Делион. По следам древней печати - Владимир Михайлович Сушков

мужик и его жена действительно были обеспокоены и выглядели напуганными. Пастух чувствовал, ощущал своим глубинным подсознанием, что все эти события как-то связаны с печатью. С одной стороны, это его печалило и пугало, с другой же, и обнадеживало. Если все, о чем говорит мужик, действительно происходит из-за печати, то Аргий все-таки попал в Рэвенфилд.

— Мало того, — продолжил говорить мужик, который ни на шутку завелся подобным разговором. — Так по всему нижнему граду слухи ходили о дочки герцогской, достопочтенный. Мол, пропала она, и никто ее уже давно не видел. Рыщут ее и ищут рыцари герцога, а да все без толку. Да што уж там, Оделию и у нас в Столберге все любили. Как приедет к нам в деревню, так сразу начинает хлеб краюхами раздавать и пиво бочонками ставить. Маленькая такая, а добрая, клянусь речными духами. Так раз боги такие справедливые, как говорят ваши священники, почему судьба отняла у герцога нашего дочку безгрешную?

Мужик еще раз сделал оберегательный знак Колеса. Лошадь фыркнула, ей явно нравилась такая встреча с незнакомцами, которые дали ей передышку. Старая кляча щипала траву, пока дети резвились рядом с ее потертыми облезшими боками.

— Вроде как позавчера, коль память не подводят, по всей округе, и по городу всему, развесили плакаты дочурки то герцогской, — продолжил мужик. — Пропала дитятко бедная, мы то малограмотные, читать не умеем, а вот рыцари тыкают в плакаты и беседуют между собой, кто первым найдет герцогскую дочь. Ваши жрецы говорят, что это знамение последних дней.

Галарий выслушал мужика, который дал краткую выжимку всего того, что происходило в Рэвенфилде за последние несколько седмиц. Мужик бы говорил и дальше, но страж решил, что не стоит понапрасну тратить время.

— Понятно, — кивнул рыжебородый воин. — Да благословят путь ваши боги.

После этого страж испросил у мужика, верной ли они идут дорогой. Как оказалось, до Столберга было всего лишь одна стража пути, мужик конечно предостерег путников о том, что поселение после последних событий практически опустело. Седобородый говорил, что не стоит в такое беспокойное время добираться после заката к Рэвенфилду, и что можно будет переночевать в Столберге на постоялом дворе у Мерьи Клоповницы.

— Только Клоповницей не зовите ее, не любит она, — нервно улыбнулся мужик, разглаживая свою косматую бороду. — Она то баба удалая, клянусь духами речными, что и огреть может невесть с чем. Остановитесь у нее на постоялом дворе, сразу его увидите, он на холме неподалеку от речки. Хотели мы ее с собой забрать, дак говорит, что родилась я тут, тут и помру, как предначертано духами рек. Отказалась ехать, и осталось только трое — Мерьи, травник наш Жирак и безумная бабка Клева.

Скупой на слова страж молча кивнул головой, и путники двинулись дальше по дороге. Мужик собрав свое семейство в телегу, словно птица собирая своих птенцов в единое гнездо, хлестнул вожжами и семейство отправилось в дальний путь. Флавиан бросил вслед беженцам прощальный взгляд и от чего-то в его душе защемило, так крепко, и так сильно, что слезы вновь стали наворачиваться на глазах. Да, эта семья оказалась в бедственном положении, но по крайней мере у каждого из них был тот, кто их поддержит.

Светило спешно заходило за горизонт и наступали сумерки. Становилось прохладнее. Льняная рубаха была слишком тонкой, чтобы согревать пастуха, и он обнимал сам себя, скрестив руки на груди, чтобы хоть как-то сохранять собственное тепло. Сверчки уже потихоньку выползали на свой природный одеон, чтобы исполнить ночной концерт. Оставалось только верить в слова мужика, говорившего, что к заходу Светила они должны успеть добраться до Столберга. Вечерело и прохлада острыми языками своего колкого холодного воздуха обволакивало северянина. Нескончаемый насморк, вши и больные ноги способствовали тому, чтобы морально и физически опустошить пастушонка.

«Быстрее бы добраться до этого постоялого двора», — горестное брожение мыслей о хаотичности судьбы отошли у Флавиана на второй план, и на пьедестале свое место заняли потребности. Флавиан думал о койке, еде и теплой воде, этого ему бы хватило, чтобы стать немного счастливее.

Еда. Вкусная или гадкая, без разницы. Мягкая кровать или топчан с клопами. Вода. Мутная речная или чистая колодезная. Сейчас это было не принципиально. Голод сворачивал желудок в морской узел, а сон буквально сбивал Флавиан с ног. Он готов был упасть на землю и в тот же момент уйти в глубокий сон.

Когда начало смеркаться, пастух часто прикрывал свои глаза и пытался спать на ходу. Галарий, конечно же, не прислушивался к словам Флавиана и продолжал делать по-своему.

Судя по тому, что рассказали путникам беженцы, в Рэвенфилде Флавиана и Галария не ожидало ничего хорошего. Только после того как они разошлись с местными, Флавиан посчитал себя дураком.

«Вот бездна! Какой же я рассеянный! Надо было спросить у них, не проходили ли через Столберг полный юноша, говорящий на северном наречии, и мохнатая игривая собака?»

Вполне возможно, что Аргий двигался точно этим же путем. Почему-то эта мысль вдруг выдвинулась на первый план и стала более навязчивой. Флавиан хотел было предложить Галарию развернуться и нагнать семейство беженцев, чтобы расспросить у них еще больше информации. Эта идея-фикс ни давала покоя Флавиану, и он решил внимательнее смотреть на следы пыльно-рыхлой дороги, однако недавние дожди должны были смыть все следы. Что-то изнутри Флавиана горело ярким огнем и подтачивала его душу. Его разум пытался отрицать вину собственного хозяина, но в конце концов едкие мысли просачивались наружу, словно плесень, медленно захватывающая сырой ветхий дом.

«Боги, Аргий. Мне так жаль, что я подверг тебя такой чудовищной опасности. Если бы не я, то ты бы сейчас жил вместе со своей семьей, и бед не знал. А вдруг этот вампир, про которого говорил седобородый, тоже охотится за печатью?»

Эти мысли были тем самым катализатором, который гнал Флавиана вперед, как можно быстрее, чтобы встретиться с Аргием и извиниться перед своим другом. Юнец хотел забрать эту треклятый кусок камня себе и отпустить Аргия домой на север. Снедающее чувство вины выливалось в то, что Флавиан мучился собственными мыслями, размышляя о том, что он зря втянул своего друга в эту опасную историю.

"Если бы не я, Аргий мог сбежать со своими родными. Интересно, обустроились они на новом месте?"

Речноземье, или как имперцы называют это провинцию — Риверланд, славилось своими большими полноводными реками и бесчисленными притоками, которые словно артерии и вены на теле человека, опоясывало всю провинцию. К счастью для путников, они наткнулись на одну из