Я тебя проучу - Лея Кейн

— Я слышала главбуха, можешь не рассказывать. Вот только Яр-то тут каким боком замешан?

— Он всего лишь внебрачный сын этого самого Разумовского.

У меня сердце сжимается от этой новости. Яр говорил, что отец отказался от него, бросил беременную мать. Что она в одиночку растила сына. Я верила ему, ведь он показывал мне свои детские фотографии! Ни на одной не было отца. Только мама.

— Похоже, в одиночку Мадлен не справлялась, и Разумовский приставил к ней помощника… — продолжает Богатырев, но я его больше не слышу.

Уши закладывает шумом из воспоминаний. Признание Ярослава, его шутки, смех — этим была насыщена моя жизнь на протяжении долгих месяцев. Я отдавалась этому человеку, доверяла, я ввела его в свою семью, а он… Выходит, он с самого начала знал, кто я, как я забеременела и что меня связывает с Богатыревым. Он подло лгал мне, надев на себя маску благородного рыцаря-однолюба!

Не дослушав Богатырева, я подскакиваю с кресла и выбегаю из кабинета. Яр на своем рабочем месте, дописывает заявление на увольнение, когда я на подкошенных ногах приближаюсь к его столу. Ставит подпись и, поднявшись, подает мне:

— Вот, Маргарита Андреевна, как я и говорил…

Взмахнув рукой, влепляю ему звонкую пощечину, после которой в офисе повисает тишина. Менеджеры отвлекаются от работы и телефонных звонков, ошарашенно уставившись на нас — самую горячую парочку, служебный роман которой едва не закончился свадьбой.

Пошевелив челюсть, Ярослав косится на меня исподлобья, но тут же переводит взгляд за мою спину. Догадываюсь, что позади появляется Богатырев. Он не подойдет. Выдержит дистанцию, но проследит, чтобы Яр не перешел границу.

— Подонок, — шиплю я с навернувшимися на глаза слезами.

Плевать, что нас видит и слышит весь коллектив. Дыра в моей груди слишком сильно жжет.

— Ты использовал меня! С первого дня! Скажи, у тебя хоть капля совести есть?! Как ты можешь уличать меня в предательстве, когда сам обманывал меня каждую минуту?!

— Заявление подпишите, Маргарита Андреевна, — просит он, глядя мне в глаза.

— Да без проблем! — Выхватываю бумагу из его руки, беру ручку со стола и крупными буквами вывожу: «Не возражаю! Без отработки!», ставлю подпись и выискиваю взглядом Иру. — Ирина Владимировна, будьте добры, директору на рассмотрение!

Испуганная девчонка мелкими шажками пересекает офис, забирает у меня заявление и возвращается в свой уголок.

— А теперь пошел вон! — цежу сквозь зубы, указав Ярославу на выход. — И передай Мадлен, что настал мой черед. Вы поплатитесь за все гадости. За боль, которую мне причинили.

Взяв пиджак со спинки кресла, Яр кривит уголок губ и отвечает:

— Понадобится помощь — звони. Я пробуду в городе еще неделю.

Не просит прощение, а мнит из себя нечто важное и незаменимое. Ублюдок!

— О-о-о, от тебя мне точно ничего не понадобится! Ни от тебя, ни от твоего папаши, ни от вашей подружки! — Развернувшись, ухожу в свой кабинет, едва не сбив по пути Милену Каллистратовну. — Опоздали, Мегера Калькуляторовна, спектакль окончен!

Хлопнув дверью, отхожу в сторону и спиной прижимаюсь к стене. Я так и не научилась разбираться в мужчинах. Смотрю на них сквозь розовые очки, витаю в облаках, строю воздушные замки. Пора приземляться. Рыцарей нет, а жизнь далеко не сказка.

— Вот это я устроила шоу, — усмехаюсь, шмыгнув носом, стоит Богатыреву вернуться в кабинет. — Теперь такие сплетни поползут.

— Не поползут. Любой, кто пикнет, вылетит с работы. Как и любой, кто работает, получит премию. Даже не заморачивайся.

— Отвези меня домой. Я не в состоянии работать. Даже за премию.

— Ты уверена, что хочешь к матери и Саше? — Судя по его выражению лица, вид у меня оставляет желать лучшего.

— Да, — киваю. — Сейчас я хочу к тем, кто меня действительно любит.

— А я? — Мрачнеет он.

— А о нас с тобой, Платон, — отвечаю я, — мне надо подумать.

Глава 16

Припарковавшись возле моего дома, Богатырев минуту смотрит на меня пронзительно и даже гневно. Между нами рухнули барьеры, все было решено, но стоило мне снова столкнуться с мужским свинством, как Богатырев стал казаться очередными воротами в ад.

Вынув сигарету из пачки, чиркает зажигалкой, опускает стекло и делает долгую затяжку. Мне бы идти, а ноги онемели. Сижу прикованная к креслу и не могу пошевелиться. Я понимаю, что из-за страха могу обречь себя на одиночество, но и крутить роман сейчас сил нет. Недоверие изнутри точит.

— Я, Рита, не тот мужик, который достанет для тебя звезду с неба, — выпустив дым, произносит Богатырев. — Я не буду по выходным крутиться у плиты и бегать по дому с тряпкой, чтобы сделать тебе приятное. Я не принесу тебе завтрак в постель восьмого марта, и на день рождения не стану выворачиваться через задницу, чтобы угодить с подарком. Я никогда не назову твою маму мамой и не буду потакать твоим капризам, если они меня бесят. Все, на что ты можешь рассчитывать от меня, это бабки, стабильность, защита и охрененный трах. А главное — ты знаешь, что я всегда говорю правду. Прямо в глаза.

— Ты многое скрываешь, Платон. Это равносильно обману.

— Если что-то скрываю, значит, тебе не надо об этом знать. — Он опять затягивается сигаретой.

— Однажды ты скроешь от меня любовницу. По этому принципу.

— Я семь лет мастурбировал, думая о тебе. Ты уже выработала у меня иммунитет к любовницам.

Украдкой гляжу на его мощную руку на руле и, сглотнув, отворачиваюсь. Интересно, если скажу ему, что хочу быть одна, он отступит? Или эта гора мышц не будет давать мне прохода, пока снова не подчинюсь?

— Ты как-то сказал, что ради меня готов убить. Нормальную женщину это должно напугать.

— Ты нормальная женщина?

Этим вопросом Богатырев опять приковывает мое внимание к себе. За последние дни я неоднократно доказала свою «нормальность», так что смысла спорить нет.

— Тогда почему ты выбрал меня?

Его глаза опасно поблескивают, когда он делает очередную затяжку.

— Я взрослый самец, Рита. Давно наигрался. Я доминант, который жаждет достойного противостояния. Мне не нужна пресмыкающаяся кукла, за цацки причмокивающая при отсосе. Я хочу волчицу. Дикую и необузданную.

Выбросив недокуренную сигарету, Богатырев резко отодвигает свое сиденье назад, выдергивает меня из кресла и усаживает на свои колени.

Край задравшейся юбки едва ли не впивается в бедра, а горячее мужское дыхание обдает мою шею рваным жаром. Словно языки пламени лижут кожу, раз за разом жаля в одно и то же место.

— Я, Рита, не сватаюсь, — шепчет он, пальцами отодвинув мои волосы