная картина. Отчего ж от того так болезненно сжималось сердце?

Отчего каменные клыки высотных зданий, устремившихся навстречу небу не вызывали брезгливого неприятия? Отчего он, словно лист на ветру, дрожал в давно не испытываемом нервном ознобе?

На миг показалось вся его нынешняя жизнь — нереальной, как тень сновидения на стене. Душа рвалась назад. Обратно! Звало, да как звало!

Прикрыв глаза, он вновь провалился…. В сон? В явь?

В лес, полный высоких статных деревьев, уходящих кронами за облака. На поляну, залитую золотистыми лучами, с парой упавших, замшелых стволов, манящих присесть на зеленый бархат.

И как реален миф…

Дуновение ветра на коже, теплый свет, касающийся лица…. Паутинка, повисшая на ветке, переливающая в сиянии утра, мураши, деловито снующие под ногами.

Она!

Дрогнуло сердце, пропустив удар. Невысокая, хрупкая. В облаке летящего, туманом стелящегося белоснежного шифона. Схожая лишь с улыбкой цветка…. И светлые, серебристые волосы по ветру.

«Здравствуй!

Свет, как из чаши изливался, клубясь подобно облаку шифона, вокруг нее. Обрисовывая тонкий девичий силуэт, придавая ей сходство с далекой звездой. Сияюще — манящей. Но до которой не дотронуться вовек.

Ее же рука коснулась его пальцев. Чуть склонилась голова. Рассматривал его любопытный взгляд цвета ультрамарина. Синь — не морская, не небесная, обычная синь человеческого взгляда.

«Кто ты?

Не сказать, лишь подумать; в этом мире забывая о реальности, обо всем, кроме того, что казалось реальностью в нем. Сейчас.